Меняю колоду! (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич. Страница 38

— Папа, — голос наследника рода Демидовых едва не перешел на крик, — ну не могу я больше терпеть это позорище! К тому же, Шестопер обещает все проделать тихо и гладко. Подловят гаденыша в укромном месте, когда тот наконец высунет нос за стены универа, гирькой по башке… Я ему только в бесстыжие зенки гляну, чтобы знал, благодаря кому собачью смерть принял. Затем медленно сожгу, начиная с пяток и выше, чтобы как можно дольше мучился. В конечном итоге, костей от него не останется, я все-таки боевой стихийник и не из самых последних в университете.

— План, конечно, неплох, — боярин задумчиво почесал до синевы выбритый подбородок. — И все-тики на душе у меня отчего-то неспокойно. Так тяжко, как не было в ту пору когда с Голицыными конфликтовали за калифорнийское золото. А вдруг, Зубов ректорская креатура.

На что наследник рода, хищно осклабившись, сказал:

— С чего бы ему быть человеком Блинова, чай не выдающийся маг и не отпрыск знатного рода. Уверяю, отец, все будет шито-крыто, комар носа не подточит. А с Шестопером и его людьми сам потом разберусь. Чтобы уж совсем концы спрятать, устрою им аутодафе. Таким образом, никто кроме нас с тобой не будет знать об обстоятельствах произошедшего. А подозрения и догадки… так что нам с того? Главное доказательства, а их, уверяю, не будет.

— Выходит, ты все уже для себя решил, сын, — не спросил, констатировал Павел Афанасьевич.

— Да, отец, и ничего менять не собираюсь.

— В таком случае, свободен. Чтобы не сглазить, удачи тебе не пожелаю, а пожелаю ни пуха ни пера.

— К черту! — с радостной улыбкой на посветлевшем лице, рявкнул Олег.

Глядя в спину удаляющемуся сыну, в голову Павла Афанасьевича неожиданно вкралась мысль: «А ведь когда-нибудь, он и со мной так же… ну чтобы все шито-крыто. Нет, такому род доверять нельзя, уж очень резок в желаниях и строптив, к тому же, не очень умен. Пустит по ветру все, что наживалось многочисленными поколениями предков. Благо есть, кому кроме этого торопыги передать бразды правления. Ладно, пусть для начала расправится с Зубовым, а там посмотрим, как с этим юношей поступить дальше».

Глава 11

Конец мая ознаменовался и для нас окончанием учебного процесса. Чем ближе к началу зачетных и экзаменационных испытаний, тем народ становился все более и более нервным. Озабоченного студента с раскрытым конспектом или учебником в руках можно было встретить едва ли не повсюду. В связи с теплой солнечной погодой, многие разбредались по парковой зоне и, пристроившись на ковриках в тени цветущих деревьев, штудировали учебные материалы.

Что касаемо меня, я ничуть не парился ибо чувствовал себя вполне подготовленным по всем предметам. До начала первого зачета для допуска к экзамену по общему курсу алхимии оставался один день. Хотя какой на фиг зачет, скорее отчет по лабам перед профессором алхимфака Вдовиным Юрием Васильевичем. Магистр добрейшей души человек, если, конечно, ты в достаточной степени ориентируешься в его предмете. У меня с алхимией абсолютные Мир! Дружба! Жвачка! А вот мои друзья не особо с ней ладили, поэтому основательно оккупировали нашу комнату и штудировали, штудировали, штудировали. Поскольку все необходимые формулы, формулировки, а также описания процессов крепко-накрепко запечатаны в подкорковой части моего мозга, решил прогуляться по свежему воздуху.

Иду, значит, по тенистой аллее, наслаждаюсь запахами цветущей сирени, любуюсь облетающими лепестками яблонь. Красотища! Тут мне в голову пришла отличная идея. Около полугода в Москве, а еще ни разу не прогулялся по её улицам. Интересно пройтись, посмотреть хотя бы для сравнения, что тут да как. Заодно по магазинам прошвырнуться, чего-нибудь сладенького друзьям прикупить для стимуляции активности мозговой деятельности.

Пошел в учебную часть первого курса МУМ. Там тишина и покой, лишь инспектор по общим вопросам Лариса Юрьевна Полежаева усердно обрабатывает пилочкой идеальные коготочки на руках. Войдя в кабинет, сделал характерный жест, подсмотренный в гайдаевском фильме «Двенадцать стульев», это когда Остап делает вид, будто ослеплен красотой и нарядами Елены Щукиной, иными словами, людоедки Эллочки.

— Лариса Юрьевна, вы как всегда неподражаемы и ослепительны!

Ага, щаз, прям так и прокатило. Младший магистр ментальной магии отложила инструмент в сторонку и посмотрела на меня с нескрываемой укоризной в огромных серых глазищах по которым сохнет половина парней нашего первого курса и значительно большее количество старшекурсников. Если объективно, у этой вполне еще юной мадам все остальное кроме глаз также что надо: и ножки ровные, и попа приятная глазу самого тонкого ценителя, и осиная талия, и грудь размера эдак четвертого идеальной формы, и шея, как выражаются некоторые поэты, лебединая, и головка красивая, лицо с идеальными чертами в обрамлении светло-русых волос, уложенных в замысловатую прическу. Красавица, слов нет, и если бы не моя Исидора… Однако прочь из головы всякие левые мысли, я сюда не за этим.

— А, Зубов, тебе чего в общаге не сидится, ну или в читалке?

— Заучился. Чувствую еще один квант знаний и башка моя лопнет, как перезрелый арбуз. Я к вам по делу, неподражаемая Ларочка Юрьевна. — Блин, аж самому тошно от исторгаемой моими собственными устами словесной патоки. Но деваться некуда Полежаева та еще сучка, не знаешь, на какой козе и с какой стороны подъехать. — Мне бы пропуск за пределы университета, прогуляться хочу, проветриться. На Кремль посмотреть…— Осекся, поскольку с губ едва не сорвалось «Мавзолей Ильича посетить», но своевременно сориентировавшись продолжил, практически без паузы: — На собор Василия Блаженного глянуть и вообще.

На этот раз вредная бабенка изображать предельную занятость не стала. Без лишних слов поднялась с кресла, подошла к приоткрытому железному ящику, именуемому, по какому-то недоразумению, сейфом, недолго там покопалась и на свет появилась корочка с золотым теснением двуглавого орла и надписью «Пропуск МУМ». И протягивая мне, ехидненько так сказала:

— Что-то поздновато ты за ним пришел. Все прочие с вашего потока уже успели сгонять в город и не по разу. Скажи своим… друзьям, чтобы также получили пропуска.

Блин, не храм науки, а самая настоящая деревня, где всем и обо всех всё известно. Вот какого Бена этой бабе до наших с Жомом отношений с девчонками. А ведь съязвила с намеком, будто мы свингеры матерые и хотя бы раз в неделю обмениваемся сексуальными партнершами. Стерва, она и есть стерва. Ладно, плевать на нее, похоже, сексуальную неудовлетворенность компенсирует таким образом. Нет, не видать ей мужика на постоянной основе, уж больно специфическая бабенция. Разок чпокнуть и бежать, сломя голову, куда подальше… Тэ-экс, стопэ, опять меня куда-то не в ту степь потянуло. Может, она на меня так влияет, менталистка хренова. Хотя, при моей-то абсолютной защите, вряд ли. Значит, опять-таки все по Фрейду, все наши самые подспудные желания, как ни крути, завязаны на инстинкте безудержного размножения.

Схватил корочки и, сломя голову, выскочил из приемной, не забыв поблагодарить мадемуазель Полежаеву.

Лишь после того, как успешно преодолел КПП, вспомнил о данном ректору обещании скрытого ношения своего штатного «Стрижа». Возвращаться не стал, чародей я или где, если что хотя бы одно боевое заклинание всегда при мне, а против гопников без магии управлюсь. Да и смешно все время дуть на холодную водицу, даже обжегшись однажды на горячем молоке.

Выйдя на проспект Молодых Покорителей Астральных Просторов и сориентировавшись по предварительно изученной карте, повернул налево в направлении центра города. По тротуарам широкой улицы, отгороженным от проезжей части раскидистыми липами и кленами, движутся пешеходы кучками и по одиночке. Большинство чем-то озабочены, торопятся, иные неспешно прогуливаются, явно время убивают. По проезжей части несется плотный поток автотранспорта самого разного назначения от нелепых легковушек чаще с брезентовым верхом, до угловатых грузовиков и самосвалов. Впрочем, в этом столпотворении время от времени мелькают дорогущие лимузины ведущих мировых марок. Частые гудки клаксонов, резкие свистки регулировщиков, визг тормозов — все это создает ощущение, будто неожиданно очутился в Нью-Йорке, Париже, Берлине или каком ином крупном городе начала тридцатых годов той первой моей реальности. Разбушевавшееся воображение неожиданно нарисовало живую картину, как у какого-нибудь банка, богатого магазина или ювелирной лавки останавливается шикарное авто, из которого выскакивают люди в масках с автоматами Томпсона наперевес и начинают беспорядочную пальбу. Бред, конечно, но человеческая фантазия имеет свойство время от времени выдавать что-нибудь эдакое несуразное.