Последняя Мона Лиза - Сантлоуфер Джонатан. Страница 54

– Из Лувра позвонили, – сообщил Смит, вернувшись в номер после очередного перекура.

– Быстро они. Ты же только отослал фотографии, сделанные у мадам Леблон?

– А ты бы не позвонил человеку, приславшему тебе фотографии еще одной «Моны Лизы», будь ты куратором в Лувре? – Смит помолчал. – Они позволят мне осмотреть настоящую картину, учитывая полномочия Интерпола, но есть одна загвоздка… Я должен идти один.

– Что? Я-то думал, мы заодно. Один за всех, и все за одного! Ты называл меня своим помощником… Значит, ты «слил» меня, Смит?

– Нет. Просто они требуют документы, а у тебя их нет.

– А у тебя, значит, есть? Надолго ли? – Я понимал, что бью ниже пояса, но слишком уж обидно мне стало. Мне хотелось быть там, принять участие в открытии, каким бы оно ни было. Ведь я это заслужил.

– Таково их условие, нравится тебе это или…

– Условие, которое ты принял.

– Послушай, мне и так пришлось на них давить. Я пригрозил опубликовать то, что у нас есть, если они не дадут мне посмотреть на картину, но это все, что мне удалось добиться. К тому же, я не могу выполнить свою угрозу. Сегодня вечером, после закрытия, я иду в Лувр на частный просмотр с директором. Таков договор, и он окончательный.

Вот чем все в итоге закончилось; вот награда за все, чем я рисковал – я оказался за бортом. Я долго молча смотрел на него, потом опустился на стул.

– Я ведь говорил тебе, что мне кое-что нужно, что я, может быть, напишу об этом, и ты согласился.

– Может, и напишешь, если ты так этого хочешь.

– Это не вопрос желания. От этого зависит моя работа. – Я смотрел в окно на клонившееся к закату солнце, и возбуждение вместе с разочарованием выходили из меня, как воздух из пробитой шины. Столько напряжения, надежд и потерь… все напрасно? Если я не смогу написать об этом открытии, что мне вообще теперь делать?

– Слушай, я обещаю рассказать тебе все, что удастся найти. Мы хорошо поработали, дружище, и дело еще не закончено.

– Для меня закончено.

– Это неправда. Перестань ныть, Перроне, это некрасиво.

– Вот как, ты собираешься давать мне уроки красоты? Сейчас ты посоветуешь мне взять себя в руки и быть мужчиной.

– Не-а, я знаю, что это бесполезно. – Смит улыбнулся, но я не ответил на улыбку. – Как бы то ни было, надо прошерстить тот список коллекционеров, который я тебе дал.

– Почему ты думаешь, что я еще буду тебе помогать?

– Потому что ты очень хочешь знать правду, так же, как и я.

Он стоит напротив гостиницы, глядя на ее потертый кирпичный фасад и дрожа от холода. В Париже еще холодней, чем во Флоренции. Он обещает себе отпуск, где-нибудь в теплых краях, на Карибском море, а еще лучше, на Майами-Бич. Он был там год назад, и ему понравилось: пастельные тона гостиниц, океанские волны, кубинская кухня. Хотя насладиться всем этим было некогда, сработать нужно быстро: день на то, чтобы найти объект, на второй день устранить его, на третий – уехать. На сей раз, он снимет номер в одном из этих отелей персикового цвета, закажет обслуживание в номер и проститутку. Он представляет себе, как лежит под солнцем Флориды, и его бледная кожа постепенно розовеет… его мечты прерывает виброзвонок сотового телефона. Он держит его на удалении от уха – противный гнусавый голос посредника и так слышно.

– Мы получили вашу посылку.

– Хорошо, – отвечает он, припоминая, как снял картину со стены и спрятал ее под куртку, вспомнил дорогой парфюм той богачки, и как он требовал от нее рассказать, что нужно было тем двоим. Она призналась, что они приходили насчет картины, шуточной подделки, и что они сфотографировали картину, и что это были агенты Интерпола. Последнее стало для него сюрпризом, хотя он не очень-то в это поверил. Второй – еще может быть, но Американец-то нет.

– Босс будет доволен, – произнес посредник.

– А как вам?

– Мне? Я даже не открывал пакет. Переслал – и все.

Он знал, что посредник лжет. Несомненно, он вскрывал пакет и видел картину. В этом бизнесе каждый лжец и мошенник, а знание – это сила.

– Вы следите за ними?

– Да. – В его ушах еще звучали стоны богачки: он затягивал на ее шее жемчужное ожерелье, пока она не угомонилась. Оплошал, увлекся. С другой стороны, он ведь всегда подстраховывается, никогда не оставляет свидетелей, которые могли бы его опознать. Посреднику он ничего об этом не рассказал – с какой стати? Он добыл для них нужную информацию, плюс картину, бонусом, бесплатно. Какое им дело, что он немного позабавился, если результат на выходе тот же? Пусть спасибо скажут.

– Вы слушаете?

– Да, – отвечает он, поднимая взгляд на окно гостиницы: его огонь сияет на фоне парижской ночи.

– Дневник у них, – гнусавит посредник. – Босс говорит, что пора его забрать.

Наконец-то, думает он, хотя ему этого кажется недостаточно. Так как быть с Американцем и тем вторым, который работает на Интерпол?

Им нельзя позволить просто так уйти.

Последние несколько кварталов мы шли пешком: Смит хотел сосредоточиться перед встречей в Лувре. Я быстро замерз. К тому же шел снег, и я сказал об этом Смиту.

– В Париже не бывает снега, – рассеянно ответил он.

Раскрытыми ладонями я стал ловить снежинки, летевшие с ночного неба. Они быстро таяли.

– Это называется снег, Смит. А я замерз.

Он велел мне перестать хныкать и погладил по голове, как собаку.

Я стряхнул его руку и плотнее запахнул куртку. Больше всего на свете мне хотелось пойти с ним в Лувр.

– Все, что случилось, – сказал я, – оно ведь должно что-то значить.

– Ну, не знаю, – ответил Смит. – Иногда что-то просто случается – и все. Мы делаем свой выбор и живем потом с этим, но судьбе не прикажешь.

– Глубоко копнул, – съехидничал я, но сам задумался о своем выборе и риске, на который пошел, о своем туманном будущем и грядущей судьбе.

Смит спросил, не жалею ли, что взялся расследовать историю своего прадеда. Я честно ответил, что уже не знаю.

– А я не сомневаюсь, что ты найдешь способ извлечь пользу из этой истории, – сказал он, – и принести пользу людям своими знаниями.

У меня не было такой уверенности. Сейчас мне казалось, что это конец, а не начало чего-то нового, на что я раньше надеялся. Я поглубже засунул руки в карманы, а Смит свернул в небольшой парк, бронзовая табличка на воротах которого гласила, что это сад Катрин Лабуре, [79] а ранее в нем располагался монастырь.

Парк был слабо освещен, деревья и виноградные лозы сплелись в сплошной навес над нашими головами, пятна фонарного света выхватывали из темноты пустые скамейки и участки земли.

– Ну, что, ты готов взять штурмом самый знаменитый музей мира и, может быть, раскрыть тайну столетней давности?

– Готов как никогда. – Смит вытащил из-за пазухи пачку сигарет. Я сказал, что он должен бросить курить, и он пообещал, что скоро бросит.

Едва он щелкнул зажигалкой, и его лицо осветилось, как светильник на Хэллоуин, меня кто-то сильно ударил ногой, я задохнулся и упал. Темный силуэт – в одной руке дубинка, в другой сверкнуло что-то металлическое – метнулся к Смиту, хлестнул его по лицу, они сцепились. Я поднялся, но тут же получил дубинкой по голове – вспышка в глазах, я отшатнулся, Смит ударил напавшего и выбил у него дубинку из рук, но тот продолжал наносить колющие удары. Время замедлилось и двигалось рывками в доли секунды, Смит упал, я снова кинулся на бандита со спины, схватил за горло, повалил… Вдалеке слышались голоса, крики: Arrêt! Arrêt! [80] – громче, потом резкий свисток, но в этот момент бандит вывернулся из моих рук и бросился бежать.

– Люк… – прошептал Смит.

Я склонился над ним и положил руку ему под голову. Мы оказались в пятне света одного из фонарей, как на сцене. Смит судорожно втянул воздух.