Ужас в Дептфорде - Дойл Адриан Конан. Страница 2

– Ну, Уотсон, вы прибыли как раз вовремя, – сказал Холмс. – Это мистер Тиболд Уилсон, о котором говорил нам Лестрейд в прошлый вечер.

Наш посетитель тепло пожал мне руку.

– Ваше имя, конечно, хорошо известно мне, доктор Уотсон! – воскликнул он. – Мы все должны быть вам благодарны за то, что вы познакомили мир с гением Шерлока Холмса, – он извинит меня, конечно… Вы же, будучи врачом, хорошо сведущим в нервных болезнях, несомненно, окажете полезное влияние на мою несчастную племянницу.

Холмс смиренно выдержал мой укоризненный взгляд.

– Уотсон, – сказал он, – я обещал мистеру Уилсону сопровождать его в Дептфорд, потому что молодая леди, кажется, решила покинуть завтра дом. Но я должен повторить, мистер Уилсон, что я не вижу, каким образом мое присутствие сможет помешать этому делу.

– Вы чересчур скромны, мистер Холмс. Когда я обратился в полицию, я надеялся, что там смогут убедить Джэнет в том, что, как бы ужасны ни были потери в нашей семье за последние три года, причины их тем не менее вполне естественны и что для нее нет никаких оснований покидать родной дом.

У меня создалось впечатление, – добавил он с усмешкой, – что инспектор был несколько огорчен тем, что я так охотно согласился с его предложением воспользоваться вашей помощью.

– Я, конечно, припомню это Лестрейду, – ответил сухо Холмс, поднимаясь с кресла, – Ну а теперь, Уотсон, может быть, вы попросите миссис Хадсон вызвать экипаж, и во время нашей поездки в Дептфорд мистер Уилсон сможет разъяснить нам некоторые неясные моменты.

Просторные улицы Вест-Энда note 2 сменились большими торговыми дорогами, по которым мчались с топотом и стуком ломовые лошади. Эти дороги, в свою очередь, перешли наконец в лабиринт грязных улиц, которые, следуя вдоль изгибов реки, становились все более и более жалкими по мере того, как мы приближались к скоплению водоемов и темных зловонных закоулков, которые некогда служили колыбелью морской торговли и богатства империи.

Я заметил, что Холмс был скучен и апатичен, и, чтобы расшевелить его, решил вызвать нашего клиента на разговор.

– Я слышал, что вы специалист по части канареек, – заметил я.

Глаза Тиболда Уилсона за его сильными очками загорелись огнем энтузиазма.

– Просто исследователь, сэр, но с тридцатью годами практических изысканий! – воскликнул он. – Неужели вы также?.. Ах, нет? Какая жалость! Изучение, выведение и дрессировка фринджиллских канареек – это задача, достойная целой человечески жизни. Вы, конечно, не придерживаетесь тех невежественных взглядов, доктор Уотсон, которые так распространены на этот счет даже в самых просвещенных кругах. Когда я излагал в Британском орнитологическом обществе вопрос о скрещивании канареек с Мадейры и Канарских островов, я был буквально ошеломлен ребячеством вопросов, которые мне задавали там.

– Инспектор Лестрейд намекнул на некоторые особенности в вашей дрессировке этих маленьких певцов. – Певцов, сэр? Вот дрозд – это певец! Фринджиллская же канарейка обладает самым совершенным в природе слухом и необычайной способностью звукоподражания, которая может быть развита и использована для выгоды и поучения человеческого рода. Но инспектор был прав, – продолжал он более спокойно, – в том, что я дрессирую моих птиц в определенном направлении. Я выучил их петь ночью при искусственном свете.

– Вот как! Ну, это довольно странное занятие.

– Я считаю, что это – доброе дело. Ведь мои птицы выдрессированы для пользы тех, кто страдает от бессонницы, и у меня есть клиенты во всех уголках страны. Мелодичное пение помогает приятно провести время в течение долгой бессонной ночи, а погасив лампу, вы прекращаете концерт.

– Мне кажется, что Лейстред был прав, – заметил я, – у вас на самом деле необычная профессия.

Во время нашего разговора Холмс лениво поднял тяжелую трость нашего клиента и начал рассматривать ее с некоторым вниманием.

– Мне думается, что вы возвратились в Англию около трех лет тому назад, – заметил он.

– Да.

– Из Кубы, не так ли?

Тиболд Уилсон вздрогнул, и на мгновение, мне кажется, я заметил что-то вроде настороженности в том быстром взгляде, который он бросил на Холмса.

– Это так, – сказал он, – но как вы узнали?

– Ваша трость вырезана из той породы черного дерева, которая растет только на Кубе. Нельзя ошибиться при взгляде на этот зеленоватый оттенок и исключительно блестящую полировку.

– Но трость могла быть куплена в Лондоне после моего возвращения, скажем, из Африки.

– Нет, она принадлежала вам в течение нескольких лет.

Холмс поднес трость к окну экипажа и наклонил ее так, что дневной свет упал на ее, ручку.

– Вы можете заметить, – продолжал он, – что здесь есть легкие, но правильной формы царапины, которые нарушили полировку ручки с левой стороны, как раз там, где кольцо безымянного пальца левой руки соприкасается с ее поверхностью. Черное дерево – одно из самых твердых пород дерева, и требуется значительное время, чтобы причинить ему такой износ. Кольцо же на пальце, очевидно, сделано из металла более твердого, чем золото. Отсюда я делаю также вывод, мистер Уилсон, что вы левша и носите серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки.

– Боже мой, как это просто! А я-то подумал, что вы узнали это каким-то более тонким способом. Действительно, я был занят в сахарном промысле на Кубе и по возвращении оттуда привез с собой мою старую трость. Но вот мы уже у нашего дома, и, если вы сможете успокоить мою запуганную племянницу столь же быстро, как вы проследили мое прошлое, я буду вашим должником, мистер Шерлок Холмс.

Выйдя из экипажа, мы оказались в переулке с жалкими, неряшливыми домами, спускавшимися под уклон к реке; желтая дымка тумана уже поднималась от берега вверх по переулку. Перед нами тянулась высокая стена из осыпавшегося кирпича. Через железные ворота мы мельком разглядели довольно внушительный особняк, расположенный в саду.

– Старый дом знавал лучшие дни, – сказал наш спутник, когда мы прошли через ворота и последовали за ним по садовой дорожке. – Он был построен в тот самый год, когда Петр Великий посетил Скэлс-Корт. Из верхних окон дома можно разглядеть запущенный парк этого владения.

Окружающая обстановка обычно редко производит на меня впечатление, но надо признаться, что я ощутил чувство некоторой подавленности при виде той грустной картины, которая предстала перед нами. Дом, хотя и имел величественный вид и внушительные размеры, был обращен к нам стеной, штукатурка которой была покрыта пятнами, а местами отпала, обнажив древнюю кирпичную кладку. Спутанная масса плюща, покрывавшая одну стену, простирала свои длинные усики через остроконечную крышу и обвивалась вокруг дымовой трубы. Заросший сад представлял собой картину полной запущенности, а окружающий воздух был насыщен сырым, затхлым запахом реки.

Тиболд Уилсон провел нас через маленький зал, в комфортабельно обставленную гостиную. Молодая женщина с каштановыми волосами и веснушчатым лицом, разбиравшая за письменным столом какие-то бумаги, вскочила при нашем появлении.

– Это мистер Шерлок Холмс и доктор Уотсон, – объявил Тиболд Уилсон. – А это моя племянница Джэнет, чьи интересы вы собирались защищать, несмотря на ее неразумное поведение.

Молодая леди смело взглянула на нас, но мне удалось заметить легкое дрожание и подергивание ее губ, что говорило о сильном волнении.

– Завтра я уезжаю, дядя, – воскликнула она, – и что бы ни сказали эти джентльмены, это не изменит моего решения! Здесь только печаль и страх – и больше всего страх!

– Страх чего? – спросил я.

Она провела рукой по глазам:

– Я не могу объяснить… Мне действуют на нервы тени и странные, неясные звуки.

– Вы унаследовали и деньги и имущество, Джэнет, – сказал мистер Уилсон серьезно. – Неужели из-за каких-то теней вы готовы покинуть дом ваших предков? Будьте же благоразумны!

– Мы здесь как раз для того, чтобы помочь вам, молодая леди, – сказал Холмс с некоторой мягкостью в голосе, – постарайтесь же успокоиться. В жизни мы так часто вредим собственным интересам, принимая опрометчивые решения…