Держитесь, маги, вас нашли! (СИ) - Елисеева Валентина. Страница 9
В тот первый раз Исла отключилась полностью от внешнего мира (за что впоследствии была отругана Сариной). Она будто оказалась внутри сознания этой девочки. Сознания, похожего на длинную тропу, с обеих сторон которой пульсировали сгустки тьмы, соединенные серыми широкими полосами. Сгустки мерцали, и в их мерцании густой черный цвет периодически сменялся на яркий оттенок другого цвета. Одни переливались всполохами синего, другие – зеленого, третьи – желтого... В лицо дул сильный ветер, но Исла шагала вперед, упорно двигаясь против усиливающихся порывов этого ненастоящего ветра. Чем дальше шла Исла по этой тропе, тем бледнее становились все оттенки, и даже чернота теряла интенсивность: все сливалось в серую муть. Не было больше сгущений и соединяющих их полос, было только серое колышущееся марево. Впоследствии Исла узнала, что это область давних воспоминаний, уже не вызывающих у человека особых чувств. Тех воспоминаний, к которым человек уже начал относиться абсолютно равнодушно, не пылая ни отчаянием, ни счастьем, не испытывая уже ни горя, ни радости по их поводу. Тех воспоминаний, что человек уже похоронил в глубинах памяти. А в тот первый раз Исла просто интуитивно почувствовала, что здесь ей делать нечего, и вернулась в начало. Одним мигом вернулась – стоило только пожелать. И остановилась перед багровым, пылающим сгустком, излучающим дикий страх и отчаяние.
Исла помнила, как она растеряно замерла перед этим темно-красным переливающимся клубком, как потом с отчаянной решимостью нырнула в него. И тут перед ее мысленным взором понеслись на страшной скорости воспоминания сегодняшней охоты. Понеслись лентой, от начала до конца. Ближе к концу цвет этой ленты сменился на нестерпимо яркий багрово-кровавый цвет. Такой яркий, что Исле захотелось чем-то заслониться от его свечения, захотелось укутать его темной тканью. И тут она ощутила в руках эту ткань и стала набрасывать ее на самый яркий участок ленты, обертывая его, как младенца в одеяло. Цвет потемнел под покрытием, Исла вынырнула на ту же «тропу» и увидела, что багровый сгусток стал нейтрального серого цвета. Страх и отчаяние исчезли. Исла вздохнула с облегчением и «вынырнула» в реальность.
Несчастная девочка-пятилетка, сидя на полу, смотрела на нее рассеянным взглядом. Потом взгляд стал сосредоточенным, девочка осмотрелась, спокойно проигнорировала сидящих поблизости котов, потом мигом вскочила на ноги и поклонилась при виде Старшей Хранительницы.
– День добрый! – быстро проговорила она. – А-а... Зачем вы меня позвали к себе, аро-лера? Простите, я не помню, как здесь оказалась и зачем пришла.
Девочка смущенно умолкла. Сарина задумчиво прищурилась и спросила:
– Не помнишь? Просто не помнишь? – Девочка кивнула и Старшая продолжила спрашивать: – А что последнее ты помнишь?
– Что мама утром собиралась на охоту и разрешила мне пойти вместе с ней. Дальше ничего не помню. – Девочка потерла лоб и повторила: – Ничего не помню.
– Хм-м... – протянула Сарина. – Что ж, потеря памяти – тоже вариант.
Аро-лера благосклонно взглянула на Ислу:
– Молодец, племянница, ты справилась. Я горжусь тобой!
Исла помнила, как при этих словах Старшей засветилось лицо ее матери, с каким почтением на нее – девятилетнюю девчонку, второгодку школы – взглянули взрослые женщины-охотницы. И как она сама загордилась собой – тоже помнила.
А тем временем лицо Старшей стало соболезнующим, и она произнесла, глядя в глаза девочки:
– Я с горечью сообщаю тебе тяжелую весть: твоя мать погибла сегодня во время охоты.
Девочка растеряно моргнула, потом сжалась в комочек и закричала. Исла метнулась было ее успокоить, стереть воспоминания об ужасных словах Старшей, но Сарина не дала. Развернув к себе племянницу, она строго сказала Исле:
– Она все равно это узнает. Она должна сама пережить эту трагедию. Человек, который не горюет об утрате близких, превращается в монстра, Исла. Радуйся, что страха в ней теперь нет, а потерю матери она переживет достойно.
С той поры Исла регулярно ходила на занятия к Сарине, учась не «проваливаться» в память людей, а следить и за событиями во внешнем мире, как бы раздваивая свое собственное сознание. Подопытными становились обычно хранимые Сарины: Исла заставляла их забывать всякие пустяки – как они выпили вчера чаю, как сегодня мыли полы, как месяц назад варили варенье. С недавними воспоминаниями было легче – они были четкими и последовательными, а вот те, что произошли давно, были похожи на причудливые кружева с множеством пустых мест, и разобраться в них, чтобы изменить, было сложнее. Но Исла старалась. Часто приходилось корректировать и воспоминания тех, кто подвергся страшному испытанию и предпочитал забыть все случившееся: пребывание в шахте под завалом в кромешной темноте пока первый отряд вел их раскопки, нападение хищников, падение со скалы – стирание памяти помогало избавиться от боязни темноты, высоты, замкнутого пространства, если только эта боязнь приобреталась в результате несчастного случая, а не была врожденной, как у Аси.
Прошло время. Исла стала настоящим экспертом в том, что касалось воспоминаний, но Старшая хотела, чтобы ее талант стал более широким и всеобъемлющим. Например, чтобы Исла могла менять чувства людей: избавлять их от ненависти к кому-то, внушать чувство доверия и привязанности к себе, подавлять их ярость, гнев и многое другое, как вторая наследница. Увы. Исла могла избавить от ненависти лишь одним способом: убрав из памяти человека те события, что эту самую ненависть вызвали. Сарина недовольно ворчала, высказывалась в том плане, что у Ислы нет значительного стимула для развития своих способностей.
Вспоминая тот первый раз, когда раскрылись ее таланты к влиянию на разум человека, Исла с легким содроганием думала о том, какой стимул придумает для нее тетя Сарина теперь, когда Исла стала взрослой. А она точно придумает: первая и вторая наследницы по возрасту были ненамного моложе самой Сарины, а их дар так и остался узконаправленным: Мойра Дохран могла подчинять себе волю людей и заставлять их поступать так, как она прикажет (дар полезный, но при этом Мойра не умела заставить людей забыть о том влиянии, которому они подверглись, и не умела подавить те естественные взрывы негодования, что за этим следовали), а Норна Дохран умела влиять на чувства людей: могла внушить доверие, симпатию, а также ненависть и отвращение к любым другим людям, вещам или событиям. Могла и подавить ненависть и возмущение в других. Не удивительно, что Мойра и Норна были не только родными сестрами, но и самыми близкими подругами и всегда действовали сообща, поддерживая друг друга.
В молодом же поколении семьи Дохран (единственной семьи в Городе, в которой рождались носительницы Дара) Исла была единственной обладательницей необычных способностей, и Сарина почему-то была уверена, что ее дар столь же универсален, как дар самой Сарины. Последние годы Исла пыталась влиять на чувства людей (это ей не удавалось) и дополнить влияние на человека конечной установкой: внушить ему сделать некие действия после того, как память будет стерта. Последнее ей порою удавалось, особенно если приказы были достаточно просты: пойти домой, надеть другую шляпу, переставить вазу на другую полку и тому подобное. Сарина очень радовалась таким достижениям и советовала ей сосредоточиться именно на них, на том, какие именно моменты помогают ей добиться желаемого результата.
– Ты ощущаешь, как человек противится этому воздействию? – настойчиво спрашивала Сарина.
– Наверное, – неуверенно отвечала Исла. – Когда я произношу слова приказа, мне кажется, что по тропе воспоминаний мне в лицо сильнее дует ветер. Чем меньше готовность человека подчиниться, тем мощнее этот ветер.
– Хм-м, ветер? А заслоны, которые приходится ломать – не видишь? Или хотя бы двери, которые можно распахнуть? – недоверчиво уточняла Сарина.
– Нет, – качала головой Исла. – Лера Мойра тоже говорила мне о стенах-заслонах, о дверях, которые являются простейшими заслонами, но я их не вижу. Я вижу только тропу воспоминаний.