Замуж не напасть - Кондрашова Лариса. Страница 2

Конечно, теперь-то она понимает, что все делалось в расчете на ее наивность: и подчеркнутая скупость фраз, и — не жалобы, упаси Бог! — шутливые сетования на нелегкую профессию, которая не позволяет даже нормально встречаться с девушкой. Только познакомишься, и вот уж труба зовет! Словом, Евгения, не сводя с геолога сияющих глаз, через неделю пошла с ним в загс.

Никаких других парней не было. До Аркадия она даже ни с кем не целовалась. Вопреки анекдотам и всяческим россказням о том, что девушек в их городе не найти днем с огнем, замуж она выходила невинной. Аркадий — ее единственный мужчина, так что упрекать Евгению в какой-то гиперсексуальности глупо. И вряд ли она такой уродилась…

Вот какие мысли промелькнули в ее голове, когда она сидела с Виктором на этом огромном бревне.

Почему-то никаких угрызений совести она не испытывала. Вроде незнакомый мужчина, и она уже не девушка, замужняя женщина, — свекровь все время напоминала ей об этом, да, видно, напрасно тратила слова!

Они как-то сразу перешли на ты и говорили, говорили, словно были знакомы сто лет.

— Я думал, ты будешь кокетничать, тянуть слова, притворяться холодной и недоступной…

— Почему это я должна притворяться?

— Потому что красивые женщины обычно стараются набить себе цену.

Евгения не знала, обижаться ей или нет: с одной стороны, ничего хорошего нет в том, что она производит впечатление кокетки, но замечание, что она — красивая женщина, ей польстило.

— Возможно, — продолжал он между тем задумчиво, — что твоя игра потоньше: попытаться превратить мужчину в задушевного друга, сыграть на доверии, он расслабится, размякнет и — пожалуйста, бери его голыми руками! Теперь он ничего этакого себе позволить не может, чтобы твоего доверия не обмануть. Не жди, со мной такой номер не пройдет!

— Да не собираюсь я играть на твоем доверии! — возмутилась Евгения. — Просто сидим рядом, разговариваем. Это к чему-нибудь обязывает?

— Тогда давай пойдем ко мне, — предложил он. — Все же вечера еще холодные.

Какой странный мужчина. Он и не пытался маскировать свои намерения.

— Рано! — хмыкнула она, подделываясь под его тон.

— Главное, чтобы не поздно. Раз уж мы так откровенны, хочу успокоить: я не насилую женщин… против их воли.

— А можно насиловать по их воле?

Он внимательно посмотрел на нее и покачал головой:

— Все ясно. Тяжелый случай налицо: примитивные представления о жизни, отягощенные бытовым ханжеством… Конечно, можно, Женя. И даже приходится.

Напросилась! Теперь ее обвинили в ханжестве. Вот что значит нездоровое любопытство. Незаметно они сползли на скользкую тему. Здесь у них явно разные весовые категории. Наверняка Виктор даже не представляет себе, насколько неграмотна она в подобных вопросах. То есть литературу она читала, кино смотрела, но в жизни ее все выглядело намного проще. И неинтереснее.

— Небось любишь все расставлять по местам, чтобы было правильно, как положено? — продолжал почему-то злиться он.

— Не пойму, кто ты?

— По специальности? Или по призванию? Не волнуйся, не сексуальный маньяк.

— Все так говорят! — пошутила она фразой из какого-то кинофильма и поймала себя на мысли, что вовсе не боится его. От жизни устала, что ли?

— Скорее, я исследователь, — задумчиво проговорил он.

— Исследователь женщин?

— А разве это чудо природы всесторонне исследовано? И не осталось никаких тайн?

— И у тебя есть лаборатория?

— К сожалению, однокомнатная. Но с ванной.

— Это удобно, — согласилась Евгения. — Тогда ты наверняка холостяк?

— Женя, ты неоригинальна. Этот вопрос задают обычно девяносто процентов женщин.

— Женщины, переведенные на проценты… Фраза, достойная исследователя. Можно подумать, речь идет по крайней мере о гареме царя Соломона.

— Гарем бы я не потянул. Не в смысле мужской силы, а в материальном отношении — их же всех пришлось бы содержать!

Разговор между ними стал выглядеть какой-то балансировкой на грани пошлости и пустого трепа, поэтому Евгения решила: пора и честь знать! Она поднялась с бревна и проговорила светским тоном:

— Благодарю за доставленное удовольствие видеть вас!

— Ну ты даешь! — присвистнул он, не трогаясь с места. — А говорила, что не кокетка. Чего это вдруг ты спохватилась? Вспомнила о супружеском долге? Забыла сварить борщ?

Она фыркнула.

— Я тебе неприятен?

— Отнюдь!

Вот черт, опять кого-то копирует! Неужели действительно она не умеет общаться по-человечески?

— Тогда пойдем.

И она пошла. Не думая о том, что кто-то из знакомых может ее увидеть. Об Аркадии она почему-то не вспомнила.

Квартира ее нежданного знакомого вовсе не была похожа на вертеп, чего она в глубине души боялась. И похоже, не было в ней постоянной женщины. И шторы на окнах были, и тахта покрыта хорошим покрывалом, и картина на стене намекала на некий уют… Но огромный музыкальный центр на полкомнаты, инструменты в ящике, у батареи, стопки кассет повсюду…

— Да разведен я, разведен! — сказал он раздраженно — что-то такое уловил в том интересе, с которым она оглядывала его квартиру. — Никто посторонний сюда не войдет, никто не постучит! Это моя квартира!

— Пожалуйста, — пожала плечами Евгения. — Я на нее вовсе не претендую.

— Прости! — Он поцеловал ее руку. — Не обиделась? Я быстро. Поскучай немного.

Он не стал включать верхний свет, зажег торшер с темно-бордовым абажуром и поставил какую-то музыку. Знакомое, подумалось Евгении. Хампердинк, что ли? Но вслух она своих догадок высказывать не стала, чтобы не попасть пальцем в небо. Наверняка он меломан, знаток… Музыка как-то незаметно захватила ее. Она будто лилась потоком со всех стен и мягко окутывала, завораживая. Что там говорил по этому поводу Остап Бендер? «Типичный охмуреж под звуки мандолины». Кажется, она произнесла это вслух, потому что вернувшийся из кухни с подносом Виктор кивнул:

— А то нет!

Из маленькой навесной полки — книжной, приспособленной под мини-сервант — он достал бокалы. На журнальном столике уже стояла бутылка какого-то вина.

— «Киндзмараули», — похвастался Виктор. — Из Тбилиси друг привез.

Может, еще не поздно встать и уйти? Но Евгения продолжала сидеть, понимая, что она уже заступила за черту. В детстве, играя в «классики», в таких случаях они кричали друг другу:

— Стратила!

То есть на время выбыла из игры. Вот и она выбыла. Из своей привычной жизни.

Тот день, когда она познакомилась с Виктором и провела у него ночь, вернувшись домой под утро, перевернул ее жизнь. Прежде подруги рассказывали Евгении, что сексом можно заниматься долго, но, сколько она себя помнила в семейной жизни, лишь первую неделю медового месяца они… совокуплялись — какое мерзкое слово! — дважды в день, утром и вечером, потом только вечером, перед сном, потом раз в неделю, потом… Но чтобы всю ночь! Она считала, что женщины, рассказывая о таком, просто преувеличивают.

Вначале она еще повторяла себе: нужно идти домой, но время вдруг стало существовать отдельно от нее. Шло себе и шло, где-то в другом измерении, пока не стало светло за окном.

Сонный Виктор только пробормотал:

— Я тебя провожу.

— Не нужно. Уже утро, а я живу в соседнем доме, — сказала она, целуя его в губы, и смутилась: на нижней губе Виктора темнел синяк. «Евгения, ты страшная женщина!» — подумала она.

— Я буду ждать тебя завтра. В семь, — сказал он. Евгения лишь усмехнулась про себя: ее любовник! У нее никогда прежде не было любовника. А теперь она шла домой, как… А как она шла? Боялась?

Евгения будто видела себя со стороны — гулящую жену. Как встретит ее муж? Конечно, изобьет! Когда-то он вроде занимался боксом. Врежет слева! Врежет справа! Как говорили в детстве у них во дворе: и кровянкой умоешься! Но думала она об этом как-то лениво и почти без волнения.

Она открыла своим ключом дверь и переступила через порог.

Аркадий спал. Она решила это в запале, глянув на его спокойное, расслабленное лицо. Неужели любящий муж будет спокойно спать, не зная, где всю ночь была его жена? Она вгляделась в его лицо — слишком спокойное. Обычно, лежа на спине, он храпит. И приоткрывает рот…