Удача в подарок, неприятности в комплекте (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна. Страница 22

Господин Васильев с досадой пристукнул каблуком, приказал резко, срывая на девке гнев на госпожу, чего ранее себе никогда не позволял:

- Ступай к Дарье Васильевне и скажи, что я жду её в кабинете. Разговор у нас с ней серьёзный будет, пусть не мешкает. Ступай!

Горничная опять поклонилась и поспешно вышла, внутренне готовясь к тому, что после беседы с супругом Дарья Васильевна будет лютовать и придираться к каждой мелочи. Ладно, бог с ней, лишь бы тяжёлыми предметами не швырялась, как в прошлый раз, а то ведь, оборони господь, покалечит, куда потом податься? Если только на паперть, так там и без неё, Парашки, сирых да убогих хватает.

Дверь в хозяйскую спальню была приоткрыта, хотя горничная точно знала, что барыня завсегда запирается, дабы супруг али слуги её с полюбовниками не застукали. А то был один раз конфузец с девкой, коя ещё до неё, Парани, служила. Сунулась та, бедолага, как-то раз к барыне в неурочный час, да не из любопытства, а исключительно из благих побуждений. Спросить хотела, мол, может, надо чего госпоже на сон грядущий. Стукнулась тихохонько, дабы не напугать, дверь открыла, а там такой разврат творится, что горничная у распахнутой двери к месту приросла, ноги слушаться перестали. А ту ещё, как на грех, барин шёл, ну, и увидел измену горячо любимой супруги во всей, так сказать, красе. Скандал был страшный, Прохор Захарович тогда супругу первый раз по лицу ударил, полюбовника его голышом из окошка выкинул. Дарья Васильевна, впрочем, стыдливо молчать да по углам таиться не стала, криком кричала, такими срамными словами мужа ругая, что даже лампада в красном углу от стыда погасла, еле затеплили потом. И чем же всё закончилось? Барин сутки пред спальней жены на коленях стоял, прощение вымаливая, да потом ещё цельную неделю каждый её каприз выполнял, дабы прощение заслужить, барыня мужу в отместку сразу двух новых любовников завела и вечером запираться стала, а горничную взашей вытолкали из дома и даже имя её упоминать запретили. Конечно, Параня-то от этого скандала только выиграла, её на место уволенной горничной взяли, только стоит ли сейчас лихо будить и в открытую дверь входить? Девок-то, место ищущих, в городе немало.

Девушка неловко потопталась в коридоре, прислушалась, надеясь, что к барыне заглянет кто-нибудь другой, лучше всего, лакей Ерёма, коий при каждом удобном случае норовил по заду шлёпнуть или в тёмном углу потискать, срамник, прости господи, но вокруг царила какая-то даже немного пугающая тишина. Прасковья размашисто перекрестилась, откашлялась и звонко позвала:

- Дарья Васильевна, барыня, Вы спите?

За дверью никто не откликнулся.

- Дарья Васильевна, Вас барин просит к нему в кабинет пожаловать, - горничная рискнула чуть посунуться в дверь, дабы понять, в каком углу кликать барыню.

В спальне царила темнота, в первый миг показавшаяся абсолютно непроглядной.

- Дарья Васильевна? – неуверенно позвала Прасковья, опасливо заходя внутрь и готовясь каждую секунду задать стрекача, словно перепуганный заяц. – Барыня, Вы тут?

И опять на зов никто не откликнулся, вокруг было темно и тихо. Пожалуй, даже слишком тихо. И уж совершенно точно чрезвычайно темно.

«Спит», - решила горничная, приободрилась и уверенно прошла к окну, отдёрнула шторы, мягко с чуть слышной укоризной, воркуя:

- Заспались Вы сегодня, барыня, а барин Вас к себе в кабинет просит.

Тяжёлые, не пропускающие ни единого лучика света шторы наконец распахнулись, в комнате моментально посветлело, и девушка окончательно успокоилась. Право слово, вот она трусиха, собственной тени испужалась! Уже даже негромко посмеиваясь над собственной робостью, Прасковья повернулась от окна, да так и застыла, широко распахнутыми глазами глядя на лежащую на полу, залитую кровью барыню, чьи красивые черты навеки сковала маска удивления и даже лёгкого пренебрежения.

- Ба-а-арыня, - ахнула горничная, всплеснула руками, а потом завопила в голос и бросилась из комнаты с такой скоростью, словно за ней по пятам покойница бежала и схватить норовила.

В панике девушка не заметила лужи крови, поскользнулась, взвизгнула пущу прежнего и в коридор едва не на четвереньках выпала.

- Ты чего вопишь, труба Иерихонова? – прицыкнул на горничную управляющий, наблюдающий за тем, как проходит уборка в коридоре. – Всех своими криками переполошила! Вон, Прохор Захарович и то прибежал.

Параська бухнулась господину Васильеву в ноги, обхватила его колени двумя руками завыла – запричитала, обливаясь слезами и покачиваясь из стороны в сторону:

- Барин, ох, барин, бяда-то какая! Дарью-то Васильевну, голубку-то нашу, зарезали!!!

Прохор Захарович побелел, сравнявшись по цвету с убиенной супругой, оттолкнул пинком путающуюся в ногах девку и бросился в спальню к супруге, где обхватил, прижал к груди бездыханное тело Дарьи Васильевны и застыл безмолвным воплощением скорби. Он даже не отреагировал, когда пришли городовые, лишь попытался вяло возражать, когда у него попытались тело супруги отобрать.

- Не положено, - грозно рыкнул городовой, - нечего тут. Увести подозреваемого!

Прохор Захарович словно окаменел, перестав понимать, что происходит, куда и зачем его ведут. Когда его втолкнули в кресло, он сел, точнее, упал, словно сломанная механическая игрушка, новомодная забава из Англии. Со смертью Дарьи Васильевны жизнь потеряла для Прохора Захаровича всякий смысл.

Лиза

Как только Алексей Михайлович ушёл, между мной и тётушкой произошла короткая размолвка, суть коей сводилась к очередной моей безуспешной попытке доказать тётушке, что дела семейные всегда деликатные и посвящать в них людей посторонних, пусть и столичных следователей, весьма неразумно. Тётушка в ответ на мои слова лишь расфыркалась насмешливо да заявила, что мала я ещё её жизни учить, молоко на губах ещё не обсохло. Как же это, право слово, досадно постоянно быть маленькой глупенькой барышней, чья главная забота – это рукоделие да чтение романов! Ах да, ещё посещение балов и прогулки по саду в компании горничной или подруг! А я, между прочим, артефактор, способный в течение получаса изготовить амулет защитный, удар отводящий, или кристалл, изменением цвета предупреждающий о добавленном яде, могу даже приворотный артефакт сделать, пробуждающий не поддающуюся разуму страсть.

Только вот мои увлечения артефактикой никто в доме не разделяет. Большинство родственников даже и не подозревают о таком моём интересе, тётушка откровенно называет блажью и капризом, на кои так горазды хорошенькие барышни. Даже Петенька, мой жених и будущий супруг, сие увлечение считает милой дамской забавой, пустячком, не более, а ведь мне так хочется быть ему полезной! Кстати, о пользе… Петеньке-то сейчас, надо полагать, совсем тошно: тётушка убита, дядюшка арестован, дом наводнён чужими людьми и ведь далеко не все по делам служебным прибежали, от любопытствующих-то, скорее всего, и продохнуть нельзя!

Я поспешно метнулась к двери, но на самом пороге была остановлена сердитым тётушкиным окриком:

- Куда это ты, матушка, собралась, позволь узнать?

Лукавить я не стала, тётя страх как не любят, когда ей лгут, а правды она всё одно дознается, мне иногда кажется, что она всевидяща, ничего от неё не скроется.

- К Петеньке пойду, поддержу его в нелёгкий час испытаний.

- Ну ступай, ступай, жена декабриста, тьфу ты, гадость какая, прости меня господи, - усмехнулась тётушка. – Слёзыньки своему герою утри, подушечку взбей, одеялком укутай да сказку добрую расскажи, а потом сиди, сны дурные отгоняй. Чай, ему без этого не справиться, ить не мужчина, дитё малое!

- Тётушка! – в этот раз я рассердилась не на шутку, право слово, злоязычие в сей скорбный час совсем не уместно. – Да что же Вы так злы на жениха моего, что он Вам дурного-то сделал?!

- На тебя роток раскрывает, а сам ничего из себя не представляет, - огрызнулась тётя и властно рукой махнула, все возражения пресекая. – Иди уже, а то огневаюсь, из дома не выпущу, будешь у себя в комнате сидеть, святцы читать да рукодельничать. Может, хоть вышивку месяц назад начатую завершишь сама, а не горничная твоя как обычно.