Острова объяты тьмой (СИ) - Лангрейн Тори. Страница 46

Но зато теперь Аня решила рассмотреть карту созвездий до конца, как раз примеряясь к тому кусочку прямо над кроватью Тимура, который ускользнул от её внимания прошлый раз. Приподнявшись на локте, она вытянула правую руку и пальцем стала помогать себе, поводя из стороны в сторону, точно повторяя контуры на потолке.

До боли знакомые контуры, стоит отметить.

Вон та лампочка побольше, с опоясывающими кольцами камней из фосфоресцирующих точек — это станция Стракат; а вон те пять центральных и, должно быть, в ночи загорающихся алым — красные карлики Аниса. Относительно небольшие и не столь горячие, но собранные в центре галактики, чтобы на манер земного солнца греть теплом ряд других, более пригодных к жизни планет.

Как-то на третьем курсе (ей как раз стукнуло двадцать лет) Аня подалась в писательство. Поэтом она была давно, со своими трепетными, юными, но по-особенному теплыми стихами, а вот более фундаментальная проза так-то легко в руки не давалась. Это и не огорчало, Аня писала больше для души, чем действительно хотела зарабатывать чем-то подобным на жизнь, но с легкого пинка Тимура, первым прочитавшего её тогдашнюю повесть, решила подать заявку на участие в конкурсе романтической фантастики.

Конечно же, ничего она не выиграла. Даже в пятерку лучших не вошла. Однако придуманную историю, с далекой галактикой под названием Анис Алый, населенную народами, так похожими на древних славян (если бы у тех были высокоразвитые технологии будущего); со сбежавшей от убийц наследной княжной и космической станцией на удивительной, полностью покрытой океанами планете — это Анна помнила до сих пор. Она сама, кривенько, от руки, на тетрадных листах посреди лекций о славянской мифологии рисовала карту той вымышленной галактики… Карту, которую Тимур видел каждый раз, когда ложился в свою постель.

— Но почему именно мои звёзды, — прошептала она тихо и ошарашено. Опустилась на подушку, закрывая лицо ладонями, едва ли в силах сделать вдох от оглушительно бьющегося о грудную клетку сердца.

Как-то разом воспоминания подкинули и вчерашнюю её истерику, и его крепкие объятия, и ни разу не дружеский поцелуй в губы.

А ещё просьбу.

Насколько бы хорошо Аня не знала Тимура, но в то, что ему несложно залезть в мозги к человеку, тем более к такому непробиваемому манипулятору, как Максим Сергеевич, поверить было трудно. Как и в собственный остров. Как и в медведицу в роли домашнего питомца. Хотя всё это случилось на самом деле. Её повседневность, расколовшаяся на куски у перевернутого автобуса, казалось, слишком легко приняла новые правила игры. Но они нравились девушке гораздо больше тех, что существовали меж работой и домом, там, в далёком извечно пожухлом Питере.

За окнами всё это время раздавался какой-то гул, больше походивший на лирические напевы. Анна, наконец обратившая на него внимание, поднялась с постели и подошла к балконным дверям. Когда часть стеклянной стены с лёгкостью отъехала в сторону, девушка вышла на небольшой балкончик, едва ли в два человечески шага длинной. И в удивлении замерла.

На ровно выстриженном газоне заднего двора рядком выстроилась труппа Театра русской культуры. Они стояли со стеклянными глазами и ничего не выражающими лицами, но притом активно шевелили ртами, весьма вдохновлено выводя:

— Ой, цветёт кали-и-и-и-на, в поле у ручья…

— О, моя любимая, — изумленно проговорила Анна.

Её взгляд переместился на ссутуленную фигуру Тимура, который сидел тут же, на широких перилах балкона, свесив ноги вниз, и вместо палочки пытался дирижировать самокруткой.

— Парня па-а-а-любила на свою беду:

Не могу откры-ы-ы-ться, слов я не найду.

— А вот и ты! — Его губы растянулись в широкой улыбке, едва он заметил Анну. — Как спалось?

— Тим, у тебя зрачки расширены.

— Он живет — не зна-а-а-а-ет ничего о том,

Что одна дивчи-и-и-и-на думает о нем…

— Смотри лучше вниз, сейчас будет нечто более увлекательное.

Аня хотела возразить, но по чистой инерции вновь взглянула на коллег и поначалу даже не поняла, что происходит. К третьему куплету вокалисты ни с того ни с сего как по команде стали опускаться на землю, не переставая растягивать слова в подобие песни, с каждой строчкой становившейся всё тише и невнятней. Когда эти бессознательные тела наконец распластались на ярко-зеленой траве лужайки и, умолкнув, слаженно закрыли глаза, Анна осторожно поинтересовалась:

— Они что-то приняли?

— Да, мон ами, но всё абсолютно безопасно, — закивал головой Тимур. — Просто немного поспят и забудут события прошедших дней. Кое-кто, конечно, сохранит расплывчатые воспоминания о моём прекрасном острове, но не более того. Да и транспортировать их в таком состоянии куда как проще.

— Но как ты…

— О, не смотри на меня так. Я иду по пути наименьшего сопротивления, меня их благополучие мало волнует, в отличие от тебя.

— В отличие от меня? — Анну вдруг посетила запоздалая мысль о том, что когда её коллеги принялись неуклюже падать на газон, она ровным счетом ничего не почувствовала. Ни жалости, нм укоров совести, ни удовлетворения.

Эти люди, каждый день улыбающиеся ей люди, спрашивающие, как дела и болтающие о пустяках, закрывали глаза на всю творившуюся дичь. Начальник, что постоянно распускал руки и вываливал ворох пошлых шуток, как ушат ледяной воды за шиворот, для них был богом. Анна, к чьей помощи они постоянно прибегали — подушкой для битья. Поводом, чтобы почесать языки о её перемолотые кости. Что именно в тех сплетнях и слухах было — уже неважно. Что коллеги думали о ней — теперь тоже.

Никто друг другу. Простые люди, живущие своей простой жизнью. Без сочувствия и поддержки, они проходили мимо, пожимали плечами и принимали свою дозу повседневной нормы. Ничем ей не были обязаны.

И это правда. Нет смысла злиться на них. Как не нужно больше беспокоиться об их здоровье, счастье и потраченных нервах.

Она ведь тоже ничем им не обязана.

— Я устала. — Анна протянула руку, чтобы жестом попросить отдать ей свернутую в бумажную трубочку травку.

— Она крепкая, сильно не затягивайся, — произнёс Тимур, передавая ей сигарету.

— Я думала, ты завязал с наркотиками.

— Осуждаешь?

— У тебя была тяжелая реабилитация. — Аня аккуратно подцепила губами суженый край самокрутки и втянула в себя немного горчащего дыма. — Я сильно переживала. Не хочу, чтобы ты из-за меня сорвался.

— Согласись, это лучше, чем героин.

— Не соглашусь.

— Я вменяем. И знаю, что делаю, — отрешенно проговорил Тимур. — Из зависимости бесследно не выходят, её заменяют на другую, ту, которая приносит меньший вред. И ты здесь не причём. Не напрямую, по крайней мере.

— Обнадёжил.

В повисшем между ними молчании словно бы тягучими пластами залёг влажный тропический воздух. В нём явственно ощущалась какая-то вопиющая недосказанность. И неозвученные вопросы из самой глубины сердца.

Анна затушила окурок и щелчком отправила его в полёт с балкона. Вниз, туда, где в живописных позах раскинулись бессознательные тела её коллег.

— Ань, не надо… — Тимур вздрогнул, когда тонкие руки обхватили его за талию, а на плечо опустился чужой мягкий подбородок.

— Потерпи пару минут, пожалуйста. — Аня смущенно потерлась носом о разгоряченную солнцем бледную кожу, попала в татуировку какой-то демонической рожи и улыбнулась. — Тим, я, кажется, в тебя по уши…

— Отойди, прошу, — сквозь зубы процедил парень, стараясь как можно аккуратнее отстраниться. — И подумай десять раз прежде, чем сказать то, что собиралась!

Анна застыла лишь на мгновение, за которое успела сделать тяжелый вдох и на выдохе пробормотать извинения. Руки она сразу же убрала, поспешно и как-то неловко, а после резко развернулась, чтобы уйти с балкона.

«Так будет лучше», — подумалось Тимуру вскользь.

Пусть бы злилась на него. Пусть бы к вечеру села на катер вместе со своими коллегами и уехала на материк. Да, пришлось бы потом долго просить прощения за грубость. Объяснять, что правда дорожит их дружбой… Но нет же, в груди всё рвалось наружу от этого её расстроенного голоса и проклятой сосущей пустоты, которая вновь накрыла с головой, когда она разорвала объятия.