Удача в подарок, неприятности в комплекте (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна. Страница 27

- Сударыня, - я мягко, дабы не оскорбить трепетную барышню, снял её пальчики со своего рукава, - прошу меня простить, но мне нужно идти. Дела служебные не терпят отлагательств, а потому, если Вам нечего мне сообщить…

- Петенька не повинен в смерти тётушки, - выпалила Елизавета Андреевна и снова залилась жаркой мучительной краской.

Кто о чём, а Лиза всё о Пете. Можно подумать, я в чём-то её ненаглядного обвинял. Да он муху на стекле раздавить и то не сможет, как его вообще в армию взяли такого, нежного! Не удивительно, что белогвардейцы проиграли, с такими Петеньками в отрядах у них вообще не было шансов против решительно настроенных красноармейцев.

- Сударыня, - я вежливо приподнял уголки губ в успокаивающей улыбке, - Вы перенервничали, извести о гибели Дарьи Васильевны Вас потрясло…

- Перестаньте говорить со мной как с нервической барышней, коя при малейшем беспокойстве сознание теряет, - неожиданно вспылила Елизавета Андреевна. – Я всего лишь хотела спросить: ежели Вы уверены в невиновности Петеньки, то почему гневаетесь на него? За что?

Ого! А эта барыня не устаёт меня удивлять! В голове всплыл услышанный от Сашки анекдот: «С непредсказуемой женщиной не соскучишься, никогда не знаешь, чего от неё ждать: бездомного котёнка, безудержного секса или цианида в борще». Надеюсь, травить меня Елизавета Андреевна не захочет, но лучше, пожалуй, в конфронтацию с ней не вступать, а то мало ли, что она может учудить, с её-то страстностью. Я с пробудившимся интересом посмотрел на стоящую рядом со мной девушку, отметив, что она очень даже мила и аппетитна. Невинна, разумеется, но лично мне это даже нравится… Так, стоп, Алексей Михайлович, что-то Вас совсем не в ту сторону заносит, Вы ещё слюной капать начните на непорочную девочку лет на десять младше, тоже мне Гумберт Гумберт из «Лолиты»! Елизавета Андреевна очаровательна, спору нет, но она, цитируя классика: «другому отдана и будет век ему верна». И помимо этого, барышня слишком хороша для короткой интрижки, а что-то больше и серьёзнее ты ей предложить не сможешь, ведь твоё сердце без остатка отдано Лике.

Я вздохнул, отодвинулся от Елизаветы Андреевны и ровным тоном, словно речь шла о предметах совершенно незанимательных, произнёс:

- Уверяю Вас, сударыня, вы заблуждаетесь, я не гневаюсь на Вашего жениха. А теперь прошу меня простить, мне нужно идти.

Я звучно щёлкнул каблуками, коротко поклонился и решительно оставил соблазнительную сирену за бортом, на всех парусах направляясь к безутешному вдовцу. Интересно, он действительно оплакивает потерю супруги или не может поверить свалившемуся на него счастью?

У двери в покои Прохора Захаровича стоял даже не один городовой, а два, причём оба настоящие богатыри: высокие, широкоплечие, способные голыми руками из медведя-шатуна коврик сделать. При моём появлении добры молодцы вытянулись ещё больше, буквально пожирая меня глазами и всем своим видом демонстрируя готовность исполнить любой мой каприз. Я коротко кивнул служивым и спросил больше для завязывания беседы, чем получения ответа:

- Хозяин дома, Прохор Захарович, у себя?

- Так точно, Ваш Выс-родие, - бодро отрапортовал один из городовых. – Оторван от тела супруги и доставлен в свои покои, где и ожидает допроса.

- В каком смысле оторван? – моё воспитанное на голливудских ужастиках воображение мигом нарисовало омерзительную картину, щедро залитую кровью.

- В самом прямом, - отозвался второй городовой, отличающийся от первого курносым носом и светло-карими глазами, которые так и подмывало назвать шалыми, - мы когда к убиенной-то вошли, он тамотки прямо на полу сидел и жену, тело её значится, к груди прижимал. Вроде как выл ещё, но енто не точно, врать не буду, не прислушивался. Мы, ясное дело, его от убиенной уводить, а он вырывается, рычит, скалится, с губ слюна капает, а глаза, вот вам крест, алым полыхают. По всему видать, вомпер он, крови свежей захотелось, вот жёнку и прирезал.

«А вдоль дороги – мёртвые с косами стоят. И тишина…» - само собой всплыло в памяти, я даже увидел кадр из до сих пор любимого фильма «Неуловимые мстители».

- Вы бы, Ваше Высокоблагородие, один-то не входили, - опасливо прошептал впечатлённый рассказом напарника городовой и поспешно перекрестился, - батюшку бы подождали, мы за ним, только прикажите, сей же миг пошлём.

- Какого батюшку? – я нахмурился и потёр висок в тщетной попытке ослабить головную боль. – У Прохора Захаровича…

Фразу я не закончил, пусть и с опозданием, но сообразив, что речь идёт о священнике. Чёрт, я же в начале двадцатого века, в эту пору церковь играла весьма значительную роль в жизни общества! Без благословения попа, считай, ни одно дело не начинали, а я чуть не ляпнул про родителей хозяина дома, явив тем самым свою религиозную несостоятельность. Вот же блин, выкручивайся теперь, городовые-то даже рты приоткрыли, чтобы ни единого слова не пропустить. А потом всенепременно другим нашу беседу в красках перескажут, а учитывая их фантазию буйную…

Я кашлянул, расправил плечи, на фоне двух богатырей чувствуя себя самым настоящим доходягой, и уверенно, дабы даже тени сомнения не возникло, произнёс:

- Я укрепил себя молитвой, а потому вампиры и прочие проявления нечистой силы мне не страшны. А по поводу вызова священника – это не нам решать, а хозяевам. По совести, после случившегося дом всенепременно освятить надо, дабы упокоить душу убиенной и вернуть благость под крышу сию.

О, как завернул, даже самому понравилось! Городовые те и вовсе мало не прослезились и размашисто перекрестились, причём так синхронно, словно годами репетировали. Разумеется, более мне никто препятствовать не посмел, наоборот, передо мной едва ли не с поясным поклоном дверь распахнули и шепотками восхищёнными провожали, словно я в открытый космос отправлялся. Честное слово, я даже забеспокоился, на миг подумав, что сказки про вампира могут оказаться не такими уж и волшебными. Чем чёрт не шутит, мало ли безумцев на белом свете? Но одного взгляда на поникшего, словно сдувшийся воздушный шарик, мужчину, сломанной марионеткой сидящего в кресле, было достаточно, чтобы понять: никакой он не кровожадный убийца, просто у него в один миг рухнул весь мир. И он теперь не знает, как, да и стоит ли вообще жить дальше.

Прохор Захарович поднял на меня тусклые, как у больной собаки, глаза, вяло шевельнулся, пытаясь встать, но движения даже не закончил, опять сникнув и погрузившись в апатию. После смерти Лики, точнее, того позорного суда, когда я не смог призвать к закону водителя-убийцу, я тоже вот так неподвижно застывал на одном месте, словно игрушка с разряженной батарейкой, а потом не мог вспомнить, куда и зачем направлялся. Если бы не помощь друзей, наверное не выкарабкался бы.

Я вздохнул, подхватил стул (тяжёлый, зараза!), поставил его рядом с креслом господина Васильева и, не дожидаясь приглашения, сел. Прохору Захаровичу сейчас явно не до демонстрации хороших манер, так что излишняя самостоятельность с моей стороны в данный момент никого не шокирует.

Прохор Захарович на моё самоуправство не отреагировал вообще никак, так и продолжал сидеть, незряче глядя в пол, словно там, внизу, был спрятан самогонный аппарат или проходил футбольный матч, где наша команда, в кои-то веки, выигрывала.

- Господин Васильев, - я решительно тряхнул мужчину за плечо, привлекая к себе внимание и заодно выводя его из ступора, - господин Васильев, Вы меня слышите?

Врачи ещё советуют таких вот пациентов водой обливать или по щекам бить, но как-то мне не очень хочется с подобных методов беседу начинать. Воспитание, опять же, не позволяет руки распускать, пусть и во имя пользы дела.

Прохор Захарович глубоко вздохнул, как человек, пробуждающийся от дурного сна, с силой потёр глаза, расправил плечи и если и не бодрым, то по крайней мере вполне звучным голосом произнёс:

- Прошу прощения, после смерти жены я немного не в себе.

Ещё бы! У меня Лики уже год как нет, а всё равно по временам так тоска сердце сжимает, что хоть волком вой. Зря говорят, что время лечит, оно лишь притупляет боль и загоняет её глубоко внутрь, словно осколок, который вытащить из тела не получается.