Пес, который порвал поводок - Конант Сьюзан. Страница 31

— Не будете ли вы так любезны сказать мне, дома ли Кевин? — спросила я так отчетливо и учтиво, словно давала иностранным студентам урок английского языка.

Кевин был дома и принял командование. Он позвонил своим дружкам, достал оружие, отказался отпустить меня домой и поручил меня заботам своей мамаши, которая усадила меня за кухонный стол и дала мне дозу — не виски, бренди или валиума, — но сладкого травяного чаю с молоком. Копы освобождены от гарвардского запрета на обои. Кухня у миссис Деннеги оклеена обоями с узором из желтых чашек и голубых зайчиков на коричневом фоне. Этих зайчиков я никогда раньше не замечала. Я из-за них разнервничалась. Миссис Деннеги всегда заставляет меня нервничать. Вместо того чтобы обычным образом закалывать свои седые волосы в пучок, она, верно, вбивает эти шпильки себе в череп молотком. Она всегда выглядит так, словно стоически переносит боль. Я начала дрожать, и она дала мне еще травяного чаю и погладила меня по спине. Чтобы успокоить себя, я сделала то, что делаю с тех пор, как себя помню. Вцепилась в своего пса, зарыла лицо у него в шерсти и вдохнула запах прирученного волка.

Кевин вскоре вернулся и отвел меня домой. К тому времени я уже не дрожала. Я была в ярости. В кабинете и спальне детективы посыпали все порошком для снятия отпечатков пальцев. Серый порошок был на всех дверях. Наверное, и на моих дискетах. Я ответила на массу вопросов. Нет, вроде ничего не пропало; пока не могу сказать. Документы, может быть. Дискеты.

Посыпав порошком и обшарив гостиную, дружки Кевина разрешили нам ею воспользоваться. Мы сели на противоположных концах кушетки, странно официальные, словно собирались потягивать «Бристольские сливки» и жевать птифуры, не уронив ни крошки. Хотя я повернула вентили радиатора, чтобы стало теплей, тепла еще ничуть не прибыло, а из-за старого пепла в камине комната казалась еще холоднее, чем была на самом деле. Рауди сел прямо передо мной и все время предлагал мне лапу.

— Вот что я тебе скажу, — начал Кевин. — Это не профессиональная работенка. Мы у тебя тут весь пол записали на пленку приближающей видеокамерой. Дальше. Первое, что делает профессионал, — убеждается, что обеспечил себе отступление. Устраивает себе лазейку: открывает окно, ломает замок черного хода — что угодно. Этот тип ничего подобного не сделал. Мне это не по душе. С профессионалом нечего беспокоиться. Ворюга входит, удостоверяется, что сможет удрать, забирает все, что хочет, уходит. Входит и выходит за пару минут. Меньше всего он хочет видеть хозяина. А у этого типа была какая-то своя цель. Документы?

— Может, он пришел в отчаяние из-за информации об электронных антиблошиных ошейниках, — заметила я. — Он просто не мог дождаться, когда «Собачья Жизнь» примет верные установки.

Кевин не улыбнулся. Он приподнял что-то похожее на магазинный пакет:

— Этот тип оставил тебе подарочек.

— Пластиковый пакет?

— Пакет, — сказал он, — наш.

— О! Пакет есть вещественное доказательство. Так?

— Содержимое — один большущий ком шерсти. Цвет — желтый. Ты, часом, не сберегала… гм… чего-нибудь такого? — Голос у него звучал в соответствии с обстоятельствами растерянно.

— Я не сторож шерсти собачьей. Не пряду я и не тку. — Это, должно быть, миссис Деннеги настроила мой ум на библейский лад. Конечно, некоторые люди сохраняют шерсть, когда вычесывают своих собак, В одной из книг, которую я взяла в библиотеке д-ра Стэнтона, была фотография шапочек и варежек, связанных из шерсти лаек. Для меня это то же, что прясть свои собственные волосы.

— А у тебя это, случаем… гм… не сувенир?

— От Винни? Конечно нет. Если бы мне захотелось сувениров, я достала бы фотографии, ленты и призы. А ты думал, я ее стригла после смерти? Что за омерзительная мысль? Где ты эту штуку нашел?

Я когда-то знала женщину, которая сделала кое-что еще омерзительней. Когда у нее умер пес, она отвезла его тело к таксидермисту. Набитый пес навеки воссел на своем любимом кресле у нее в гостиной. Пес был — или когда-то был — гладкошерстным фокстерьером. А женщина была француженка. Я спросила ее, в обычае ли такое у них во Франции, но она ответила — нет, это необычно и там.

— Шерсть была на кровати, — объяснил Кевин, — прямо на одеяле.

— Что же это должно значить?

— Визитная карточка. Послание кому-то. Тебе. Мне.

— Что за выкрутасы. Этот тип какой-то извращенец. Грабители не берут на работу своих собак. Здесь была какая-нибудь собака? Могут это твои парни сказать?

— Они еще не закончили, но считают, что нет, — ответил Кевин. — Считают, собаки не было. Только шерсть.

— Шерсть без собаки. Как улыбка без кота, — заметила я. — Как у чеширского кота.

Мне не нравилась эта шерсть у меня на кровати.

— А не скажешь ли, от какой она собаки? — Он вручил мне пластиковый пакет. Я подняла его и подержала под светом напольной лампы.

— Похоже на шерсть Винни, — сказала я. — Золотистый ретривер. Собака со шкурой, как у ретривера.

— Сядь, — попросил Кевин. — Нам с тобой нужно кое-что обсудить. Сегодня мы получили по почте листок. Неподписанный. Мол, если мы хотим узнать, кто убил Стэнтона, нам следует начать с того, чтобы поближе приглядеться к его псу.

— Да? — невинно спросила я;

— Ну?

— Ну так вперед, — предложила я. — Он не укусит. Или хочешь, чтобы я вызвала ветеринара?

— Хочу, чтобы ты сказала мне, что за чертовщина тут творится.

— Я рада, что тебя не слышит твоя мамаша. Если заорешь чуточку громче, она услышит.

— Говорят тебе, пора прекратить играть в игрушки. Какой-то чокнутый испоганил твой дом и вывалил эту собачью шерсть к тебе на кровать. Умер старик. Ты его видела? Мило он выглядел? Ты добиваешься, чтобы лицо у тебя стало таким же, Холли?

— Нет, — тихо ответила я. Не возьми я к себе Рауди в тот вечер, когда умер д-р Стэнтон, я много чего передумала бы об этом лице. По правде говоря, я приняла все весьма всерьез, но, когда рядом пес, особенно пес вроде Рауди, трудно бояться.

— Общее во всем этом — собаки, — заметил Кевин. — И по какой-то причине я, когда думаю о собаках, думаю о тебе.

— Я ничего не сделала, — сказала я.

— Верно. А вот теперь начнешь. Расскажи мне об этом псе. Сейчас.

Кевин вовлекал меня в разговор, не стращая и не угрожая. Он меня напрягал. Я никогда не слышала, чтобы он так разговаривал. Кроме того, раз он решил поближе приглядеться к Рауди, он неизбежно найдет татуировку.

— На нем есть татуировка, — начала я. — Это регистрационный номер АКС. Пес принадлежит Маргарет Робишод.

— Умница. Пай-девочка, — одобрил Кевин.

— Не говори со мной покровительственным тоном, выродок. Я тебе все скажу.

— Я рад, что моя мама тебя не слышит.

Оба мы рассмеялись. Рауди перешел к Кевину и подал ему лапу. Тот ее принял.

— Я тебе все скажу, — продолжала я, — при условии, что сохраню этого пса. К ней он не вернется.

— Отдел по расследованию убийств и контроль над животными недавно объединились, — сообщил Кевин, — но в твоем случае я сделаю исключение.

Я выболтала все, включая слухи о том, что Маргарет дает своим собакам наркотики, и свои подозрения насчет ее брата.

— Итак, — завелась я, — Маргарет ненавидела Стэнтона. Даже если сперва она считала, что Кинг умер, то могла увидеть его здесь поблизости. Эйвон-Хилл достаточно близко от Брэтл и, Эпплтон, а Стэнтон гулял с Рауди. Сколько будет дважды два, она сосчитать умеет. А если она узнала, ей попросту понравилось его мучить. Плюс к тому она могла отомстить и не забирая обратно Рауди, своего Кинга. А ты упустил кое-что существенное.

— Я упустил, гм?

— Деньги, — объяснила я. — Когда ты взглянул на ее задний двор, то не понял, что там. У нее самый шикарный питомник, какой я когда-либо видела, и ручаюсь — ты в него не заходил. Много ли выплачивал доктор Стэнтон?

— Две тысячи в месяц, — ответил Кевин.

— А долго ли?

— В течение восьми месяцев.

Шестнадцать тысяч, свободных от налога. Я не была уверена, что этого довольно, чтобы финансировать такую систему, но не сказала этого. Может быть, она рассчитывала на дальнейшие поступления. Интересно, где она была в начале нынешнего вечера. Выводила своих собак? Вопросы, вопросы…