Исповедь Мотылька (СИ) - Субботина Айя. Страница 16

Ирина секунду смотрит куда-то мне в плечо и задумчиво, не обращаясь ни к кому конкретно, говорит:

— Я знаю пару романов, которые начались так же.

Глава четырнадцатая: Эвелина

— Пуговица, что с тобой? Ты как в рот воды набрала. Если это из-за улиток, то я правда пошутил! Клянусь! — На лице Олега неподдельное раскаяние. — Честное рыцарское!

А я даже не знаю, что ему сказать, потому что у моего расстройства целая куча причин, и ни на одну из них я не имею ни морального, ни любого другого права.

Потому что раньше Ирина была просто его спутницей. Я видела их на фото, видела по телевизору, видела, как давали интервью какому-то новостному каналу. И, хоть их связь была очевидна, все это выглядело скорее как крепкие деловые отношения, построенные на фундаменте давней дружбе. Крымова была сестрой его жены — она этого и не скрывала, хоть носила фамилию мужа.

То, что я увидела сегодня, было настолько очевидно, что даже такой неумехе как я, все стало ясно.

Ирина ревновала.

Не с истериками и криками, как это показывают в дешевых сериалах, но с достоинством: оценивая меня, прикидывая, препарируя словно тушку на разделочной доске — по косточкам, по сухожилиям. И пока я мямлила, словно последняя дурочка, она держала королевский вид.

И даже бросила подачку в виде разрешения прийти к детям в больницу, хоть из нас троих только Олег не понял, что будь ее воля — на меня бы повесили запрет приближаться к медицинскому центру минимум на сто метров.

Ну а вторая причина…

Крымова словно создана для такого мужчины, как Олег: подходит ему и возрастом, и ростом, и наверняка во всех других аспектах, которые дополняют их отношения. Это было настолько явно, что, не сомневаюсь, так же сделано Ириной намеренно.

Хорошо, что Олег сам предложил уйти, как только закончился положенный «час вежливости».

Но очень-очень плохо, что я так старалась запить оскомину досады, что очень сильно перебрала. И когда автомобиль Олега притормаживает около подъезда, я с трудом выхожу из салона.

Шатаюсь на каблуках.

Голова кружится.

Настроение полностью на нуле.

Нет, гораздо ниже нуля.

— Пуговица, — Олег придерживает меня под локоть. — Ты первая женщина на моей памяти, которая умудрилась напиться двумя бокалами шампанского.

Женщина… Ну хоть не ребенок.

Не хочу быть для него ребенком.

Я пытаюсь сделать шаг, но ногу уводит куда-то в сторону и последнее, что я чувствую, прежде чем земля уходит из-под ног — Олег подхватывает меня легко, словно бумажную фигурку.

Прижимает к себе.

И я утыкаюсь носом в ароматную рубашку у него на груди.

— Хорошо, что я хоть и старый, но еще ничего себе конь, — посмеивается Олег.

А мне хочется орать, что он совсем не старый!

Что он просто… лучший на всем белом свете.

Когда я была маленькой, Олег часто со мной носился. Конечно, в основном и правда изображая боевого коня, стоя на четвереньках, но однажды, когда родители собрали друзей и мы всей компанией выехали на озеро отдыхать, просто носил на руках. Потому что за день до этого я упала и сломала ногу, и, несмотря на рекомендации врачей перележать в покое хотя бы первых пару дней, с криками и слезами отказалась оставаться под присмотром няни и медсестры. Уже и не помню, почему Олег стал свидетелем моих капризов, но именно он убедил маму взять меня на природу. И даже вызвался со мной нянчиться.

Даже сейчас я хорошо помню печальный и какой-то обреченный взгляд его жены, когда она за нами наблюдала. Совсем не ревнивый, а очень грустный, как будто мы делали что-то такое, что она тоже хотела бы делать, но не могла.

Тогда я чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете.

Но сейчас меня словно подогревают изнутри.

Мне хорошо и спокойно, по-особенному тепло. Как будто упала во что-то мягкое и воздушное, и никакие неприятности меня больше никогда не достанут.

Если бы можно было провести так жизнь — я бы согласилась, только скажите, где подписать.

— Пуговица, я не то, чтобы с моралями, — осторожно начинает Олег, — но пить ты правда не умеешь.

— Да, — киваю я, скользя кончиком носа по его рубашке. И улыбаюсь от этого. — Я была не в своей тарелке. Мне показалось…

Прикусываю язык, потому что я уже давно не маленькая, чтобы ябедничать, хоть мне есть что сказать и об Ирине, и о ее не очень дружелюбном взгляде.

Олег ни о чем не спрашивает, пока не ставит меня около дверей квартиры и не делает шаг назад. Я чувствую себя ужасно неловко. Почему-то только сейчас доходит, что он пригласил меня в качестве спутницы, а я не прошла даже самую банальную проверку. Мало того, что выпила лишнего, так еще и жевала как… непонятно кто. Вернее, очень даже понятно.

— Я вела себя просто ужасно, — потупив взгляд, пытаюсь, как могу, высказать сожаление. — Просто не думала, что все будет настолько… официально и правильно. Все эти улитки и тосты, и взгляды, и красивые женщины, которые хотели размазать меня по стенке.

— Ви, ты о чем? — хмурится Олег.

Я мысленно ругаю себя самыми последними словами и понимаю, что втягивать губы в рот, чтобы не сболтнуть лишнего — уже все равно бесполезно. Но именно это и делаю.

— Не слушай и не обращай внимания, — пытаюсь прикинуться беззаботной. — Это говорю не я, а миллион проглоченных пузырьков с градусами.

— Пуговица, ты на чай не пригласишь? — резко, словно и не услышал, предлагает Олег. — Я бы выпил. И заодно посмотрел, как ты устроилась. И у меня еще есть, — бросает взгляд на часы, — целых семнадцать минут приличия до десяти, чтобы не смущать молодую девушку своим скучным обществом.

— Ты все это серьезно говоришь? — хочется стукнуть его изо всей силы.

— Что именно, Пуговица? — У Олега такой вид, будто он споткнулся о камень, а из-под него выползла говорящая боевая черепаха-трансформер. — Я сейчас точно вообще ни о чем не шутил. Правда хочу чаю и поговорить.

— Ты — не скучный! — Я так зла, что не соображаю, как тычу в него длинным ключом от нижнего замка. Прямо в солнечное сплетение, и Олег, смеясь и потирая ушибленное место, отступает шаг за шагом. — Ты не старый конь! Ты красивый, умный и… и!.. Сексуальный мужчина!

Последнее говорить не стоило, но все эти проклятые пузырьки.

И еще желание хоть как-нибудь, хоть словами, но разрушить эту стену между нами, которую он заколотил броней и обвешал предупреждающими знаками «Я слишком стар!»

Олег оторопело смотрит на меня и больше не улыбается.

Он как будто услышал признание, о котором нельзя говорить даже на исповеди.

А меня уже несет, и остановиться получится только прямым лобовым в бетон.

— Я тебе не Пуговица, понятно?! — Это очень зло и ядовито, но уже все равно, потому что он сам напросился. — Я — молодая женщина! Может, не очень красива и не так элегантна, как Крымова, — морщусь, словно в рот залетел жук, — но тоже нравлюсь мужчинам. Всяким-разным мужчинам, а не только ровесникам. И я, представь себе, уже не девственница!

Олег делает еще шаг назад и как-то виновато улыбается.

Словно это ему стыдно за мой словесный поток, хоть все должно быть наоборот.

— И я уже не маленькая принцесса, которую ты катал на спине, задаривал леденцами и отпаивал чаем с малиновым вареньем. Хватит делать вид, что у меня так ничего и не выросло ни спереди, ни сзади, потому что это — не правда! И если бы ты перестал делать вид, что в сорок два года мужчине уже пора выдавать валенки и списывать на печку, то увидел бы это и без подсказок!

Олег несколько секунд смотрит на меня: напряженно, немного хмуря брови и, кажется, впервые без улыбки.

И я как-то мгновенно остываю, слышу отголоски своих упреков и жалею, что прямо сейчас мне абсолютно некуда бежать. Я ведь просто хотела сказать, что он никогда не будет старым для меня, что я смотрю на него не как на старого, прости господи коня, а как на мужчину! Которого, кажется, хотела бы обнять. Возможно даже ногами.