Цесаревич (СИ) - Старый Денис. Страница 58

Елизавета уже напереживалась от известий о покушении на Петра Федоровича, государыня не могла понять мотивацию убийц, что-то в этом деле было не так. Но за жизнь своего племянника готова была рвать и метать. Каких усилий стоило отговорить государыню от обвинений в адрес английского посла, знают все ее приближенные, которым даже пришлось объединить свои усилия и использовать все методы влияния на мнение императрицы. Тем не менее, канцлер Бустужев стал тем «молниеотводом» для всего двора. Его, как главного англофила, Елизавета отчитывала особо.

На удивление, уже на следующий день, когда еще не успели нарадоваться своей победой все недоброжелатели канцлера, Бестужев был вызван императрицей и Алексей Петрович имел долгую беседу с государыней.

А события, между тем, за последнюю неделю понеслись вскачь, по крайней мере, во внешней политике и без канцлера понять, что происходит было сложно.

Англия, Пруссия, Швеция, Австрия, Франция, Речь Посполитая, даже Испания — вот те страны, которые в той или иной степени обратили на себя внимание своими действиями. Закручивался такой геополитический клубок, что, сидящий уже второй день возле спальни государыни, Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, этот опытнейший дипломат, не знал, как его распутать. Единственное, что приходило на ум, как не гнал подобные мысли хитроумный политик, так это разрубить узел, как некогда сделал Александр Македонский с «Гордиевым узлом». Нужна победа — решительная, тогда все измениться.

— Заходи, Алексей Петрович, Лизе стало легче, примет, — к канцлеру вышла Марфа Шувалова, которая часто, особенно во время болезней государыни, была рядом с подругой.

— Спаси Бог, Марфа Егорьевна, — сказал Бестужев и мысленно поблагодарил нерасторопных слуг, которые так долго несли хлебное вино и закуски, иначе опять государыня укоряла за пьянство, а то и иные грешки вспомнила и так чуть в опалу не попал.

— Ведаю, Алексей Петрович, что два дня сиднем сидишь у меня в парадной, да принимаешь там послов, но худо мне было, знамо то тебе. Вот и не стара еще, а хвори, как у старухи, — Елизавета увидела, как Бестужев собирается возражать и остановила его. — Нет нужды на то, кабы услащать меня речами, дела сказывай.

— Начну, матушка, с османов, — Бестужев раскрыл огромную черную папку и достал первый лист бумаги из нее. — Махмуд отозвал своих посланников и переговоры прервались. Быть войне уже точно.

— Ну, сие было ясно, дале говори, — сказала императрица.

— Франция уменьшила поддержку султану. Токмо закончила строительство на верфях Константинополя три линейных корабля, да передала еще мушкетов. Тако же французы грозят ударить по нашему флоту, учинить злодейство, если русские корабли пойдут вдоль границ Франции, — канцлер сделал паузу для осознания императрицей ситуации.

— А что Англия? Мы союзники, наши две дивизии стоят у Ганновера, корпус в Лифляндии так же кормится за серебро англичан, — спросила Елизавета.

— Молчат, не дают денег на лифляндский корпус и просят забрать те самые дивизии от Ганновера. Думаю, матушка, что англичане желают показать нам, что они союзники, но боле не нуждаются в русских полках. Токмо ежели французы пригрозят своим флотом, то Англия не допустит… — Бестужев замялся.

— Что, канцлер, не уверен в своих англичанах? Денег хоть дали тебе? — усмехнулась государыня, впервые за три последних дня.

— Нет, матушка, не дали, — Алексей Петрович улыбнулся. — Предлагаю повременить с отгрузкой зерна, парусины и пеньки для англичан, пустить слух, что к Франции думаем посла слать. Сказать, что цесаревич просит тебя, матушка, мириться с Фридрихом прусским, а ты думаешь. Послу намекнуть, что с убивцей, покушавшегося на цесаревича, разговоры имел, пусть подсобит. У нас только нужда, дабы корабли прошли в медитерранские воды. Спужаются англичане, да и уступят.

— Пошли посланника в Пруссию, чтобы говорить о проходе наших дивизий к Австрии, далее на османскую границу. Но ни Франция, тем паче Англия, ведать о сим не должны. Пусть думают, — от осознания своей хитрости и ума, у государыни даже прошли боли в боку, и она ощутила чувство голода, которое не замечала из-за постоянного болезненного дискомфорта.

— Австрия не желает воевать и сказывает то, что через год вступит, несомненно, в войну, но не сейчас. Получили они по мордасам от турки. Я отвечу австрийскому послу, что так же и мы поступим, не станем в спешке вводить армию, коли прусский мужеложец задумает каверзу, — канцлер взял следующую бумагу. — Вот, матушка, еще Испания прислала нам письмо. Говорят, что Россия занимает их земли в Америке.

— А что мы их земли заняли? Сие Петруши проказы? — удивилась Елизавета и стала проявлять свое недовольство. — Вот что он начудил? Мыслила, что муж здравый, а он и войну начал с султаном, рассорил нас с Австрией, шведы войны хотят, тут еще и гишпанцы [на самом деле Испания официально заявила свои права на Калифорнию только в 1750-х годах, пусть и ранее считала земли своими].

— Не гневайся, государыня, я тако ж думал, но разобрался. Ничего у Испании на те земли нету, пусчай попыжатся, да супокоются. Они союзники Франции, вот и вторят ей, — канцлер стал перебирать бумаги, пока не нашел нужную. — Это, матушка, тайная бумага из Парижу. Тут говориться, что Людовик ранее давал оружие и обучал строю турок, прислал более пяти десятков ученых людей, чтобы сильные фортификации ладить. Еще два-три года и турки стали бы свирепым ворогом, боле нынешнего. А то, что они возжелали взять и Малороссию и Гетманщину, так и не скрывали османы того и ранее. Крымские татары собирались свершить великие набеги на Слабожанщину, ужо и почали их свершать, как ранее, при Рюриковичах. Сколько людей увели, то и неведомо. И наше войско геройски побило турку. Цесаревич более моего разумел, а гишпанцам я отписал, что их карты были без тех земель, что они называют своими. И коли задумают что учудить, то и мы не останемся в сторонке.

— Ох, — Елизавета смахнула слезу. — Ты, Алексей Петрович так о деяниях Петруши говоришь, что я пуще прежнего уверовала, что Пресвятая Богородица приходила к нему, вона уже два раза от злодеяний спасла наследника, видать охраняет его. Все, не гневаюсь более. Ведаю, что серебро свое он растратил на войну, в этом годе так и не было дано Военной коллегии денег, а в Москве быка не купить, все на прокорм воинства идет. А что ты сказывал о Польше?

— Тут, матушка, то же, что и с иными — ополчаются супротив России. Август молчит, а Радзивилы с Агинскими конфедерацию [право шляхты собираться и, по сути, бунтовать против политики короля, отстаивая свои интересы] собирают в Баре [в реальной истории появилась чуть позже и там же, в украинской крепости Бар]. Призвали не идти на уступки диссидентам [название некатолических конфессий], — канцлер замолчал, ожидая вопроса.

— И что с поляками делать? Вразумить короля Августа? Так тот более в Саксонии пребывает, сам польскую шляхту побаивается! — говорила государыня ровно то, что от нее ждал канцлер.

— И тут, матушка, разумник, твой племянник, пораду дал, чтобы подымать окраиных гайдамаков, да направлять тех на барских конфедератов. Тем нынче не до того, чтобы пакостить России. А будь что, то и калмыков с башкирами можно отправить порезвиться, — канцлер улыбнулся, не смог он сдержать радости, что доклад государыни так легко складывается, как любит Бестужев — по выверенному сценарию.

— Ты, что, старый, рад, что не позвала за Ваней Шуваловым, Воронцова не кликнула и перечить тебе некому? — лукаво прищурилась государыня, по-своему расценив радость канцлера. — Занят Ваня, открывать университет готовится, вот и мечется, все не уймется, говорит, что не успевает. А что до Воронцова, так вице-канцлера отправила я в Крым и ногайцам принимать все по чести, бумаги править. А то Петруша повоевал, а как все по правде описать, не сподобился.

— Спаси Бог, государыня, токмо все то, что тебе говорю, знает и вице-канцлер, — Бестужев встал и в пояс, нарушая этикет, поклонился.

— Уймись спину гнуть, старый, ты, коли уже уверовал в Петрушу, так чаще подле его будь. А то Шуваловы уже в коммерцию цесаревича вовлекли. А наследнику нужно и политику разуметь, — государыня улыбнулась. — Иди, Бестужев, а то и видеть тебя трезвым чудно мне, поди уже водки принесли и только тебя дожидаются, кабы налить.