Цесаревич (СИ) - Старый Денис. Страница 33

Мы не созывали Совет, а только определяли единый подход к плану дальнейших действий, поэтому и были в узком составе, втроем. Приглашать Суворова было бы слишком, обиделись бы многие военные, кто был выше его чином, но Румянцев уже подходил для роли советчика, не говоря о командующем Ферморе.

— Зная Вас, Петр Федорович, осмелюсь сделать предположение, что вы желаете раздробить наши силы на четыре-пять корпусов, — сделал правильное предположение Петр Александрович Румянцев.

— Вы проницательны, генерал-поручик. Действительно так, пока у неприятеля нет организованной силы, и султан может надеяться исключительно на то, что нас задержат крепости, нужно бить со всех возможных направлений, желательно при условии последующего соединения. Часть крепостей неприятеля не готова к длительной осаде и может сдаться, часть находится в ремонте. Мы блокируем их гарнизоны, обтекаем коммуникации, выходим на Дунай и, либо ждем Салтыкова, либо он нас ждет, — высказался я.

— От принятого плана вижу лишь в одном отличие — дробление армии, мы и тако ж и намеревались воевать с выходом к Дунаю, — сказал Фермор, потом усмехнулся и продолжил. — Но, я понял, что штурм нужен здесь и сейчас. Никогда бы не думал, что война может быть столь скоротечной.

Штурм Хаджибея, возможно, будущей Одессы, прошел удачно, малый гарнизон, особенно после долгой бомбардировки, еще попытался оказать сопротивление, но как только один из участков крепости был нами взят, на самой высокой точке Хаджибея — быть тебе Одессой. Появился белый флаг, мелкие очаги сопротивления в небольшой крепости еще были, как и попытки прорыва в степь, но непримиримых уничтожали дистанционно.

Примечательным стало то, что в крепости была весьма существенная казна. Оказывается, что в Очакове серебра хранилось не много, основные деньги и для расплаты с французами и с поставщиками строительных материалов и за продовольствие — были в Хаджибее. Их собирались вывозить и даже думали оставлять крепость, но не спешили, рассчитывая, что Очаков еще не взят, да и армии так стремительно не двигаются.

Мы остались в крепости и в ее округе на передышку. Продовольствия захватили много — получалось только риса полпуда на солдата. А восемь килограмм этой крупы — чуть ли не на месяц пищи. Было немало кумвата, фиников, баранов и кофе. Пришлось собирать офицеров, маркитантов и интендантов, чтобы те провели разъяснительную беседу с солдатами, как можно использовать и рис, и чечевицу, и финики. Вот это все и предопределило наш рацион питания на ближайшие две недели, так как обозы задерживались. Подумал я также сформировать и магазины после в Очакове, после его захвата, как и в Перекопе. Туда отправить часть риса, так как наши солдатики, даже после всех разъяснений не сильно жалуют «сарацинскую крупу», а как не объясняй, правильно варить рис у привыкших к традиционному рациону солдат, не выходило, многие просто не знали, каким должен быть этот «нормальный» рис.

Тем более для еще не сформированной администрации в Крыму нужно подспорье для работы с местным населением. К примеру, дай килограмм риса, и кусок мяса матери, у которой дети от голода умирают, и она начнет воспринимать пришедших не так уж и категорично, несмотря на то, что женщина и лишилась своего мужа. Тут к смерти отношение философское, благодаря религии и присущему фатализму, более сдержанное. Но вот то, что кто-то, тем более завоеватель станет кормить ребенка того, с кем воевал? Вот это слом шаблонов.

Что же касается следующих шагов в создании администрации в Крыму, то была проделана следующая работа: по всем крупным населенным пунктам, где располагаются русские гарнизоны, общей численностью всего-то в десять тысяч человек, прошло оповещение, чтобы в Бахчисарае собрались беи, сообщалось, что Арслан Герай погиб, как и его наследник. И нужно решать вопросы власти.

*…………*……….*

Петергоф.

22 июня 1749 года

Маскарадный выезд, стилизованный под древнеримский триумф возбуждал и поражал общество. На колеснице, запряженной тройкой лошадей, украшенной золотом и яркими лентами, стоял актер Волков. В шелковой тоге и лавровом венке он приветствовал Елизавету, придворных, сенаторов, европейских представителей.

Государыня изволила веселиться. Мало того, что с русско-турецкой войны идут только радостные вести, так еще и удалось закрыть огромную дыру в том, что можно было назвать «бюджете», если бы хоть кто мог сопоставлять доходную и расходную части. С весны началось оживление торговли и уже не так чувствительным кажется запрет внутренних таможен. Соляная реформа, когда цены на соль практически уравниваются по регионам и, что естественно, немного подрастают, позволила косвенно обложить налогом неподатные сословия — соль нужна всем. Кроме того, на лето уже назначены большие ярмарки в Ярославле и Нижнем Новгороде [отмена внутренних таможен действительно подтолкнула к развитию ярмарочного движения и внушительно оживила торговлю].

Кроме того, появилась новая статья дохода, вернее новые позиции для международной торговли — сахар и пока еще мало, но с перспективой — подсолнечное масло. Петр Иванович Шувалов посоветовал установить выездную пошлину на эти товары, пусть и мало, но более ста тысяч рублей в бюджете от такого мероприятия появится, пусть и не ранее, чем через год. Так что деньги на дворцовые развлечения были. Они бы были в любом случае, но небольшой осадок в растрате последнего мог присутствовать, сейчас же настроение у двора, и не только, имело все шансы являться великолепным.

— Алексей Петрович, ты встречался с австрийским послом? — просила Елизавета, не переставая хлопать ладони — проходили акробаты, крутили сальто и разные фигуры, за ними шли факиры и выдыхали огонь.

— Да, матушка, говорил, ругал окаянного, называл шельмой и грозил союзом с королем Фридрихом, — ответил канцлер, сидящий сегодня по правую руку от государыни.

Ваня Шувалов провинился — уехал в Москву на строительство будущего университета и уже долго там пребывает. После разговора фаворита с цесаревичем, Иван Иванович сам не свой, только об университете и думает, хочет ускорить его строительство. Так что государыня проявляет свое благоволение Бестужеву-Рюмину, чтобы шуваловская партия не зазнавалась.

— Ты бил их по самому болезненному месту, по союзу с Пруссией, — Елизавета улыбнулась проходящей процессии разномастных арлекинов. — И что они? Не томи, канцлер, сказывай!

— Как я и подал, матушка, — Мария-Терезия сказывала, сперва, что не готова к войне, а сейчас уже прислала письмо своему послу, которое я лично читал, государыня [перлюстрация писем в то время вполне нормальное дело, а канцлер Бестужев этим точно не пренебрегал, часто перечитывались даже и дипломатические послания, если они не были при самих же дипломатах]. Так на бумаге сей повеление тянуть время, но обещать содействие России. Сперва предложить вспомоществование в снабжении русской армии, ежели та дойдет до Дуная, али через Валахию, — Бестужев сделал паузу, чтобы услышать повеление императрицы, о котором догадывался.

— Пусть дают провизию, но ты скажи, что и мы тогда сена да овса пришлем австрийцам, ежели Фридрих пойдет на Вену, а ентый мужеложец пойдет, верное, что пойдет, — государыня задумалась, что-то хотела еще сказать по теме, но решила спросить о другом. — Военная коллегия или Адмиралтейств-коллегия серебра не просят? Война идет, а они денег не просят!

— Нет, матушка, справляются Фондом вспомоществования, апосля начала войны там вельми много серебра собрано, пока хватает. Да и два лета, или больше того, Военная коллегия готовила магазины, пороховой запас, пушки лили не переставая, — ответил канцлер.

— Добейся, Алексей Петрович, помощи Петруше, пусть австрияки помогут, уже большое дело деется, больше, чем при тетке моей Анне, — государыня улыбнулась, когда напротив ее остановились кто-то типа средневековых герольдов и начали восхвалять победы русского оружия, перечисляя по очереди все битвы, что были выиграны в период правления Елизаветы Петровны.