Ты сделан из звезд (СИ) - ".Enigma.". Страница 9

Такие твёрдые.

— Ты сейчас такой красивый, Гюн-а, — говорит хён, смотря на меня снизу вверх и наслаждаясь моей уязвимостью и открытостью. А мне снова стыдно от его слов, и я хочу закрыть лицо ладонями.

Хён собственнически опускает руки мне на талию, пачкая свои пальцы, и помогает мне приподняться вверх. Начинаю двигаться на нём, сдерживая немного болезненные стоны, которые, вместо неприятных ощущений, приносят удовольствие. Сильнее впиваюсь ногтями в его пресс и уже откровенно насаживаюсь на него сам. Как можно сильнее, как можно глубже. Мои губы искусаны в кровь в попытке сдержаться, но это не помогает. Мне слишком хорошо рядом с ним.

Улавливаю стоны хёна и начинаю как-то пьяно улыбаться, игнорируя уставшие ноги. Двигаюсь на нём с титаническим трудом, мои бёдра почти немеют, и на них снова расцветает россыпь отметин пальцев хёна. Почти обессиленно падаю на него сверху, всё ещё возбужденный, и обжигаю дыханием его шею. Касаюсь её губами, прикусываю зубами кожу, наверное, слишком сильно, потому что хён с шипением хватает меня за волосы и оттягивает их назад. В уголках моих глаз застывают слёзы удовольствия и бесконечного счастья. Еле перевожу дыхание от усталости, а хён забирает всю инициативу на себя: вбивается в меня сильными, глубокими толчками и доводит до пика. Снова пачкаю и себя, и хёна, и ощущаю пульсации его члена внутри.

Хочу слезть с его бёдер, но снова падаю ему на грудь и дышу так глубоко, как будто я только что проплыл несколько десятков километров. Чувствую хёна внутри себя, ощущаю его ласковые поглаживания по моей спине. Он помогает мне приподняться и слезть с него, всё ещё держит мою талию и опускает меня рядом с собой, обхватывая меня поперёк груди. Его сбитое дыхание — музыка для моих ушей, и я обнимаю его руку.

Бормочу что-то невнятное и поворачиваюсь набок, пряча лицо на груди хёна. Он обнимает меня в ответ, целует мой взмокший лоб и массирует кожу моей головы.

— Хён, — тихо говорю я куда-то в его шею. — Обещай мне, что не исчезнешь утром, — не знаю, зачем я говорю ему это. Чувствую себя каким-то идиотом, но всё же произношу эти слова, открываясь ему больше.

— Я никуда не уйду от тебя, — шепчет хён в ответ и касается губами кончика моего носа. — Можешь не бояться.

Кожа на его груди становится влажной от моих слёз.

***

Никак не могу понять, почему не звонит будильник. Каждый день учеба и тренировки, но сегодня почему-то странная тишина. Приоткрываю один глаз, а солнечный лучик, отраженный от моей золотой медали, обжигает роговицу. Делаю вдох, снова жмурюсь и скидываю уголок одеяла с плеча. Слишком жарко, чтобы прикрываться.

Сонно мямлю и вообще не хочу просыпаться. Как обычно сую руку под подушку и задеваю что-то прохладное и гладкое, с острыми краешками. Догадываюсь, что это. Где-то подо мной к липкому боку точно приклеилась еще одна упаковка от презерватива, возможно, даже не распечатанная. Улыбаюсь, как полный дурачок и чувствую себя каким-то особенным, выигравшим вчера не только свою медаль, но и шанс на человеческое счастье.

Ощущаю, как приятно моя задница приклеилась к его бедрам, и не хочу отодвинуться даже на миллиметр, несмотря на страшную духоту. Наоборот, двигаюсь ближе и прижимаюсь спиной к руке.

— Уже проснулся? — голос хёна, приятный и низкий, совершенно меня не пугает. Улыбаюсь еще шире и прячу лицо в подушке. — Я думал, ты совсем не собираешься вставать. На всякий случай я выключил будильник, подумал, что тебе можно сегодня подольше поспать.

— Не хочу никуда идти, — пытаюсь говорить лениво и прикусываю подушку, чтобы сдержать улыбку. — Я хорошо поработал вчера. Можно мне сегодня выходной?

Хён тяжело поворачивается набок и прижимает меня за грудь. Чувствую, как он заглядывает через плечо, и кошусь на него хитрым взглядом.

— Не хочешь заниматься сегодня, значит? — с долей заигрывания спрашивает он, обращаясь как будто не ко мне, но хватка его становится все жестче. — Ты понимаешь, что разлагаешься сам, а еще заставляешь меня сделать то же самое?

— Разве мы не заслужили?

Пытаюсь стоять на своем и наигранно дую щеки, когда меня снова накрывают одеялом с головой и все сильнее вжимают в кровать. Чувствую его губы на кончике носа, затем на губах, невесомо касаюсь их поцелуем и вообще не хочу покидать своего укрытия. Пусть мне будет жарко, мокро и даже немного больно, но пусть это все будет именно с ним.

— Хён, — тихо зову, нахожу его ладонь и сплетаю наши пальцы. — Я ведь не знаю, что такое любовь, но сейчас, лежа под одним одеялом, чувствую, будто ты мне как родной. Не знаю, правильно ли это говорить, но я чувствую то, что чувствую…

Он кладет мне палец на губы и сминает их на сторону, видимо, для того, чтобы я замолчал. Я и замолкаю, пробую поцеловать его ладонь, но он лишь кладет мне ее на щеку.

— Не сомневайся, — как-то неоднозначно обращается хён ко мне, и я не понимаю, что он хочет этим сказать. — Никогда не сомневайся в своих чувствах, Гюн-а.

Выворачиваюсь из его объятий и ползу на свой край моей же кровати. Я рассчитывал услышать совсем не то, думал, что он меня поддержит, и что эта ночь была не просто так. И, кажется, даже вслух шепчу себе под нос, что я идиот.

— Ладно, — обиженно бубню, наконец отклеиваю надоедливый пакетик от своего бока и бросаю его через плечо. — Спасибо, что честен со мной. Я ничего и не ждал.

Движения его пальцев по моей шее теперь кажутся не такими ласковыми, будто все цвета в мире поменялись на противоположные. Когда он касается меня за ухом, мне хочется повернуться, но я чувствую себя хрупким хрусталем, готовым в момент развалиться.

— У тебя очень красивая шея, — шепчет он и касается ее губами в паре мест, понятных мне без слов. — Говорят, что у человека родинки там, куда его больше всего целовали.

Я молчу, не знаю, что ответить, я в такое не верю, просто жду его дальнейших действий. Когда он щекотно перебирает пальцами по моему позвоночнику, я невольно покрываюсь мурашками и чувствую легкое возбуждение. Очень некстати. Если так пойдет и дальше, то я забуду, что обиделся.

Хён быстро ныряет под одеяло, а я не могу вдохнуть до того самого момента, когда его губы касаются моего копчика, а кончик носа трется о влажную кожу. Откидываю одеяло и ужасно хочу поцеловать хёна, просто до самого настоящего безумия. Но он прижимает меня к кровати за плечи и смотрит прямо в глаза.

— С самого первого совместного занятия хотел сделать именно это, — смеется он, а я впервые вижу его таким довольным. — Она у тебя слишком красивая, ровно посередине.

— Но я же… Всегда был в плавках… Ты не мог…

Он снова прерывает меня приложенным к губам пальцем, и в этот раз я тяну его ладонь к себе, почти невесомо целуя запястье.

— Не всегда, Гюн-а… Не всегда…

Мне становится ужасно стыдно, но только за то, каким именно он мог видеть меня в душе.

— Молчи… Пожалуйста… Только молчи…

В порыве слепой страсти кидаюсь ему на шею и тяну на себя. Хочу быть ближе… Еще ближе, насколько это вообще возможно между двумя людьми. Мне чертовски мало прошлой ночи. Хватаюсь ладонями за лицо, путаюсь в волосах и очень неожиданно даже меняюсь с хёном местами. Откидываю собственную челку и рассматриваю его лицо, будто вижу впервые.

— Ты следил за мной? Ты следил, как я слежу за тобой?

Его взгляд говорит мне больше, чем нужно. А после своего фирменного жеста с подмигиванием обоими глазами, я чувствую, что превращаюсь в желе и укладываюсь у него на груди.

— Бросать косые взгляды и подглядывать можешь не только ты, — вздыхает он, словно сказал что-то очевидное, и целует меня в маковку. — Как видишь, у меня это получается несколько лучше. Можно я тебе расскажу маленький секрет? — и я киваю, не упуская возможность потереться о его кожу щекой. — Ты был очень хорошим спортсменом, и я сделал тебя чуточку лучше, чемпион. С самого начала я взял тебя к себе, потому что немного… Подзапал на тебя…

Поднимаю голову и округляю глаза до такой степени, что они вполне могут вывалиться от шока. Жёсткий и бездушный тренер Че Хёнвон сейчас прямым текстом говорит мне, что…