Печать тьмы (СИ) - Телес Илия. Страница 23

— Что же… В таком случае не стану препятствовать столь пылкой любви, — отчеканивает Люциторум, но взгляд его кричит о том, что разговор у нас не окончен, подозрения с меня не сняты, а о сделке мы с ним будем разговаривать позднее. И во что я вляпалась?

Тёмный повелитель уходит, а Джеймс продолжает сверлить меня удивлённым взглядом, словно впервые в жизни увидел.

— Ты ведь понимаешь, что у меня к тебе накопилось слишком много вопросов, ведьмуля? — спрашивает принц Тьмы. — И ты ответишь на каждый. Начнём с самого простого — какую сделку тебе предложил Люциторум?

Молчу. Я понятия не имею сейчас, о чём могу говорить, а о чём следует молчать. Вдруг озвучивать условия сделки запрещено? Хоть мы её пока не заключили, и как таковые условия слишком размыты. И всё же я не решаюсь открыть рот.

— Прошу тебя, не заставляй применять к тебе силу. Я могу воспользоваться той частью магии, что связывает нас, чтобы развязать тебе язык, ведьмуля, но я не желаю причинять тебе боль.

— Ты наверняка знаешь о сделках с Люциторумом поболее моего. Если он не рассказал тебе ничего о сделке, так и я не могу. Просто поверь, что она безобидная, и от меня не требуется сделать что-то плохое.

— Нет, это ты поверь — заключать сделки с ним нельзя! Любое безобидное условие обращается серьёзной проблемой. Рано или поздно ты понимаешь, как сильно попал, но дороги назад уже нет. Не смей соглашаться и заключить с ним сделки. Уж если придётся, то я сделаю это за тебя, чтобы уберечь тебя от дурного влияния.

Джеймс убеждён, что тёмный повелитель — единственное в мире зло. Он винит Люциторума в смерти сестры, и пока я не смогу убедить его в обратном. А ещё меня раздражает это странное желание защитить свою «собственность» от дурного влияния. Выглядит не очень, ведь принц Тьмы всеми силами отталкивает меня от себя, но говорит так, словно готов пожертвовать собой ради меня.

Вскакиваю с кровати, скрещиваю руки на груди и подхожу к зеркалу. Я чувствую присутствие Энергии: она словно наблюдает за нами через зеркальную гладь, но не решается показаться. Люциторум ощущал это присутствие, но куда сильнее всплеск был, когда Энергия впервые проявила магию, показывая мне своё прошлое, именно он всполошил тёмного так сильно. Наверное, лучше было бы, чтобы она рассказала мне всё и не тратила столько энергии. С другой стороны, увидев всё собственными глазами, я сумела сделать правильные выводы.

— Не следует так опекать меня и жертвовать собой. Мне это не нужно, Джеймс. Я в состоянии позаботиться о себе и принимать самостоятельные решения. Или ты боишься, что сделка с Люциторумом помешает мне оставаться твоей собственностью?

Последнее слово выплёвываю с обидой, рассчитывая, что мой тон повлияет на Джеймса, что слова заденут его, и он уйдёт. Так поступил бы Байрон, да только Джеймс — не он.

— Глупая! — качает головой Джеймс. — Раз ты пока не готова ответить на мой первый вопрос, перейдём ко второму и разогреем тебя как следует: во время мыслей обо мне тебя охватил всплеск любви?

Парень слишком быстро приближается ко мне, и его руки оказываются на моих бёдрах, притягивая меня к разгорячённому мужскому телу. Сердце заходится в бешеном темпе, а все слова растворяются, когда рука принца Тьмы скользит по моей пояснице, останавливается на затылке, а его пальцы зарываются в мои волосы.

— Джеймс…

— Я говорил, что с ума схожу, когда ты таким приглушённым голосом произносишь моё имя, ведьмуля? — шепчет мне в губы Джеймс и накрывает их своими.

От его поцелуя остатки разума покидают, и я обвиваю руками шею парня, сильнее прижимаясь к нему и растворяясь в нём без остатка.

— Что же ты творишь, глупая? — бормочет Джеймс, но его вопрос больше адресован не мне: он сам пытается сбежать от своих чувств и желаний, отчего-то осуждая их.

Принц Тьмы целует отчаянно, словно делает это в последний раз, и я стараюсь насладиться поцелуем, не думая, что будет дальше. Весь мир вокруг исчезает, а в ушах стоит какофония приятных звуков, идущих откуда-то из глубины души. Меня потрясывает, хочется преступить все выстроенные границы, забыть об их существовании, отпустить все обиды и больше никогда не покидать такие манящие объятия.

Разорвав поцелуй, Джеймс обхватывает моё лицо ладонями и пронзительно смотрит мне в глаза.

— Любовь — это слабость. Она убивает сильных, рушит города… Из-за любви одни проблемы, поэтому выброси эту ерунду из своей красивой головушки, ведьмуля, как и идею заниматься самопожертвованием. Ты не станешь заключать сделки с Люциторумом, потому что я запрещаю тебе делать это. Быть игрушкой принца Тьмы такой себе статус, ведь не всегда я прошу… Иногда я требую, ведьмуля. И отказаться ты не сможешь.

Грудь в районе печати тьмы обжигает, а Джеймс отпускает меня и делает шаг назад. Скользнув по моим губам взглядом, наполненным тоской, принц Тьмы забирает вместе с собой то счастье, что секундами ранее кипело в жилах.

— Прости, что пришлось прибегнуть к этому, но всё, что я делаю — делаю для твоего же блага.

Тёплые чувства, окутавшие меня минутами ранее, испаряются, и на их местно приходит безразличие. Мне становится наплевать на происходящее, и обида, стремительной искрой вспыхнувшая от слов Джеймс о любви и слабости, гаснет. Он запретил мне любить его? Да какая разница, если всё равно… если пустота на душе. Смотрю на Джеймса так, как смотрела бы на Марки, Ллойда, Рэйриана… и ничего не испытываю.

— А теперь расскажи подробно, отчего тебе стало плохо, и что за сделку ты хотела заключить с Люциторумом.

Внутри бьётся что-то слишком живое: оно напоминает воробушка, пойманного в силки, но я не могу понять, что это такое. Вот недавно ощущала трепетное волнение, а теперь его нет. Меня словно выпотрошили и опустошённой выбросили на волю судьбы.

— Я не знаю, почему мне стало плохо, а что касается Люциторума — спроси у него сам. Ты же бегаешь перед ним на задних лапках, как преданный пёсик. И прошу, оставь меня в покое. Я устала и хочу отдохнуть.

Во взгляде Джеймса мелькает боль. Он смотрит на меня несколько секунд и уходит, а я провожу подушечками пальцев по губам и поверить не могу, что с них слетели такие жестокие слова. Что со мной происходит?

Глава 16. Джеймс

Выполняю требование ведьмули и оставляю её одну. Наверное, поступаю в это мгновение слишком глупо, но действую так, чтобы защитить наивную девчонку, сумевшую романтизировать тёмную сущность.

Я не достоин её любви.

Конечно, решать за неё не могу, но на данный момент ей лучше держаться от меня подальше. Кто знает, чем закончится битва? Как только брат узнает мою слабость, он обязательно постарается ударить по ней. Склонять перед ним колени я не собираюсь, ведь знаю, что одержав победу над Люциторумом и якобы отомстив ему за смерть Энергии, Свет не остановится. Он сделает всё, чтобы получить полную безграничную власть над Землёй, а потом свергнет и отца. Поэтому мне придётся ударить первым.

Думаю об отце, вспоминаю мать Адалин и понимаю, что как таковой родительской любви мы с братом и сестрой и не получали вовсе.

Хотя… что такое любовь? Слабость… Отец пытался научить нас быть сильными и справляться с задачами, возложенными на наши плечи. Я — тьма. Моя ведьмуля — свет. Мы полные противоположности друг другу, но, чёрт возьми, в нашем случае эти противоположности так активно притягиваются.

Хмыкаю, понимая, что поступаю отчасти как придурок — бывший истинный Адалин. Сам же осуждал его действия, считая круглым болваном за то, что потерял такую ведьмочку, а теперь поступаю ничуть не лучше, сбегая от неё. Я запретил Адалин испытывать любовь по отношению ко мне, руководствуясь здравым смыслом и благими намерениями. А куда они выстилают дорожку? Верно!.. Только в ад мне совсем не хочется. Самое противное, что он уже начинается — на Земле. Отказываясь от чувств, ты погружаешься в пучину непреодолимой боли, начинаешь страдать уже здесь. Я готов мучиться до скончания своей никчёмной бессмертной жизни… Готов жить с этим, если смогу защитить Адалин, но не смогу смотреть на страдания ведьмули.