Замуж не напасть - Кондрашова Лариса. Страница 30

— Мой сыночек тоже смешил нас в свое время. Года четыре ему было. Входит муж в комнату, а он под раскладушкой лежит. «Что ты здесь делаешь?» Он приложил палец к губам и говорит: «Тихо, папа, сейчас сюда мама переодеваться придет!»

Теперь смеются женщины. Они еще некоторое время переговариваются, вспомнив, как у той и у другой собеседницы матери говорили в таких случаях одинаковую фразу: «Когда я ем, я глух и нем!»

— Родители от детей обычно требуют того, что сами постоянно нарушают. Оттого дети и слушают их неохотно: значит, ему можно, а мне нельзя? — грустно комментирует Юлия.

— Чем займемся теперь? — потирает руки Виталий. — У нас с Женей в запасе трое суток, и мы намерены отдохнуть на полную катушку!

— А мы на этот час заказали кегельбан, — сообщает Роберт. — Предлагаем присоединиться и организовать команды. Можно семья на семью или слабый пол на сильный…

— Или крест-накрест, — предлагает Юлия. — Давайте обменяемся партнерами… Успокойся, только на время игры!

— Как поп на медсестре, что ли? — осведомляется Роберт. Евгению коробит его шутка. Интересно, почему он все время говорит жене гадости?!

— Не смешно! — фыркает Юлия.

— Но я даже не умею держать в руках кегли! — жалуется Евгения.

Остальные дружно хохочут.

— Кегли в руках никто и не держит, глупенькая, — касается губами ее уха Виталий. — А шар бросать мы тебя научим!

Кегельбан оказывается большим залом, посреди которого несколько узких дорожек с бортами, по ним гулко катаются шары. В конце дорожек — ряды кеглей, которые и сбивает брошенный рукой игрока шар. На электронном табло при этом высвечивается результат — по количеству сбитых кеглей.

Минут пять Евгении дают потренироваться. И вправду, бросок она осваивает довольно быстро. Но что странно, самой меткой из них оказывается тоненькая, хрупкая Юлия. По ее предложению Роберт играет с Евгенией, а она с Виталием. Борьба, как говорится, идет с переменным успехом, но опыт все же побеждает. Выигрывают Виталий и Юлия, чему ни Роберт, ни Евгения не очень огорчаются.

Они так и выходят из кегельбана игровыми парами. Евгения держит под руку Роберта, и он, будто невзначай, крепко прижимает ее руку к своему боку.

— Правду говорят, все анекдоты из жизни, — решает разрядить Евгения возникшую между ними паузу — как будто в воздухе что-то пронеслось, настораживая. — Один российский турист приехал в Варну на двенадцать дней. Одиннадцать из них он беспробудно пропьянствовал в номере. «Как тебе понравилось море?» — спросили у него. «А что, здесь еще и море есть?» — удивился он.

— Намек поняли! — кричит Виталий. — Сейчас быстренько поднимаемся в номер, хватаем купальные принадлежности…

— Зачем? — удивляется Роберт. — Кто же это в темноте в плавках купается?

— Значит, будем голышом? — радуется Виталий.

— Конечно! Ночное купание должно быть только о натюрель, как говорят французы.

— Но у нас нет даже полотенца…

— У нас два, обойдемся! Здесь их меняют каждый день.

Сколько еще Евгении предстоит преодолевать! Она вспоминает миниатюру Хазанова, в которой молодой человек мучительно старался при всем честном народе на пляже снять плавки, чтобы доказать, что «мы — звери»! Теперь ее очередь купаться голой при посторонних? К своему обнаженному телу Евгения до сих пор все еще не привыкла. Неужели нельзя как-нибудь отказаться?

Роберт с Юлией уводят их в сторону от ярко освещенного берега. Здесь, на пляже, такая темнота, хоть глаз выколи! То есть чуть поодаль плещут огнями аллеи, освещены кабинки для переодевания, причудливой башней светится лифт. Еще одно поразившее ее усовершенствование: лифт на море. Даже строчка какая-то в голове зашевелилась: «Меня на море привозит лифт…»

Здесь, у воды, полоска темноты. Тьмы. Власть ночи…

— Девочки налево, мальчики направо! — бодро командует Роберт.

— Ты что, никогда не плавала в море ночью? — по-своему истолковывает ее молчание Юлия.

— Никогда.

Все предыдущие годы летний отдых на море она проводила с Аркадием. Ему бы и в голову не пришло купаться ночью! «Дикость какая!» — сказал бы он, не говоря уже о том, чтобы плавать голыми.

— Может, ты и голой плавать стесняешься? — угадывает Юлия; пока Евгения медлит, она уже разделась.

Подождав, пока Евгения, торопясь, обнажится, она берет ее за руку и ведет за собой к воде. Рука у Юлии узкая, немного шершавая на ладони.

— Трудовые мозоли пробуешь? — посмеивается она. — Это кухня, деточка! Попробуй каждый день накормить трех мужиков!

Мелкая галька под ногой приятно холодит ступни.

— Не бойся, мы с Роби еще днем здесь все обследовали. Пляж чистый. Соседнего пансионата. Просто он не так богат, чтобы еще и ночью освещать море.

Почему-то днем не чувствуешь таких подробностей: Евгения входит в воду, по-прежнему держась за руку Юлии, — вот вода омыла щиколотки, поднялась до колен, бедер, медленно прикрывает живот, и будто легкая рука приподнимает груди, погружая их в воду. Евгения медленно плывет. Впереди уже плещутся рванувшиеся наперегонки их мужчины…

Где-то позади остались сверкающий берег, звуки музыки, людской смех, а здесь все перекрывает плеск погружаемых в воду рук…

— Только попрошу не подныривать, — просит Юлия, — я вовсе не хочу выглядеть Медузой горгоной с торчащими во все стороны волосами.

— Устанешь, держись за мое плечо, — ласково советует подплывший к Евгении Виталий.

Роберт, услышав, хмыкает:

— Мне сказать такое и в голову не стукнет. Скорее мне придется держаться за Юлькино плечо — она плавает как рыба. Когда-то давно, в наш медовый месяц на море, она нырнула и, наверное, с минуту не показывалась. Я чуть не поседел от страха!

— Ну уж и минуту! — говорит подплывшая Юлия. — Каких-нибудь секунд тридцать, не больше!

Все плывут медленно, даже лениво, а она и вправду, как серебристая рыбка, оказывается рядом то с одной, то с другой стороны от них. Будто успевает сплавать по каким-то своим рыбьим делам, а потом возвращается узнать: ничего интересного не случилось в ее отсутствие?

— Где ты так научилась плавать? — спрашивает Евгения, которую мама в детстве водила в бассейн.

— Я родилась на море. В Крыму.

— Не верь, — посмеивается Роберт. — Она в воде родилась. Он сейчас другой. Будто море растворило в нем раздражение собственной супругой.

— Плывем обратно, — предлагает Виталий; на него, кажется, меньше всех подействовало колдовство ночного моря.

Как успела заметить Евгения, ему больше нравится свет, блеск, больше шум, чем тишина. Он просто слушает, а не прислушивается, как, например, Юлия. Кажется, философия — заразительная вещь!

Вот ничего и не произошло. Необычного. Из моря Евгения выходит не скукоженной губкой, а будто Афродита из пены. Необычайная легкость во всем теле охватывает ее. Все — напряжение, волнение, усталость — смыто водой. Осталось тихое умиротворение, желание брести куда-то и что-то про себя мурлыкать.

Так они вчетвером и прибредают к бару с открытой верандой.

— Пора, однако, согреться, — говорит Роберт, и вдвоем с Виталием они идут к стойке, где собралась небольшая очередь.

Женщины садятся за свободный столик.

— Ты смотришь на меня изучающе, — замечает Юлия. — Хочешь о чем-нибудь спросить?

— Боюсь, это будет бестактно.

— Ты не бойся. Раз тебе что-то кажется ненормальным, надо выяснить почему.

— Роберт… Он так с тобой разговаривает, будто постоянно чем-то раздражен.

— А это так и есть. Пять лет назад я ему изменила…

— Пять лет назад?!

— Но как! Не просто раз оступилась, а почти два месяца жила с другим мужчиной. Хочешь знать, чем все кончилось? Блудная жена вернулась в лоно семьи. Робик умолял одуматься, обещал, что все простит и забудет! Я вернулась, но оказалось, что забыть невозможно. Ни ему, ни мне. Мужчина может изменить пятьдесят раз и забыть об этом, но одну твою измену он будет помнить всю жизнь! Удивляешься, что я тебе так сразу все выложила? Я привыкла, что об этом все знают: моя мама, его мама, мама того человека… Они все накинулись и стали растаскивать нас в разные стороны. Во имя какого-то блага. Это было благом для всех, кроме нас самих.