Война - Селин Луи-Фердинанд. Страница 10

— Ладно, Фердинанд, так и быть, идите, но только с Бебером, и постарайтесь избегать слишком людных улиц, иначе вы обязательно нарветесь на патруль, меня отдадут под суд, а вы отправитесь прямиком в тюрьму, и не говорите потом, что я вас не предупредила.

Спасибо от меня она так и не дождалась.

—  Бебер, в два часа сваливаем, но смотри, чтобы остальные доходяги не просекли, что мы собрались на променад. Сброду скажем, что ты сопровождаешь меня к специалисту, который должен осмотреть мою руку.

—  Гы! — ответил он, и мы давай с ним орать, что это такой специальный спец, приехавший специально, чтобы меня осмотреть, и нам нужно отправиться к нему аж на другой конец гарнизона.

Этих раненых хуй поймешь. [Пока вроде они нам поверили и ждали продолжения пиздежа]. Ладно. В два часа мы выходим на улицу. Узенький переулок. Но холодный ветер бодрит.

— Вот и зима подходит к концу, Бебер, — сказал я ему. — Грядут перемены! Наступит весна, и шум у меня в башке станет еще сильнее! Можешь не сомневаться.

Бебер тоже всегда предпочитал соблюдать осторожность. Меньше всего ему хотелось влипнуть в какие-нибудь неприятности. На ногах у него были тапки, и он бесшумно крался от парадной к парадной, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Вокруг было полно деревьев, растущих в садах за низкими кирпичными заборами. В небе артиллерийские снарады вычерчивали причудливые следы на фоне таких же причудливых и тоже бледно-розовых облаков. Навстречу нам попадались одни сплошные пешедроты, форма у них была гораздо менее броская, чем у нас, не особо яркая, зато не маркая. С тех пор, как мы попали в Деву Марию Заступницу, мода успела сильно измениться. Время летит быстро. От свежего воздуха у меня слегка кружилась голова, но Бебер меня поддерживал, и я кое-как продвигался вперед. На мостовой ко мне снова вернулось блядское желание шляться по улицам. Быть живым. Я невольно вспомнил, как когда-то дни напролет сновал туда-сюда по бульвару с ювелирными украшениями для ма[газина], и как паршиво для меня все тогда закончилось. После чего мне сразу расхотелось углубляться в воспоминания, чтобы не портить себе день. Удивительно, как много у меня в прошлом было всякого дерьма.

Пердю-сюр-ле-Лис представлялся нам какой-то жуткой дырой. Наши, по крайне мере, все так считали. Центральная площадь была окружена выточенными из камня живописными домиками, прямо как на картинке. В самом центре рынок с морковью, репой и солениями. Нарочно не придумаешь. И кругом грузовики, от которых сотрясалось все вокруг, дома, рынок, местные давалки и солдатня, каждой твари по паре от каждого рода войск, начиная с артиллерии, из-под всех арок доносилось карканье, где они кучковались по углам, разбившись на небольшие группы, руки в карманах, в желтом, зеленом, овцеёбы, даже индейцы, плюс техника, целый автомобильный парк... Все это перемещалось по кругу и тряслось [два неразборчивых слова], как в цирке. Это было сердце города, откуда во всех направлениях отправлялись снаряды, морковка и люди.

На смену им приходили другие, усталые и потрепанные, шеренги едва волочили ноги, оставляя за собой полосу грязи, по которой скакали [драгуны], облаченные в цвета площади. Мы уселись в небольшом темном кабаке, откуда было хорошо видно улицу и можно было не спеша оценить обстановку.

Бебер с виду был неказист. Посмотришь, вроде ничего особенного, однако на этого парня можно было положиться.

Начнем с того, что платил он. Деньги у него были.

— Моя жена неплохо справляется, — сообщил он, -она у меня работящая, я терпеть не могу бездельников...

Я все понимал. Я же не тупой. Короче, через эту центральную площадь проходил весь город.

— Вот увидишь, — говорю я Беберу, — если мы еще какое-то время здесь проторчим, комендант Рекюмель тоже сюда заявится...

— Забудь про него, — отвечает он мне, — посмотри лучше, какая здесь подавальщица...

У нее и вправду был впечатляющий бюст, но там уже два пехотинца из колониальных подразделений нацелились на ее сиськи, каждому — по одной.

— Она уже занята, — констатирую я.

—  Видел бы ты мою Анжелу, этой до нее далеко, моя гораздо симпатичнее, не говоря уже об остальном. А эта — обычная сортирная подстилка, — произнес он нарочито громко, чтобы его все слышали. — Я бы ей даже отсосать не дал.

И как бы в подтверждение своих слов он смачно харкнул, попав прямиком на туфлю официантки. И тут она повернула голову в сторону Бебера и заметила его, он в этот время продолжал пялиться на нее с нескрываемым отвращением. Неожиданно официантка расплывается в улыбке, отталкивает двух сержантов и подходит к нему с любезнейшим выражением на лице.

—  Осторожней, сука, ты мне ногу отдавишь. Принеси-ка мне лучше два пикона [15] и вали отсюда. Может быть, эта дешевка и сгодится мне на замену, но сперва мне надо перетереть с Анжелой...

После чего он насупился, прикрывшись занавеской, из-за которой мы наблюдали за центральной площадью, и на подавальщицу больше даже ни разу не взглянул, словно ее для него вообще не существовало. Та суетилась, делала все, чтобы он снова в нее плюнул, иначе не скажешь. Однако он уже утратил к ней всякий интерес. Он размышлял.

Я его от размышлений не отвлекал. И тоже задумался. Я старался соответствовать моменту.

—  Посмотри, — сказал он через какое-то время, — тут полно англичан!.. Я напишу об этом Анжеле... Теперь, когда я могу выходить, я этим займусь... Если мой мосол будет гноиться еще два-три месяца, ты сам убедишься, какова моя Анжела, Фердинанд. Ты даже сможешь посылать своим старикам бабки... Я тебе уступлю эту подавальщицу, я ее быстро выдрессирую... Будет как шелковая... На замену ей я найду себе другую... А с бабами вроде Л’Эспинасс я предпочитаю не связываться... На них нельзя положиться. Я и сам люблю всякие садистские штучки, но от них никогда не знаешь, чего ждать, и рано или поздно это обернется против тебя, вот Анжела для меня в самый раз. Увидишь, как это выгодно... Представь себе охотничью собаку... Ты же наверняка видел таких классных телок...

Да, я таких видел, но мне не особо хотелось об этом говорить. В общем, мы неплохо посидели. Пикон ударил Беберу в голову. Он слегка заговаривался, хвастался своими успехами. Это был его конек. Он заказал еще один, потом еще. За два следующих подавальщица не захотела брать с него деньги. Ее право.

— Не ходи мне по ногам, блядина, — заорал он на нее в качестве благодарности.

Он все же ущипнул ее за ляжку, но так сильно, что она сморщилась, а потом еще и везде под юбкой. В итоге он чуть не довел ее до обморока. Мы встали и вышли.

— Не оборачивайся, — сказал мне Бебер. Постепенно я стал чувствовать себя лучше. В кафе было много гражданских, помимо военных, разумеется, и легавых в штатском, этих тоже хватало. Всевозможные торговцы, крестьяне, бельгийские гренадеры и британские моряки. Бренчало громадное механическое пианино, внутри которого строчил свой пулемет, выстукивая мелодию на тарелочках. В сочетании с пушками снаружи получалось довольно забавно. Именно в таком исполнении я в первый раз услышал Типперери [16]. Тем временем уже начало темнеть. Приходилось возвращаться назад, крадучись вдоль домов. А это не так быстро с учетом наших, как его, так и моих, физических возможностей.

-  Если я буду гноиться хотя бы еще два месяца, слышь, Фердинанд, — не унимался Бебер, — только два месяца, то с одной только Анжелой, слышь, только с ней одной я сделаю состояние...

Трёп продолжался. Главное было не привлекать к себе внимание. В принципе, улицы уже должны были полностью опустеть. Но прятаться все равно пришлось, пока проходил патруль легавых, потом целый эскадрон жандармов, а за ними еще и группа мудил с дубинками и нарукавными повязками английской полиции. К счастью, нас спасла инженерная рота, без нее, думаю, мы бы спалились. Понтонёры тащили на канатах свои понтоны. Всевозможные цепи, драндулеты и котелки, настоящая барахолка. Среди такого количества снаряжения без труда затерялось еще два предмета. И вот так, удачно вписавшись в кучу этого барахла, мы с ним вдвоем хромаем в направлении нашей улицы. Прямиком до угла, где можно уже вздохнуть спокойно. От угла до небольшой двери Девы Марии Заступницы мы добираемся в три приема, отсюда можно попасть в наш лазарет только через подвал. Я не особо любил там ходить.