Священник (ЛП) - Бруен Кен. Страница 26
— Вы проходите?
Он развернулся, готовый бить, глянул мне в лицо, предпочел бежать.
Менеджер проводил его взглядом, пробормотал:
— Сволочь.
Потом мне:
— Спасибо, что выручили.
Молодой, лет двадцать, а уже пронизан цинизмом. Я кивнул, сказал:
— Дайте-ка бутылку «Эрли Таймс» и дюжину банок «Гиннесса».
За бурбоном ему пришлось тянуться, достал, посмотрел на этикетку, сказал:
— Никогда не пробовал.
Сейчас, что ли, начнет?
Когда я не ответил, он продолжил:
— Так, и дюжину «Гиннессов».
Упаковал в целлофановый пакет, сказал:
— За все покупки дороже сорока евро положена бесплатная футболка, можете взять.
Увидев, что я отчего-то не вне себя от везения, он сунул футболку в пакет, сказав:
— Наверное, вам большая.
Я расплатился, спросил:
— Ты тут на полную ставку?
— Господи, нет, учусь на бухгалтера.
Я забрал сумку.
— Это тебе подходит.
Уже на улице услышал:
— Я вам не пробил пакет.
За два года после введения сборов проблема мусора в стране уже уменьшилась наполовину. Я пробормотал:
— Отлично.
Прислонившийся в подъезде мужик спросил:
— Не поможете человеку?
Я отдал ему футболку.
Потом перед глазами возникло лицо Джеффа, и я развернулся, сказал:
— Тебе только что улыбнулся боженька.
Вручил всю сумку с выпивкой… Уже прошел пол-улицы, когда услышал его окрик:
— Уж скорее дьявол!
Разве с этим поспоришь?
Я и не стал.
Я мерил шагами квартиру. Все еще не отошел. Адреналин не развеялся, вечный гнев не утолился. Я скинул шинель, поставил диск.
Приготовил реквизит и освещение.
Если не получается слушать музыку трезвым, придется учиться.
Вот, сука, и начну.
Пусть сентиментально, искусственно, виновато… но буду скорбеть. Если тебя не трогает Джонни Кэш, у тебя уже трупное окоченение. Врубил на полную — Джонни во всей его хрипоте. Обозрел квартиру. Новый музыкальный центр — когда это я купил? И где? Шкафы, забитые книгами благодаря Винни… это как получилось?
Можно жить в отключке и трезвым — наследие пьяных лет. Можно бросить пить, но так и не протрезветь. Оглядывая свои владения, я произнес вслух:
— И что все это дает?
The Dandy Warhols — с чего они заиграли в голове? Адреналин бежал, раскрывая информационный хайвей моего разума. Хлынул поток бесполезных данных — пассаж, заученный в годы подготовки в Темплморе:
17 августа 1922 года отряд гражданской полиции под командованием старшего суперинтендант Маттиаса Маккарти, расположенный в Дублинском замке, выстроился на нижнем плацу для смотра депутатом нижней палаты Имонном Дагганом, министром внутренних дел.
На следующий день в «Айриш Таймс» сообщили:
«Вчерашняя небольшая церемония стирает последние следы прежнего режима… Судьба Ирландии — в руках ирландцев. Если эти люди будут служить новой Ирландии, придерживаясь лучших традиций Королевской ирландской полиции, страну ждет успех».
В первые дни учебы я заучил эти слова из гордости. Они говорили о профессии, которую я хотел уважать и поддерживать. Помню, как повесил статью из «Айриш Таймс» на стену. Радовала сердце каждый раз, когда читал, помогала чувствовать, что я — часть страны, заметная сила, действующая во благо народа.
Господи.
Диск доиграл.
Покачал головой, зная, что если гляну в зеркало, то увижу в глазах надгробия. Слушал музыку, чтобы окунуться в забытье, а сам встретился с мертвецами. Все свои — и вдобавок почему-то те, кого я никогда не знал. Джеймс Ферлонг, военный корреспондент «Скай», сделал один фальшивый репортаж после многих лет опасной работы и не смог жить со стыдом. Меня размазало то, что его нашла в петле дочь с синдромом Дауна. Я спросил Бога:
— И где же та сраная радость, что Ты обещал? Где счастливые времена, на которых я был так сдвинут?
Список усопших продолжался. Один из The Righteous Brothers, Джун Картер и Дэвид Хеммингс, который в конце шестидесятых приехал в Голуэй сниматься в «Альфреде Великом», — только что после триумфа в «Фотоувеличении», на тот момент самый сексуальный человек на планете. Фильм считается величайшим провалом своего времени, но любим в городе, которому принес немалый доход.
Встал, заставив себя отбрасывать тени, выбрал REM, сборник Best of, шестой трек, Losing My Religion, про то, что он в углу.
Я двигался в танце Стайпа. Что может быть печальней? Мужику полтинник, его память неотступно терзают обломки разрушенной жизни, танцует на верхнем этаже квартиры над Голуэйской бухтой, зная каждое слово песни наизусть, думая:
«Бойлермейкер».
Это бурбон с пивом — извращенное представление об американской мечте.
Очередной глоток жалости к себе, очередной диск.
Спрингстин с его Thunder Road. По оценке Ника Хорнби, он ставил эту песню 1500 раз.
Что?.. Еще и считал?
Кричал припев, что-то про то, что поездка не бесплатная.
Будто я не знаю.
Затем, как классический детектив — Meeting Across The River, строчка о том, что носишь пистолет, как друга.
Потом я сидел в кресле, оглядывал пустую квартиру, призраков всего, что я когда-либо знал. Блин, неужели самоубийство — так уж плохо?
Потихоньку подбираемся.
Брюс закончил песней Тома Уэйтса Jersey Girl, и я подпевал, уже тише, чуть не плача по девчонке из Джерси, которую не встречал и не встречу, никогда. И сделал то, о чем пьяные потом всегда жалеют, клянутся, что не сделают, но, как бы, куда без этого. Взял трубку — одиночество души молило о человеческом голосе, — настучал кнопки, услышал Ридж:
— Да?
Неуверенно.
Я сказал:
— Это Джек.
Никаких радостных возгласов.
Тогда добавил:
— Больше проблем не будет.
Ошарашена.
— Ты его нашел?
— Да.
— И кто… он?
— Зовут Сэм Уайт. Ты брала его за отправление естественных потребностей в общественном месте.
Я был доволен этаким оборотом, только слегка поскользнулся на «Сэме». «С» — они сволочи, всегда подводят, когда ты взбудоражен. Наверняка казалось, что я пьян.
Она покопалась в памяти, затем:
— Он! Так вот кто это был?
— Больше нет.
— Ты его избил?
— Да.
— Сильно?
— Легендарно.
Я подождал, гадая, сорвется ли она, обвинит ли в самоуправстве, спросит, на что нужна полиция. Она сказала:
— Хорошо.
Я ожидал благодарности, хотя бы признательности, но она сказала:
— Ты какой-то странный.
— Да? Интересная штука — насилие, после него легко разучиться вести задушевные беседы.
— Тебя не тронули?
— Не там, где заметно.
Она распробовала эту фразу, потом:
— В каком смысле?
Я мог бы дать речь о том, что насилие убивает частичку души, что вред другому человеку сокращает твою человечность, но такое не скажешь, не показавшись мудаком, поэтому ответил:
— Ты умная, сама догадаешься.
Со сталью в голосе:
— Не надо со мной в таком тоне.
Грохнула трубкой.
Бог не помогает тем, кто помогает полиции.
В голове засела речь Клэра, его снисхождение, его оскорбления — и пришлось разжимать пальцы, горевшие в стиснутом кулаке. В последний раз, когда я был так зол, я пробил дырку в стене и сломал себе запястье.
На следующий полдень встретился с Малачи в «Большом южном». Он сидел с кофейником, под тучей никотина.
— Господи, ужасно выглядишь, — сказал он.
Мне понадобился целый кофейник, чтобы выползти на улицу, и я сорвался:
— Тебе-то что?
Он задумался. Я взял одну его сигарету, он сумел промолчать. Я вспомнил, что все еще с пластырем, сунул сигарету обратно в пачку. Без преамбулы изложил ход следствия — от встречи с менеджером вышибал до признания Майкла Клэра в убийстве отца Джойса. Не сказал, что не поверил в его версию. Закончив, откинулся на спинку, спросил:
— Что будешь делать?
— Делать?
— Он убил твоего друга, священника… пойдешь в полицию?