Убийство на поле для гольфа - Кристи Агата. Страница 2
– Помните «Дело об отравлении в Стайлзе»? – спросил я.
– Погодите-ка, там еще старушку прикончили? Где-то в Эссексе, что ли?
Я кивнул.
– Это было первое крупное дело Пуаро. Если бы не он, убийце несомненно удалось бы выйти сухим из воды. Да уж, потрясающая была работа!
Усевшись на любимого конька, я проскакал по основным пунктам этого расследования до неожиданной и триумфальной развязки. Девушка слушала затаив дыхание. Вообще мы оба настолько увлеклись, что даже не заметили, как поезд подкатил к станции Кале.
– Матерь божья! – вскрикнула моя попутчица. – Где моя пуховка?
Она нанесла на щеки новый слой пудры, затем щедро намазала губы помадой и оценила результат, глядя в карманное зеркальце – причем без малейшего стеснения.
– Осмелюсь заметить, – начал я нерешительно, – это, конечно, нахальство с моей стороны, но к чему вам все это?
Девушка прервала свое занятие и уставилась на меня с нескрываемым удивлением.
– Такая красивая девушка вполне могла бы позволить себе обходиться без пудры и прочего, – запинаясь произнес я.
– Дружочек мой! Без этого никак. Все девушки обязаны следить за собой. Уж не думаете ли вы, что я хочу выглядеть отсталой деревенщиной? – Она в последний раз посмотрелась в зеркальце, одобрительно улыбнулась своему отражению и спрятала косметичку в сумку. – Так-то лучше. Согласна, следить за своей внешностью – довольно хлопотное дело, но если девушка себя уважает – нельзя распускаться!
Мне было нечего ответить на эту в высшей степени нравственную сентенцию. Как много порой зависит от точки зрения!
Я подозвал двоих носильщиков, и мы сошли на платформу. Попутчица протянула мне руку.
– Ну, до свиданьица, и впредь обещаю следить за речью.
– Но вы, конечно, позволите мне составить вам компанию на борту парохода?
– А до парохода дело может и не дойти. Я должна выяснить, не отчалила ли моя сестричка куда-то по суше. Но все равно, спасибо вам.
– Мы, конечно же, еще увидимся с вами, правда? Я… – Тут я запнулся. – Я хочу познакомиться с вашей сестрой.
Мы оба рассмеялись.
– Это и правда очень мило с вашей стороны. Я передам ей ваши слова. Но вряд ли мы свидимся снова. Вы были так добры ко мне всю поездку, особенно учитывая мои выходки. Но то, что было написано у вас на лице с самого начала – истинная правда. Не вашего я поля ягода. Чуть что – беды не оберешься, я это слишком хорошо знаю…
Лицо у нее вдруг изменилось. На миг легкомысленная веселость померкла. Оно показалось гневным – даже мстительным…
– Так что прощайте, – сказала моя попутчица, и голос ее снова звучал легко и непринужденно.
– И вы даже не скажете, как ваше имя? – крикнул я ей вслед.
Девушка обернулась, поглядела на меня через плечо. На щеках заиграли ямочки. Она будто сошла с очаровательной картины Грёза [3]
– Синдерелла, – сказала она и засмеялась.
Я не думал и не гадал, когда и при каких обстоятельствах встречу вновь свою Золушку из поезда.
Глава 2. Призыв о помощи
На следующее утро, когда я вышел к завтраку в нашу общую гостиную, на часах было пять минут десятого.
Мой друг Пуаро, как всегда пунктуальный до минуты, как раз принялся срезать верхушку со второго яйца.
Увидев меня, он лучезарно улыбнулся.
– Хорошо выспались, да? Оправились после ужасного морского вояжа? Это чудо чудное, нынче утром вы почти вовремя. Пардон, но ваш галстук несимметричен. С вашего позволения, я его поправлю.
Где-то я уже описывал внешность Эркюля Пуаро. Потрясающий человек потрясающе маленького роста – всего пять футов четыре дюйма! Голова яйцевидной формы и слегка клонится набок, в глазах в минуты возбуждения вспыхивает зеленая искорка, напомаженные усы закручены вверх на армейский манер, и безмерное, величавое достоинство во всем облике! Одет с иголочки, щеголеват и опрятен. Страстный аккуратист во всем без исключения. Вид криво пристегнутой брошки или булавки для галстука, или крохотная пылинка на чьем-нибудь костюме – невыносимая пытка для этого маленького педанта, если только у него нет возможности облегчить свои страдания, собственноручно все исправив. Его божества – Порядок и Метод. Он всегда испытывал некоторое презрение к вещественным доказательствам, таким как следы обуви или сигаретный пепел, утверждая, что сами по себе они никоим образом не помогут сыщику в расследовании. Бывало, постучит пальцем по яйцеобразной своей голове с каким-то нелепым самодовольством и скажет: «Истинная работа совершается вот здесь, внутри. Серые клеточки, мон ами – всегда помните о серых клеточках!»
Я проскользнул на свое место и, отвечая на приветствие Пуаро, заметил между прочим, что часовой переезд по морю между Кале и Дувром едва ли может удостоиться эпитета «ужасный».
Пуаро энергично возразил, потрясая ложечкой.
– Отнюдь! Если человек целый час испытывает ужасные чувства и эмоции, это равносильно нескольким часам ужаса! Не даром же один ваш английский поэт сказал, что время исчисляется не часами, а ударами сердца!
– Мне кажется, Браунинг имел в виду нечто более романтическое, нежели морская болезнь.
– Потому что он был англичанин, островитянин, для коего Ла-Манш – ничто. Ах, но вы ведь тоже англичанин! Мы – другие. Представьте себе, в начале войны одна моя знакомая бежала на побережье, в Остенде. И там у нее приключился кошмарный нервный припадок. Бежать дальше было невозможно, разве что пересечь море! А она испытывала ужас – панический! – перед морской стихией! Что ей было делать? Боши с каждым днем приближались. Только представьте весь ужас ее положения!
– И как же она поступила? – полюбопытствовал я.
– К счастью муж ее был, что называется, практи́к. И к тому же невозмутимый, нервные припадки его не трогали. Он просто на руках отнес ее на корабль. Естественно, по приезде в Англию она находилась в полной прострации, но все еще дышала.
Пуаро совершенно серьезно покачал головой. Я как мог старался сохранить невозмутимое выражение лица.
Внезапно мой друг напрягся и драматически указал пальцем на подставку с тостами.
– А вот это, пар экзампль, уже чересчур! – вскричал он.
– Что именно?
– Этот кусочек тоста. Заметили вы его или нет? – Он извлек нарушителя из тостера и протянул мне, дабы я смог его осмотреть во всех подробностях. – Квадратен ли он? Нет. Треуголен? И снова нет. Может, он по крайней мере кругл? Нет. Имеет ли он какую-нибудь форму, хоть отдаленно приятную для глаз? Есть ли в нем симметрия? Ни малейшей.
– Этот ломтик отрезан от домашней буханки, – объяснил я, стараясь примирить его со злополучным тостом.
– До чего разумен мой друг Гастингс! – воскликнул Пуаро с явным сарказмом в голосе. – Неужели вы не понимаете, что я отрицаю такие буханки – беспорядочные и бесформенные, ни одному булочнику не должно быть дозволено выпекать такие!
Я предпринял попытку отвлечь его.
– А не пришло ли чего-нибудь занятного по почте?
Пуаро расстроенно тряхнул головой.
– Писем я еще не читал, но последнее время ничего интересного не происходит. Великих преступлений, преступников, обладающих собственной методой, больше не существует. Расследования, которые мне предлагают нынче, банальны в высшей степени. В сущности я низведен до того, что возвращаю модным дамам потерянных болонок! Последним делом, представлявшим хоть какой-то интерес, была та хитроумная история с бриллиантом Ярдли, и было это – сколько месяцев назад это было, друг мой?
Он покачал головой с таким удрученным видом, что я расхохотался.
– Приободритесь, Пуаро, удача переменчива. Прочтите письма. Как знать, может, величайшее дело уже маячит на горизонте.
Пуаро усмехнулся и, вооружившись изящным ножиком для писем, аккуратно вскрыл несколько конвертов, лежавших рядом с его тарелкой.
– Счет. Еще один. Похоже, к старости я становлюсь транжирой. Ага! Записка от Джеппа.