Баламут 4 (СИ) - Горъ Василий. Страница 16

— Привет, красотки, а вот и мы! Как творчество?

— Бесит! — раздраженно отозвалась Катя, в сердцах воткнула кисть в держатель, сорвалась с места, разогналась и, опрокинув меня в снег, принялась колошматить по покрову кулачками, спрятанными под пушистыми варежками: — Тут… Слишком… Много… Красивых… Мест… И я… Вас! За это!! Ненавижу!!!

Язва бросилась меня защищать «ударе» на втором, но была перехвачена Бестией и отправлена в полет в ближайший сугроб, а через несколько секунд в схватку ввязались и все остальные дамы. Отрывались настолько энергично, что порвали Женькину шубку, раздолбали оба мольберта, раскрасили снег и комбезы, перевернули один снегоход и вдребезги разнесли защитное стекло второго. А когда умотались воевать, попадали навзничь, раскинули руки и уставились в чистое небо настолько счастливыми взглядами, что не передать словами.

Терроризировать сестричек требованиями поберечь себя мне и в голову не пришло — я помнил, что у обеих имеется сродство с Огнем, понимал, что оно не даст им замерзнуть, и не напрягался. По той же причине не цеплялся и к своим. Но женская половина компании сочла это молчание признаком великодушия и хорошенечко расцеловала. А потом близняшки заметили, что им больше не на чем рисовать, собрались, было, пожалиться, но как-то уж очень быстро передумали и заявили, что хотят продолжения буйного веселья. И я пошел им навстречу — дал время собраться, приказал следовать за мной и прокатил до берлоги одного из немногих хищников, умудрившихся пережить и внезапное исчезновение магофона Той Стороны, и зачистку Багряной Зоны от тварей, оставшихся на Земле, и первые «голодные» месяцы существования. Само собой, подъехал не вплотную — слез со снегохода метрах в пятидесяти-шестидесяти от нужного места, подвел спутниц к огромному сугробу и оглядел их разрумянившиеся лица:

— В нашем понимании по-настоящему буйное веселье — это игра в лапту с мутировавшим медведем, в данный момент дрыхнущим в пещере под этим выворотнем. Если есть желание нахвататься адреналина, посмотрев на такое веселье из-под «Хамелеонов» и, что называется, вплотную, то я разбужу этого зверя. Только учтите, что от обычного бурого медведя в нем осталось очень немногое: за годы жизни под магофоном Той Стороны он значительно подрос, обзавелся роговой броней и научился бить чем-то вроде каменного кулака.

Глаза близняшек загорелись настолько сумасшедшим предвкушением, что Язва с Бестией рассмеялись, а Хельга, наоборот, напряглась:

— Девчат, играть в такие игры без волчьего скока, крыльев леса и опыта работы в команде — самое настоящее самоубийство!

— Мы понимаем. И не сойдем с того места, на которое вы нас поставите… — твердо пообещала Катя. А ее сестричка задала очень интересный вопрос:

— Ра-ат, я понимаю, что уже конец зимы, этому медведю, вроде как, пора просыпаться, а нам хочется буйного веселья, но не думаю, что ему будет легко найти себе пропитание после того, как мы оставим его в покое.

— Мы его подкармливали с середины ноября по середину декабря, а к тренировкам припахивали всего дважды… — заявила Бестия. — Так что он нам должен!

— О, черт!!! — внезапно выдохнула Язва, оказалась в фокусе пяти взглядов и объяснилась: — Мы забыли взять с собой Марину! Представляете ее реакцию на фразу типа: «А мы только что играли в лапту с мутировавшим медведем⁈»

— Убьет. И игроков, и наблюдателей. Потом реанимирует и убьет снова! — авторитетно заявил я, потом вспомнил о матушке, быстренько придумал, как вызвать первую из «мира звезд», а вторую — из Небесного Замка, и потянулся к комму: — Значит, так: эту часть веселья откладываем эдак на полчаса. И убиваем время легким перекусом…

* * *

…Матушка, Степановна, Язва, Бестия и Хельга издевались над бедным зверем порядка пятидесяти минут, доводя его до белого каления увесистыми подзатыльниками, подставляясь под атаки лапами, зубами или магией и уходя из-под них в самый последний момент. Ну, а я прикрывал близняшек, Авьен и Юмми, прячущихся под активированными «Хамелеонами», посмеивался над восторженными или испуганными охами зрительниц, любовался счастливыми лицами веселящихся участниц этого «безумия» и пытался предсказать его наиболее вероятные последствия.

Увы, в этот раз мне не хватило фантазии: когда зверски замученный Топтыгин вымотался до состояния нестояния, обессиленно рухнул в хорошо утоптанный снег неподалеку от центра рукотворной «арены» и перестал реагировать даже на щелчки по носу, Степановна предложила «бездельницам» устроить фотосессию, а Язва, придравшаяся к состоянию шерсти хозяина леса после зимней спячки, предложила его сначала причесать!

Следующие полчаса я то ухохатывался, то терял дар речи от всего того, что видел: дамочки, потерявшие остатки совести и забывшие о сострадании, сначала превратили грозного хищника во что-то вроде плюшевой игрушки, а затем заставили позировать в самых непотребных позах! При этом за любое «хамство» наказывали убийственными зуботычинами, а за «содействие», наоборот, радовали всевозможными вкусняшками. Так что в какой-то момент напрочь деморализованное животное поняло «намеки» и позволило творить с собой все, что угодно — стоически терпело «всадниц» на загривке, послушно открывало пасть, чтобы продемонстрировать зубки, как только к морде нежно прижималась чья-нибудь щечка, «музыкально» рычало, осторожно накрывало когтистой лапой очередную «добычу» и даже не пыталось содрать игривый розовый бант, повязанный на шее кем-то из расшалившихся женщин. И не прогадало — сделав пару сотен фотографий и отсняв десяток постановочных роликов, компания оторв торжественно вручила «Лучшей Модели Багряной Зоны» пять здоровенных кусков сырого мяса, извлеченных вроде как из колец с пространственными карманами, и пообещала как-нибудь навестить. Потом матушка посмотрела на темнеющее небо, метнулась ко мне, попробовала на прочность ребра, сжав в костедробительных объятиях, назвала самым лучшим сыном во Вселенной и потребовала продолжения банкета. Слава богу, не на одном из «наших» озер, а на бортике бассейна.

Я молча повел рукой, предлагая рассаживаться по снегоходам, пережил три жарких поцелуя-обещания в губы и четыре вежливых в щеку, недоуменно посмотрел на «злобную бабку», почему-то обделившую меня благодарностью, и услышал ее грозный рык:

— Юмми, рули сама, а я хочу как следует затискать вот этого мелкого красавчика!

«Ее девочка» дисциплинированно оседлала и завела их снегоход, а Катя и Женей, считавшие Маришку одной из женщин моего батюшки, напряглись. Что, конечно же, не прошло мимо внимания Шаховой, и эта любительница пошутить устроила сцену ревности:

— Тискай своего Игорька, лахудра!

— Кто лахудра, я⁈ — возмутилась Степановна и ринулась в бой. А через мгновение, попавшись на красивейший бросок, рухнув в сугроб и оказавшись в удушающем захвате Язвы, перешла на вкрадчивый шепот: — Ладно, лахудра — так лахудра. Но… млеющая от желания прокатиться до Замка за спиной Баламутища. Может, как-нибудь договоримся?

Бестия, Хельга и обе шеллемки жизнерадостно расхохотались, а мама, пожалев обалдевших близняшек, «объяснила» суть происходящего:

— Маришка непоседа, каких поискать. Игоря любит трепетно, страстно и беззаветно, но бесится из-за его постоянной занятости, поэтому отрывается в компании Ратибора и его баб, к которой прикипела еще в день знакомства. Так что этот цирк — норма. Вернее, жалкое подобие того, что они вытворяют под настроение.

— Классные у вас отношения! — восхищенно выдохнула одна из сестер. А вторая сестричка сочла необходимым уточнить:

— В смысле, у всех: даже грызня — и та веселая…

— Так и есть! — кивнула моя родительница, заметила, что Степановна с Шаховой уже на ногах, и повелительным жестом отправила близняшек к их снегоходам. Я задвинул куда подальше мысль о том, что сестрички не хотят возвращаться в Великий Новгород, отпальцевал Язве с Бестией просьбу замкнуть ордер, дождался, пока «злобная бабка» запрыгнет ко мне за спину и обнимет за талию, плавно тронулся с места и услышал еле слышный шепот пассажирки: