Седьмая из рода проклятых (СИ) - Ди Тома. Страница 6
Старуха покрутила в пальцах перстенёк с малахитом.
— Не ценишь ты себя, самый скромный поди выбрала.
— Так неудобно дорогой брать, а этот красивый, камешек мне очень понравился, — начала оправдываться Галя.
— Ладно, пошли в дом, я ужин сготовила.
За ужином Марфа молчала, Галка попыталась пару раз впихнуть дежурные фразы, чтобы разрядить напряженную тишину, но старуха строго осадила:
— Нечего попусту воздух сотрясать, есть что по делу — говори, а всё остальное — бестолковая болтовня.
Было обидно, но зная Марфу, Галя решила к ней не приставать с расспросами, убрала со стола грязную посуду и налила две кружки чая. Чай сегодня был знатным: листья черной смородины и земляники, зверобой, тысячелистник. Галя отхлебывала горячий напиток и мысленно блуждала по своей жизни. Нет, она не привыкла жаловаться и стонать на судьбу, но почему на неё всё так сыпется. Неужели мало того, что она с рождения не знает ни матери, ни отца. Мало того, что у неё вообще нет семьи, и в этом мире Галя совсем одна. Почему у одних есть всё, а у других совсем ничего. От грустных мыслей по щекам потекли горячие слёзы.
— Ну чего ревёшь-то? Обиделась что ли? — Марфа добрыми глазами заглядывала прямо в душу. — У каждого своя судьба, и бремя у каждого по силам. Так что не примеряй чужие жизни, не по тебе они.
— Бабушка, да я понимаю, но всё равно мне кажется это несправедливо. Чем так моя пра-пра-прабабка провинилась? Неужели убила кого-то? Что можно такого сотворить, чтобы прокляли весь род?
— Тут дело не в том, что она сделала, а в том — кому она сделала. Говорила же тебе, перешла она дорогу сильной ведьме, а та прощать не умеет. Ведьма отпускает через месть, вот и прокляла.
— Неужели и вымолить прощения нереально? — искренне удивлялась Галка, — почему она в церковь не пошла, или к ведунье? А вдруг простила бы ее ведьма? Или в то время не знали про проклятия?
Марфа по-доброму рассмеялась:
— Ох, сколько вопросов у тебя, а ответы то точно хочешь знать? Не всегда правда радует, иногда лучше в неведении жить, чем правду знать.
— Хочу знать, очень хочу, — Галка смотрела на старуху умоляющим взглядом, — пусть неприятно будет, допускаю, пусть гадко даже, но мне очень хочется знать за что нас так.
— И не боишься? — хитрый прищур Марфиных глаз сверлил Галку и не давал отвести глаза.
— Боюсь, — честно призналась девушка, — а как можно узнать ответы?
— А как в сказке, спать ляжешь, я над тобой немного помудрую, и во сне увидешь всё, что тебя заботит. Согласна?
— Согласна, конечно согласна, спасибо, бабушка, — Галка от переполняющей радости обняла старушку. Наконец-то она увидит свою мамочку, хоть во сне, хоть не по настоящему, но увидит. А ведь она об этом даже и не мечтала, понимала — нереально.
— Полно тебе, ишь приклеилась, — мягко отстранила её Марфа. — Иди тогда к себе, ложись в постель, а я чуть позже к тебе зайду. Только уговор — глаза не открывай, негоже тебе смотреть на мои премудрости, не для тебя они.
Часть 10
Галка укрылась одеялом с головой, чтобы не было соблазна открыть глаза. Раздался тихий скрип двери, старушечье шарканье и еле слышный звон колокольчика. Через одеяло проникал запах горящей свечи. Неразборчивое бормотание Марфы туманило сознание, Галка начала погружаться в сон.
Первое, что она увидела — это большой луг за деревьями со стадом коров. Галка попыталась оглядеться вокруг, но ничего не получилось. Её глаза были прикованы к молодому пастуху, который прохаживался совсем близко от неё.
— Всё равно будешь моим, не отдам тебя ведьминой дочке, — шепотом произнесла Галка и пошла прямо через пролесок к парню.
Сон был таким явным, что Галя чувствовала запахи, ощущала прикосновения ветвей деревьев, слышала мычание коров и щелканье пастушьего кнута. Но телом своим она не владела, и мысли чужие слышала параллельно своим. Галя догадалась, сейчас она в теле своей прапрабабки и смотрит на всё ее глазами. Выйдя из леса, она увидела молодую черноволосую девушку. Длинные волнистые волосы, расшитый узорами подол сарафана, белёная косынка. Девушка шла навстречу пастуху и несла в руках глиняный кувшин и узелок с едой. Пастух издали махал ей рукой. Волна ярости и ревности окатила Галку с головы до ног, быстро подбежав к парню, она схватила его за руку и прижалась всем телом.
— Ты чего, с ума сошла что ли? — пастух попытался вырваться из цепких объятий Галки. Но Галя не сдавалась, главным для было показать этой чернявой кто в доме хозяин. Та девушка остановилась. Было видно, она решает: идти или повернуть обратно.
— Дарья, иди ко мне, не бойся, — крикнул девушке парень, продолжая отталкивать Галку. — Эта чумная на меня из лесу бросилась и не отцепляется теперь. Да иди ты к чёрту! — яростно сверкнул глазами пастух и с силой толкнул Галку.
Галя упала на траву и в голос запричитала:
— Савушка, родненький, как же я без тебя. Ты же мой суженый, я дитя твоё ношу. Не бросай меня, не разменивай на дочку ведьмину, не будет тебе с ней счастья. Сава!
Галя рыдала очень громко, по задумке чернявая должна была слышать каждое слово. Так и случилось. Дарья медленно поставила узелок и кувшин на землю, выпрямилась, долгим, полным обиды взглядом посмотрела на пастуха и, резко развернувшись, побежала в лес. Пастух хотел броситься за ней, но Галка ловко схватила его за лодыжку, и парень, потеряв равновесие плашмя бухнулся на землю. Ведьмина дочка скрылась за деревьями.
— Ты чего наделала, какой суженый, у тебя от жары рассудок помутился что ли? — пастух в ярости занес над Галкой руку, но вовремя остановился. Бить дочку старосты нельзя, себе потом дороже выйдет. — Какое ты там дитя выдумала, я знать тебя не знаю.
— А хочешь узнать? Уверена, тебе понравится, — Галя призывно улыбалась, сидя на траве. — Станешь моим мужем, батька мой тебя конюхом сделает, будешь на наших конюшнях работать.
— Да я лучше с коровами ходить буду, чем с тобой свяжусь, — отряхивал одежду пастух. — Ты ж на всю деревню прославилась своей дурью, тебя ни один нормальный в жены не возьмет. Я Дарью люблю, не лезь ко мне.
— А вот и возьмет, батьке скажу, так ты и возьмешь! — капризно прокричала Галка и встала с земли. — И никакой тебе ведьминой дочки, со мной жить будешь, я так решила. — Галка топнула ногой и отправилась в деревню.
Густой туман окружил Галину. Шаг, ещё шаг, всё как в молоке, ничего не видно. Вдруг голос слышится:
— Это ты дочка старосты?
— Я, — отозвалась Галка и, сделав ещё шаг, оказалась на лесной поляне с корзинкой в руках.
— Долго я тебя выслеживала, всё ждала, когда одна окажешься. Дождалась! — перед Галей стояла та самая лесная ведьма. — Что глаза вытаращила? Неужто думала, что сойдёт тебе с рук обида девичья? Ты же не какую-нибудь девку оговорила, ты моей дочери жизнь поломала. Была у меня родная кровиночка, а теперь холодная утопленница. Теперь принимай расплату!
Глаза ведьмы пылали лютой ненавистью. Оцепенев от ужаса, Галка не могла пошевелиться. Ведьма хриплым голосом громко и отчётливо проговорила:
— Семь дочерей родятся, семь матерей умрут. Имя на всех одним будет! Не будет у вас мужей, все от вас отвернутся, заступиться за вас некому будет. Мои сестрицы-идолки всех пересчитают, ни одну не пропустят. Будьте вы все прокляты!
Хриплый голос ведьмы оборвался громким криком разлетающихся ворон. Галю снова окружил плотный туман. Куда идти? Шаг, ещё шаг… Галя услышала отчаянный плач матери:
— Батюшка, побойся Бога, она ж дочь твоя родная, как же ты её из дома выгонешь? Прости, оступилась, согрешила, теперь вся жизнь зарезана, что же ты её добиваешь? Пожалей, прошу тебя!
— А вот как согрешила, так пусть и расплачивается! — рыкнул отец. — Не будет староста грехи покрывать, что люди скажут. Виновна она, нет прощения, пусть уходит, не то…
Густой туман, снова шаги в неизвестность. Короткие отрывки, куски жизни её бабушек. Всех гнали, позорили, издевались, и нигде не было покоя и защиты. Каждая беременела загадочным образом и в родах умирала. Деревня, хутор в лесу, село, барщина, монастырь, детдом, снова детдом. Галя плакала во сне, металась по подушке, просила у всех прощения, молила Бога о спасении. И как субтитры, поверх осколков мелькающих судеб, постоянным фоном шёл хриплый голос ведьмы. Слова проклятия врезались острыми ножами и причиняли настоящую физическую боль. Галю будто пинали, швыряли и топтали.