1910-я параллель: Охотники на попаданцев (СИ) - Осипов Игорь. Страница 36

— Не надо лекаря. Сейчас отступит.

— Что это было? — снова спросила Ольга, взволнованно вглядываясь в мое лицо.

— Болезнь. Я же говорил, что моя душа сродни разбитой амфоре, склеенной из разных кусков. Иногда трещины начинают болеть, — едва шевелящимися губами ответил я, а потом показал на прикроватную тумбу. — Воды.

Ольга, все так же придерживая халат, протянула мне обычный гранёный стакан. Прохладная жидкость прокатилась по горлу, казалось, впитываясь в тело раньше, чем достигала желудка.

— Евгений Тимофеевич, — сухо заговорил стоящий в дверях Дмитрий, — там к вам посетитель. Очень настаивает.

— Кто? — выдавил из себя я и встал, поправив белые подштанники. Дрожащие пальцы притронулись к завязкам на поясе коротких, до середины голени, солдатских бумазейных кальсон. Я как-то выиграл спор у ротного кирасиров, что заточу в кирасе перочинным ножом карандаш, и тот в качестве презента преподнёс ящик казённого нательного. А почему нательного? Просто, мы были пьяны, и я поспорил на то, что в ящике, не глядя. Там оказалось нательное, а так как я не имел предрассудков хвастаться нижним бельём, то весьма полезный, хоть и неказистый выигрыш пришёлся к месту. Хотя, если бы знал, что в соседнем ящике лежит новенькая электрическая печатная машинка, поспорил бы на неё.

— Штабс-капитан из полиции. Некий Семён Баранов. Просить?

Я неспешно встал, скользнув ногами в тапки, и поставил на тумбу пустой стакан.

— Пусть обождёт немного, — протянул я. — Внизу. Сейчас спущусь.

Дима кивнул и молча удалился.

— Может, завтра? — произнесла Ольга. — Сегодня к лекарю сходишь. Отлежишься.

— Не помогут тут лекари. Нужно искать средство меж пришлых. Хотя я три года уже ищу без результата.

— Но все же…

— Сейчас пройдёт. Оно всегда быстро проходит.

Я вздохнул, тряхнул головой и взял с плательного шкафа вешалку с вещами. Пальцы тряслись, и потому не с первого разу получилось застегнуть пуговицы на сорочке, а потом попасть концом застёжки «молнии» на сюртуке в паз.

Ольга тоже начала одеваться, но к этому моменту я уже вышел из комнаты.

А в парадной зале меня уже ждал невысокий мужчина лет двадцати пяти в полицейской форме. Белый двубортный китель с серебристыми пуговицами и синие галифе с оранжевой выпушкой по шву были тщательно выглажены, а высокие хромовые сапоги начищены до зеркального блеска, словно воронёная ружейная сталь. В левой руке он держал белую фуражку с лакированным козырьком. А на поясе висела отнюдь не шашка, а настоящий драгунский палаш, похожий на тяжёлую шпагу. С другой стороны виднелась большая деревянная кобура. Ещё одной отличительной чертой полицейского были пышные рыжие усы, которые он пригладил пальцами при моем появлении.

— Разрешите побеспокоить, господин коллежский асессор, — произнёс он, рассматривая меня с лёгким прищуром.

— Можете называть меня без чинов, — произнёс я, подавая ему руку.

— Тогда представлюсь, — ответил полицейский, пожав мою ладонь. — Семен Петрович Баранов. Штабс-капитан. Уголовный сыск.

Я кивнул, а потом показал на обеденный зал, войдя туда, громко позвал кухарку.

— Маша, два кофия. И гренки, жаренные на постном масле.

Кухарка выглянула из боковой двери и коротко кивнула, прежде, чем исчезнуть.

Мы сели за дальнюю часть стола, ожидая лёгкий не то завтрак, не полдник. Причём остальные мои подопечные уже откушали.

— Уголовный сыск нечастый гость у нас. Чем обязан?

Штабс-капитан открыл рот, чтоб ответить, но замер, уставившись на дверь. А так как я сидел спиной ко входу, то пришлось развернуться. Зрелище открылось прелюбопытнейшее.

В парадный зал по лестнице спускалась Аннушка. Все бы ничего, но девушка, одетая в лёгкое ситцевое платьице голубого цвета, шла, выставив вперёд руки и натянув на глаза толстый чёрный шарф. И шла она босиком.

Я сначала не понял, а потом вспомнил свой совет, тренироваться в хождении по помещению с закрытыми глазами. Вот уж не думал, что недавнее уверование в свои силы сделает ее настолько старательной в обучении.

Анна осторожно спустилась, на несколько мгновений замерла, а потом повернулась в сторону обеденного зала. Она вытягивала вперёд ногу, делала небольшой шаг, и замирала на мгновение, с тем, чтоб повторить действие. Губы ее шевелились, словно она шептала что-то.

Мы молча сидели и глядели, а она прошла в обеденный зал. Прошла, однако, не с первого раза, а сначала упёрлась руками в косяк, ощупала его, улыбнулась, а потом снова двинулась дальше, шепча под нос. В какие-то моменты казалось, что она просто играет в обычную детскую игру, однако дойдя до стола, она остановилась.

— Сейчас брякнет, — пробормотала она и вытянула ладонь с растопыренными тонкими пальчиками, толкнув спинку свободного стула, отчего тот легонько проскрипел ножкой по паркету.

— Ага, — снова произнесла она и повернулась влево, обходя длинный, покрытый белой скатертью стол. Босые ноги тихонько шлёпали по прохладному деревянному полу. Дойдя до поворота, она снова замерла.

— Упадёт.

Я сперва не понял, а потом перевёл взор на простенький натюрморт, висящий на стене. Наверное, его она имела в виду. И ведь правда, если продолжит идти в том же направлении, то уронит картину на пол. Та и без того плохо держится.

Девушка повернула и почти на цыпочках прошла ещё пять шагов, прежде чем опять остановиться.

— Звякнет, — прошептала она, отведя правую руку в сторону. Ее пальцы задели серебряную ложечку, стоящую в неубранной после завтрака чашке какао, и та уподобилась колокольчику.

— Гладкое, холодное.

Правая рука дотронулась до кафельной плитки, которой был облицован камин.

Я поглядел на штабс-капитана, легонько улыбнувшись тому, какое у того было сейчас вытянутое в недоумении лицо. Для него сие зрелище являлось, наверное, совершенной дикостью. Хотя, я тоже был не частый свидетель подобного, но все же довелось созерцать. Как-то даже имел возможность подглядеть, как опытный провидец ножи метал в доску.

Через несколько шагов Аннушка дошла до нас, высунув от усердия кончик языка, как гимназистка на диктанте. Босые ноги мягко ступили, и девушка не дойдя всего одного шага, нахмурилась, а потом нерешительно подалась вперёд, коснувшись плеча штабс-капитана. Полицейский деликатно кашлянул, и Анна отдёрнула руку, а затем резко стянула с глаз повязку. Лицо девушки покрылось густой краской румянца. В этот момент она очень походила на тургеневскую барышню, как их изображают в театре и книгах. Лёгкую, светлую, невинную.

— Сударыня, — начал штабс-капитан, пригладив усы, и привстав, — ваше присутствие подобно явлению ангела господня.

Анна покраснела ещё больше и бросилась к двери. На самом выходе она остановилась, и, не оборачиваясь, бросила через плечо тихие слова.

— Красивые. И пахнут чудесно.

— Что она имела в виду? — сев на место, спросил штабс-капитан, когда девушка покинула помещение. Он все ещё глядел на дверь, ведущую из обеденного зала.

Я пожал плечами.

— Государственная тайна. Но все же вернёмся к цели вашего визита.

— А, — повысил голос полицейский, — так, вашего клиента поймали.

— Какого? — нахмурился я.

— Ну, не каждый день находят взломщика, который сидит посреди дома с надутым видом, а на допросе говорит, что ничего не помнит.

— И как он выглядит?

— Да казашонок вроде бы. Или киргиз. Но матерится знатно. Я даже слова за ним приказал записывать, уж на что я любитель порой словечко загнуть, но половины точно не слышал. Вот, скажите мне, Евгений Тимофеевич, что значат слова пруфы и дауны?

— Сейчас, Семён Петрович, — с улыбкой произнёс я, а потом откинулся на спинке стула, но наверное слишком быстро, так как перед глазами промелькнули тёмные круги, оставшиеся от приступа. — Дневальный! Никитина кликни!

— Да, — продолжил полицейский, немного ёрзнув на стуле, — у меня просьба будет деликатная. Мы контрабандиста хотим задержать, но вот подозрений маловато. Нам бы его под видом вашего клиента взять.