На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич. Страница 57
В те тревожные июньские дни граждане ГДР как никогда ждали выступлений руководителей партии и государства. Никто не понимал, почему молчали Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт и Отто Гротеволь. Их молчание породило разные слухи: говорили, что В. Ульбрихт уже арестован советскими властями, поскольку отказался поддержать «новый курс», В. Пик, находившийся тогда на лечении в Москве, якобы убит людьми генсека и другие. Как считают ряд историков (Н. Н. Платошкин [355]), возможно, если бы вожди СЕПГ в те июньские дни обратились непосредственно к народу, то ситуация в стране не дошла бы до критической черты 16–17 июня 1953 года. Но творцы «нового курса» упорно молчали, поскольку сами до конца не понимали, как отнесутся граждане страны к столь резкой смене вех во внутренней политике ЦК СЕПГ. Правда, целый ряд известных авторов (П. А. Судоплатов, А. М. Филитов, Дж. Гэддис [356]), напротив, предположили, что долгое и странное «молчание» гэдээровских вождей было вполне сознательным саботажем «плана Берии», поскольку отказ от «казарменного социализма» и новый курс на германское единство грозили В. Ульбрихту и его присным в лучшем случае уходом на пенсию. Поэтому они были готовы даже пойти на сознательный риск дестабилизации своего режима, лишь бы скомпрометировать «новый курс» и спасти свою монополию на власть. Их расчет был довольно циничен и прост: спровоцировать массовое недовольство, беспорядки в крупных городах и вмешательство советских войск, и тогда Москве уж точно будет не до каких-либо «либеральных экспериментов». И в этом смысле можно сказать, что известный «день икс» — 17 июня 1953 года — стал результатом не только деятельности «западной агентуры», но и сознательной провокации со стороны гэдээровских властей. Однако размах народного протеста неожиданно вышел за рамки замышлявшегося шантажа, и поэтому В. Ульбрихту, О. Гротеволю и другим вождям СЕПГ самим пришлось отсиживаться в берлинском пригороде Карлсхорст под охраной советских войск. Хотя, как признавал сам А. М. Филитов, определенным недостатком этой версии, помимо отсутствия прямых улик, можно считать и то обстоятельство, что она слишком сильно преувеличивает степень самостоятельности руководства ГДР, о чем говорил американский историк М. Креймер [357]. И в этой связи, как уже говорилось, сам профессор А. М. Филитов выдвинул версию, что за спиной В. Ульбрихта стоял «консервативный тандем» двух секретарей ЦК КПСС — Н. С. Хрущева и М. А. Суслова.
Тем не менее в Вашингтоне, Лондоне, Париже и прежде всего в Бонне очень внимательно следили за ситуацией в ГДР. Более того, уже 15 июня с американских транспортных самолетов С-47, базировавшихся на аэродроме Темпельхоф, в ряд районов Восточного Берлина были сброшены провокационные листовки с призывом выступить против центрального правительства ГДР. Хотя, как уверяют ряд авторов (Н. Н. Платошкин, С. А. Кондрашев, Дж. Бейли, Д. Мерфи [358]), сама резидентура ЦРУ в Берлине была застигнута развитием событий врасплох, поскольку ее глава генерал Л. Траскотт и его заместитель генерал М. Берк находились в те дни в Нюрнберге, где обсуждали с американским командованием крайне напряженную ситуацию на границе ФРГ с ЧССР. Однако руководство ЦРУ довольно быстро сориентировалось в обстановке и начиная с 16 июня уже вовсю направляло ее. В частности, в тот же день на крупнейшие биржи труда в Западном Берлине были направлены офицеры ЦРУ и военной разведки, которые стали активно вербовать «добровольцев» для участия в массовых акциях протеста и раздавать им бутылки с зажигательной смесью.
Теперь дело оставалось за малым: сообщить всему населению Берлина и ГДР о намеченной всеобщей забастовке. И здесь к работе подключилась американская радиостанция RIAS, которую совершенно неожиданно поддержала и главная газета немецких профсоюзов Tribune, где была опубликована статья одного из видных лидеров Союза свободных немецких профсоюзов (ССНП) Отто Лемана. Позднее заместитель председателя Совета Министров ГДР Отто Нушке признавал, что именно эта статья, а также прямые эфиры RIAS и стали той искрой, из которой возгорелось пламя протестов по всей территории ГДР [359]. Об этом позже говорили и сами американцы, признавшие, что именно благодаря RIAS демонстрации и забастовки, начавшиеся в ГДР 16–17 июня 1953 года, носили скоординированный и организованный характер [360]. Более того, как утверждают сами же американские историки (К. Остерман [361]), буквально через неделю, 25 июня 1953 года, Совет национальной безопасности США рассмотрел вопрос о программе действий в отношении стран Восточной Европы, которая на следующий день была одобрена президентом Дуайтом Эйзенхауэром, внесшим ряд незначительных поправок в ее текст. Принятый документ был оформлен как «Временный план психологической стратегии США по использованию волнений в европейских сателлитах» (PSB D-45). А еще через пару дней, 29 июня, именно на базе этого плана была издана директива Совета национальной безопасности (NSC 158) «Цели и акции Соединенных Штатов по использованию волнений в государствах-сателлитах».
Между тем надо сказать, что после эфиров RIAS у многих граждан ГДР, особенно в Восточном Берлине, создалось ложное впечатление, что народная полиция либо перешла на сторону восставших, либо просто не подчиняется приказам главы МВД Вилли Штофа. Хотя на самом деле народная полиция Берлина, численность которой была не более 4000 сотрудников, получила от властей строгий приказ не применять силу, поскольку в Политбюро ЦК СЕПГ все еще надеялись, что демонстрации и забастовки вскоре прекратятся сами собой. В подобном настроении пребывали не только В. Ульбрихт, О. Гротеволь и Р. Херрнштадт, но даже министр госбезопасности Вильгельм Цайссер и его первый зам. генерал Эрих Мильке, которые, видимо, недооценили серьезность создавшегося положения либо, напротив, решили на нем сыграть. Поэтому поздним вечером 16 июня В. С. Семенов с большим трудом убедил немецких товарищей в необходимости срочно подтянуть к Берлину дополнительные части казарменной полиции. Одновременно он отдал приказ и новому главкому ГСОВГ генерал-полковнику А. А. Гречко перебросить в Берлин две стрелковые и одну танковую дивизии, которые ранним утром 17 июня взяли под охрану все правительственные и партийные объекты в столице ГДР. Более того, днем того же дня комендант Берлина генерал-майор Петр Акимович Диброва издал приказ об объявлении в городе военного положения, и таким образом вся власть в столице ГДР де-факто перешла к советской военной администрации. Тогда же в Берлин срочно прибыл первый зам. министра обороны СССР, начальник Генерального штаба Вооруженных сил СССР Маршал Советского Союза Василий Данилович Соколовский, который уже имел богатый опыт кризисного управления в Восточной Германии во время Берлинского кризиса 1948–1949 годов, когда он возглавлял Советскую военную администрацию (СВАГ) и был главкомом ГСОВГ. Поэтому заявления Ю. В. Родовича, что к «подавлению восстания энергично подключился Л. П. Берия», а «массовые выступления населения ГДР были подавлены с помощью советских войск госбезопасности» не соответствуют действительности, тем более что никаких «советских войск безопасности» в Берлина, да и во всей ГДР отродясь не было.
Между тем 17 июня — в решающий день забастовок и демонстраций — акции протеста в крупных городах не были поддержаны интеллигенцией. На многих берлинских заводах многие инженеры, как, впрочем, и вузовские профессора, просто наотрез отказались выходить на демонстрации. Да и сами рабочие вовсе не встали в едином порыве на сторону восставших пролетариев. В целом по стране из 10000 общин (то есть населенных пунктов) волнения произошли только в 270 [362] (по другим данным, в 400 или 700 [363]) общинах. Лишь 10 % рабочих приняли участие в акциях протеста. Только в Восточном Берлине, где наиболее активно действовали агитаторы, удалось вовлечь в эти акции до 40 % рабочих. Кроме Берлина, довольно сильные беспорядки имели место в Галле, Мерзебурге, Магдебурге, Гёрлице, Йене, Гере, Лейпциге и Дрездене. Но практически не были затронуты такими протестами индустриальный север ГДР: Шверин, Росток, Нойбранденбург и большая часть общин Тюрингии. За 17 июня 1953 года советские войска применили оружие только в Берлине, Магдебурге, Галле и Лейпциге, где были убиты 23 и ранены чуть больше 300 человек [364].