Пара из дома номер 9 - Дуглас Клэр. Страница 2
Я слышу, как «Ламбретта» [1] Тома подъезжает к крыльцу; он всегда хотел такой мотороллер и купил себе его – правда, подержанный, – когда мы переехали сюда. Он ездит на нем на станцию и обратно. Это дешевле, чем содержать две машины, – ведь все свободные деньги, которые мы накопили, ушли на расширение дома.
Потом хлопает входная дверь. Том вбегает на кухню, его лицо выражает сильное беспокойство. На нем очки в модной черной оправе, которые он купил, когда начал работать в финансовом отделе технологической компании больше года назад. Том считает, что они придают ему больше серьезности. На лицо падает светло-русая челка, джинсы плохо сочетаются с льняной рубашкой и с пиджаком. Что бы он ни надел, все равно будет выглядеть как студент. От него пахнет Лондоном – дымом, поездами, латте навынос и чужими дорогими запахами. Снежок вьется вокруг наших ног, и Том наклоняется, чтобы рассеянно погладить его, но все его внимание приковано ко мне.
– О господи, с тобой все хорошо? Такой шок… как ребенок? – спрашивает он, выпрямляясь.
– Все в порядке. Мы в полном порядке, – отвечаю я, защитным жестом кладя ладони на свой живот. – Полиция все еще в саду. Они опросили меня и строителей, а теперь повесили ограждающую ленту, поставили палатку и все такое.
– Черт. – Том смотрит мимо меня в окно, на то, что творится в саду, и выражение его лица на несколько секунд делается мрачным. Затем он поворачивается ко мне. – Они что-нибудь сообщили тебе?
– Совсем немного. Это человеческий скелет. Кто знает, как долго он там пролежал… Насколько я знаю, ему может быть несколько сотен лет.
– Или он мог остаться со времен римского владычества, – говорит Том, криво улыбаясь.
– Вот именно. Возможно, он лежал здесь еще до того, как построили Скелтон-Плейс. То есть до… – Я хмурюсь, понимая, что не могу вспомнить дату.
– Тысяча восемьсот пятьдесят пятого года. – Конечно, Том это знает. Ему достаточно прочитать что-то один раз, чтобы запомнить. На викторинах он всегда первым отвечает на вопросы в разделе «Общеизвестные» и постоянно ищет всякие мелкие факты на своем смартфоне. Он – полная противоположность мне: спокойный, прагматичный, никогда не реагирует на что-либо слишком остро. – Хотя это выглядит достаточно серьезно, – вслух размышляет Том, не отрывая взгляда от того, что творится в саду.
Я смотрю туда же. Появляются еще несколько полицейских с поисковыми собаками на поводках. Неужели следователи подозревают, что здесь есть еще трупы? Мой желудок сжимается.
Том снова поворачивается ко мне, его голос серьезен.
– Мы уж точно не ожидали такого, когда переехали в деревню.
Несколько секунд мы молчим, потом начинаем нервно смеяться.
– О господи, – говорю я, прервавшись. – Мне кажется, сейчас не время для смеха. Все-таки это была чья-то смерть…
Но эти слова вызывают у нас новый приступ хохота.
Многозначительное покашливание заставляет нас умолкнуть, и, повернувшись, мы видим женщину-полицейского в форме, стоящую у задней двери. Это дверь сделана в «конюшенном» стиле [2], и сейчас открыта только верхняя половина, поэтому женщина, по пояс скрытая нижней половиной двери, выглядит так, будто собирается показать кукольное представление. Да и смотрит она на нас словно на непослушных школьников. Снежок начинает лаять на нее.
– Спокойно, все хорошо, – говорит Том, обращаясь к псу.
– Извините, что вмешиваюсь, – говорит женщина, однако, судя по ее виду, это извинение – просто формальность. – Я стучала, но никто не ответил. – Она открывает нижнюю половину двери и теперь стоит на пороге во весь рост.
– Ничего страшного, – отзывается Том и отпускает Снежка, который тут же бросается к женщине, чтобы обнюхать ее брюки. С легким раздражением та отодвигает его ногой.
– Полицейский констебль Аманда Прайс. – Она старше нас лет на пятнадцать, с темными волосами и пронзительными голубыми глазами. – Могу я получить подтверждение того, что вы являетесь владельцами этого дома? Том Перкинс и Саффрон Катлер?
Формально владелица – моя мать, но я не хочу усложнять ситуацию упоминанием об этом.
– Да, – подтверждает Том, выразительно взглянув на меня. – Это наш коттедж.
– Тогда все верно, – констебль Прайс кивает. – Боюсь, нам придется немного задержаться здесь. Есть ли кто-нибудь, у кого вы могли бы остановиться на ночь? Может быть, на выходные?
Я думаю о Таре, которая сейчас живет в Лондоне, и о моей школьной подруге Бет, в Кенте. Друзья Тома проживают либо в Пуле, откуда он родом, либо в Кройдоне.
– Мы живем здесь совсем недолго, у нас еще нет друзей поблизости, – отвечаю я, и это заставляет меня задуматься о том, насколько мы изолированы здесь, в этой деревне в самой глуши.
– Ваши родители живут поблизости?
Том качает головой.
– Мои родители в Пуле, а мама Саффи в Испании.
– Мой папа живет в Лондоне, – добавляю я. – Но у него только двухкомнатная квартира…
Констебль хмурится, словно считает все эти сведения совершенно излишними.
– Тогда позвольте предложить вам временно переехать в гостиницу, только до воскресенья. Полиция оплатит вам расходы за причиненные неудобства. Это только на то время, пока на месте преступления идут раскопки.
Слова «место преступления» и «раскопки» вызывают у меня тошноту.
– Когда можно будет возобновить строительство? – спрашивает Том.
Констебль вздыхает, как будто этот вопрос совершенно неуместен.
– Боюсь, вы не сможете пользоваться этим садом, пока не закончатся раскопки и вывоз скелета. Вам придется подождать, пока не поступят сведения из SOCO. Из отдела следственной криминалистики, – уточняет она, когда мы смотрим на нее с озадаченным выражением лица.
– Так вы считаете, что это преступление? – спрашиваю я, бросая на Тома обеспокоенный взгляд. Он пытается улыбнуться мне, чтобы успокоить, но эта улыбка напоминает гримасу.
– Мы рассматриваем это как место преступления, именно так, – говорит Прайс, как будто считает меня невероятно глупой. Но никакой другой информации она нам не дает, и я чувствую, что спрашивать бесполезно.
– Мы живем здесь всего несколько месяцев, – повторяю я, сочтя необходимым объяснить это – на случай, если суровая дама-офицер решит, будто мы могли иметь к этому какое-то отношение… будто у нас есть привычка прятать трупы в саду. – Он мог лежать здесь годами… столетиями, возможно…
Но выражение ее лица заставляет меня умолкнуть.
Констебль Прайс поджимает губы.
– Я не имею права сообщать сейчас что-либо еще. Криминалисты дали запрос на присутствие судебного антрополога, дабы подтвердить, что кости человеческие. Мы будем держать вас в курсе.
Я думаю о руке, которую видел Карл, – по его собственным словам. Вряд ли приходится сомневаться в том, что останки человеческие. После нескольких секунд неловкого молчания констебль Прайс собирается уходить. Затем останавливается, как будто что-то внезапно вспомнив.
– Ах да, и не могли бы вы покинуть этот дом в течение часа, будьте так любезны?
Мы смотрим, как она выходит в сад на нашем заднем дворе, в этот ужасный мир полицейской криминалистики, и я стараюсь не заплакать. Том молча берет меня за руку, будто не находя слов утешения.
И вдруг до меня доходит, что это действительно происходит. Дом нашей мечты, наш прекрасный коттедж, теперь стал местом преступления.
К счастью, в деревенской гостинице «Олень и фазан» есть свободный номер, где мы можем остановиться, и туда можно заселяться с собаками. Каждый из нас собирает себе одну сумку с вещами, и Том настаивает на том, чтобы нести обе, а я беру Снежка на поводок.
Хозяйка гостиницы Сандра Оуэнс смотрит на нас вопросительно.
– Но ведь вы же новые владельцы коттеджа Скелтон-Плейс, разве не так? – спрашивает она, когда мы заходим поесть в паб при гостинице. После переезда в Беггарс-Нук мы были в пабе всего один раз, и то на обеде в воскресенье в прошлом месяце. На нас произвели глубокое впечатление стены, со вкусом выкрашенные в бледно-зеленый цвет краской «Фарроу энд Болл» [3], типичная сельская мебель и вкусная домашняя еда. Очевидно, что паб был заново отремонтирован, когда пять лет назад он перешел в собственность Оуэнсов.