Я - РОСС! (СИ) - Ветров Клим. Страница 3

Пока я соображал как быть и что делать, в кабинет вошёл состоящий при молодом боярине денщик дядька Иван.

По метрике — паспортов тут ещё не знали, Кахидзе Иван Матвеевич, шестидесяти двух лет отроду, невысокий, как коленка лысый, но бородатый, смуглокожий и черноглазый, с большим грузинским носом и толстыми мясистыми губами, пошлёпав которыми, он произнёс,

— Чтэ… Упал родымий?..

Не знаю отчего, но как только я увидел его в первый раз, Ивана в смысле, мне показалось что такое поведение — акцент в частности, это лишь ширма, за которой скрывается совсем другой человек. И хотя интуиции своей я верил безоговорочно, но сказать определённо, какой он там, за этой ширмой, пока не мог.

— Да, дядька Иван, оступился Федя маленько… — задумчиво глядя на растекающуюся по полу кровь, произнёс я, решив заодно и проверить, насколько предан мне мой слуга.

И тот не подвёл.

— Сэйчас приберу. Погодытэ малэнко… — сказал он, оценивающе осмотрел лежащее перед ним тело, и тихо исчез за дверью.

Понятно, что в этом мире жизнь слуги — пусть и управляющего, — ничего не стоит, но всё же приятного мало…

Ждать, пока он приберёт, не хотелось, я хоть и не неженка, вот только местная часть меня сидеть рядом с ещё тёплым трупом, и заниматься учётом, — не привыкла, поэтому, прихватив стопку бухгалтерских книг, пришлось ретироваться обратно в свою комнату, пройдя при этом через кухню, и запасшись палочкой копчёной колбаски.

Поначалу позывы моего нового тела, меня напрягали — ту же колбасу не привык я палками жрать, но, буквально по прошествии трёх дней, всё устаканилось, и то что казалось странным и непривычным, стало само собой разумеющимся, — во всю шло слияние соседствующих личностей. То есть, вроде бы, свойственные молодости необдуманные импульсы присутствуют, но тут же гасятся благоразумностью умудрённой старости. Мне даже интересно, кто из нас победит в плане эмоций, — старик, или всё же пацан?

А комнат здесь, к слову, было достаточно много, точно больше тридцати, но в пригодном для жилья состоянии, то есть с мебелью, приличных, и без разбитых окон, всего шесть: Комната деда, моя, управляющего, дядьки Ивана, кухарки и садовника. Был ещё истопник, но он жил по месту работы, в кочегарке. Теперь вот ещё кабинет появился, но туда только после уборки.

В общем, засел я на кровати и перелистывая учетную ведомость, принялся за колбасу. Так-то бухгалтер из меня неплохой, сложность лишь в том, что я даже примерно не владею информацией о ценах этого мира, но посидев пару часиков, сопоставляя доходы с расходами, я выяснил что первые были весьма скромны, а вторые непомерно велики, и как при всём этом мы не пошли ко дну, пока оставалось загадкой.

То есть, если верить бухгалтерии, выходило что зарабатывали мы примерно пять тысяч серебром в месяц, а тратили в среднем семь. И так происходило не только сейчас, а тянулось на протяжении многих и многих лет.

А это значит что? — А значит это, что либо тот кто вёл учёт, делал это спустя рукава, либо планомерно обманывал. — Третьего не дано.

С ценами на продукты, услуги и зарплату тоже всё странно получалось, например буханка подаваемого к столу хлеба, стоила без малого рубль, палка колбасы уже пять, а зарплата садовника составляла десять рублей в месяц. Как такое могло быть? Подлог очевиден. И я, вооружившись письменными принадлежностями, старательно выписал всё что казалось мне странным, отложил книги, и направился к кухарке, надеясь просветиться в местной ценовой политике, да прихватить ещё чего-нибудь вкусненького.

— И чего это ты, Максимка, никак снова потчевать явился? — уперев руки в боки, прямо в проходе встретила меня та. — У тебя не глисты, случаем, завелись? Ты руки-то моешь?

Поначалу, когда я впервые увидел эту женщину, слегка опешил от такого к себе, боярину, обращения. Но поковырявшись в памяти, понял, что оно вполне обоснованно, ибо в детстве, а оно у парнишки было не очень радужным, кухарка Марфа заменяла ему и мать и отца, так что могла не только сказать всё ей что вздумается, но в особых случаях и полотенцем мокрым отшлёпать.

— Тётка Марфа, — не обращая внимания на ворчание женщины, я приступил к делу, — а почём сейчас хлеб?

— Совсем проголодался, Максимка? — странно посмотрев на меня, встревожилась та, и предложила, — так возьми вон, есть ещё буханочка…

— Нет, ты не поняла, мне цены нужны, для бухгалтерии, проверить кое чего…

— А ты ж! Счетовод выискался! Да я тебе и так скажу что хреномундий этот ворует напропалую! И деду твоему говорила, только бестолку это! Бестолку!

— И всё же, почём хлебушек-то? — не отставал я, — и колбаса?

Почти испуганно посмотрев на меня, — округлив при этом свои и так круглые глаза, Марфа всё же ответила.

— Хлеб по семь копеек, колбаса по полтиннику…

Я, конечно, предполагал что цены завышены, но чтоб такое… Вот и вылезли просчёты в расчётах, видать писал от балды Федя, на всякий случай преувеличивая всё в несколько раз, и в книгах бухгалтерских, которые только он и читал, ноль особенно не выводил. Либо лень ему было — зачем стараться, если всё равно никто не оценит? Либо счетовод он был так себе, а сейчас уже и не спросишь.

А вот у меня с математикой всегда было более чем нормально, и примерно прикинув размер украденного, я даже как-то немного обалдел. Если брать все двенадцать книг за последние года, и помножить их на недостачу, получалась очень серьезная сумма, которую Федя, не имея ни семьи ни детей, попросту не мог полностью потратить.

— Спасибо Марфа! — поблагодарил я кухарку, и забрав заботливо сделанный бутерброд, шумором метнулся на второй этаж, в комнату управляющего.

Жаль, конечно, что так всё с Федей вышло… Нет, не жизнь его никчемную жаль, жалею я что спросить с него не могу за украденное, ведь где-то же он прятал деньги? Вот только где? Обыск его комнатушки ничего не дал, из замка он практически никогда не уходил, только на рынок ближайший, да и то не совсем регулярно, всё что нужно, нам и так привозили. Загадка в общем… Искать наобум по замку? — жизни не хватит, тут столько мест укромных, можно батальон солдат разместить, никто и не заметит. А деньги они что, если золотом, так они много места не занимают, сунул куда-нибудь за стенку, и ищи свищи.

Оставалось одно, размышлять.

— Всё, прыбралса я, маладой хозаин… — как обычно беззвучно, появился Иван. — Можешь обратна пэрэезжат!

— Отлично. — отвлекаясь от мыслей о деньгах — что было довольно сложно, поблагодарил я денщика, и спросил на всякий случай, — Постой, а было у Феди какое-то место любимое? Может он отдыхал где-то в замке? Бывал часто?

Тот задумался на мгновение, и решительно ответил,

— Канешна была… В том крыле, — махнул он рукой, — цветочки там всякие выращивал…

Точно! Наверняка где-то там и спрятал, обрадовался я, и забыв даже поблагодарить человека за подсказку, направился навстречу сокровищам.

Сказать что так люблю деньги, — определенно нельзя, последнюю пару сотен лет нужды я не испытывал, но сейчас, в данном конкретном случае, от того найду ли я Федину заначку, зависело очень многое. Ведь судя по обнаруженным мною закладным, дед умудрился заложить наше последнее имущество, родовую крепость. И да, я вполне принял свою новую жизнь чтобы считать её своим домом, а окружающих меня, включая слуг, своей семьей. Тем более, кроме слуг, меня никто и не окружал. Они меня выкормили, обучили и воспитали, так что, это совсем не удивительно.

Забегая вперёд скажу, Федины сокровища нашлись почти сразу, в ящике под здоровенным цветком. Уверенный в своей безнаказанности, он даже не стал особенно их прятать, лишь развернув принятую мной за ящик тумбу дверками к стене.

Триста монет золотом, и чуть больше тысячи серебром. Золотая монетка; размера небольшого и формы неправильной, — весила грамм пять, серебряная побольше, но такая же кривая. Золотые назывались червонцами — хотя номинал был пятирублевый, серебряные рублями. В «кладе» не было меди, но вообще медные деньги были здесь самыми ходовыми. От полушки, и до полтинника. Такие же, кстати, кривулинки.