Ученик колдуна - Лисина Александра. Страница 51

Я на удивление четко вспомнил, как однажды, сидя в каком-то подвале, собирал это страшилище из всевозможных костей, как скрупулезно их отбирал, сортировал, чистил, потом рисовал на них защитные и другие знаки, как долго раздумывал, куда бы мне деть имитирующее заклинание… А в итоге запихал его не куда-нибудь, а аккурат на место отсутствующих мозгов, чтобы костяная гончая стала максимально похожа на настоящую.

Еще я вспомнил, как добыл этот самый череп.

Свою пещеру в горах.

Наставника и наши самые первые опыты.

Потом я вспомнил, как убил его и сжег на вершине высокой горы. А потом уклончиво рассказывал его сестрице слегка подправленную версию событий.

Ах да… Мор… Мой призрачный компаньон. Хороший собеседник. Ловкий помощник. Непревзойденный разведчик… Его я тоже постепенно вспомнил. Как вспомнил и то, что некоторое время назад мы начали заниматься довольно важным делом. Правда, каким именно, память пока не сообщила. Но это было несущественно, потому что сейчас меня заботила не она, а неприятное сосущее чувство под ложечкой.

Кровь…

Да, кровь мне действительно нужна. Без крови моя активность еще долго будет недостаточно высокой. Поэтому я сел, ухватился руками за густую бурую шерсть заботливо притащенного кем-то зверя и, одним движением надорвав толстую шкуру, безошибочно отыскал место, куда следовало впиться зубами.

Насыщаться мне пришлось долго, с запасом. Причем не только кровью, но и сырым мясом, вкуса которого я совершенно не чувствовал. Ну, а потом размеренное жевание и знакомое чувство тяжести в животе положительно сказалось на мыслительной деятельности, поэтому довольно быстро я вспомнил, кто я, как меня зовут и как оказался в этом странном месте в компании призрака и собачьего скелета.

Даман… Лазоревая долина… Грифоны… Удар и…

– Долго я спал? – уже нормальным голосом осведомился я, оставив в покое полуобглоданную тушу.

Мор заколебался.

– Почти три недели.

– А Кость здесь каким образом оказалась?

– Сама прибежала. Из Дамана. Два дня назад. По каким тропинкам – не спрашивай, но она сама нашла твое тело на дне ущелья, притащила сюда, а потом охотилась и поила тебя свежей кровью, пока ты не пришел в себя.

Я с некоторым трудом поднялся на ноги и, потерев онемевшие плечи, коротко потребовал:

– Отчет!

Мор тут же подобрался.

– Момент, когда тебя убивали, я не видел. Тот купол, который охраняет долину… В общем, как оказалось, ни тебе, ни мне не стоит к нему лишний раз прикасаться. Вернее, насчет тебя вопрос еще спорный, но нежить он точно не пропускает. Ни туда, ни особенно оттуда.

– Когда ты освободился?

– Когда твое тело сбросили вниз по кускам вместе с амулетом. Разбить они его, правда, все-таки догадались, но до тех пор, пока внутри тебя есть мои камни, я никуда не уйду.

Я опустил взгляд и, увидев следы от копоти на груди и на животе, поморщился.

– Они что, еще и сжечь меня пытались?

– Когда ты упал, тело еще дымилось, – подтвердил Мор. – Покромсал тот мужик тебя знатно, и он явно знал, что делал, когда сперва велел грифонам раскидать твои останки по всему ущелью, а сам попытался выжечь не только глаза, но и сердце.

– У меня нет сердца, – рассеянно отозвался я.

– Поэтому-то ты и восстал. Но если бы не Кость… Я же не могу далеко от тебя отойти. Тысяча шагов, не больше. А ущелье, как ты понимаешь, тянется намно-ого дальше. Я какое-то время думал, что остаток жизни проторчу на дне, – признался он. – Ты выглядел скверно. Первое время вообще никаких признаков жизни не подавал. А я ни зверя поймать, ни помощь привести не могу… Но когда пришла Кость, я вздохнул с облегчением. Ведь если жива она, то и ты в каком-то смысле не умер.

– Что дальше?

– Потом она по очереди выгрызла из твоего тела все железки, и мы перенесли его сюда. По крайней мере, нас тут еще ни разу не заметили. Потом она побегала по ущелью и собрала остальные останки. Прижились они, правда, совершенно самостоятельно, причем совершенно без нашего участия. Даже голова на место приросла. Ну, а дальше нам оставалось только ждать, когда ты очнешься. Так что на самом деле все не так уж плохо.

Я потер тонкую полоску свежего шрама на левой стороне груди, где еще недавно торчало чужое копье.

– А грифоны?

– Первые дни они постоянно над мостом летали. И люди из горы тоже туда наведывались. Потом успокоились. Видимо, убедились, что ты не воскреснешь. А сейчас, насколько я знаю, там снова тихо, но хотя бы раз в день грифоны облетают вокруг всего ущелья, и в это время мы стараемся не отсвечивать.

– Грифоны – это стража, они охраняют долину, – замедленно проговорил я, на пробу создав небольшой ручеек проклятия.

Проклятие послушно отозвалось. Даже, пожалуй, быстрее, чем раньше. После всего, что случилось, его, наверное, должно было бы стать меньше. Однако вот уж, и правда, проклятие – самовосстанавливающаяся штука. И к тому же после смерти оно явно изменилось, потому что теперь я его не только чувствовал, но и мог сделать с ним все, что захочу.

Тем не менее от оставшихся проклятых камней я все же решил избавиться. Почему-то после пробуждения они стали доставлять мне неудобства. И я вместо нескольких десятков камней решил оставить всего один. А остальное место занял своей обновленной, на диво послушной и, кажется, ставшей еще сильнее, чем раньше, тьмой.

– Вспоминай, – кивнул я призраку на горстку оплавленных, словно бы побывавших в жерле вулкана камней. – Вдруг меня еще раз кто-нибудь выпотрошит и ты по глупости останешься совсем без души?

Призрак тяжело вздохнул.

За время моего отсутствия он, наверное, тоже об этом подумал. Но прежде чем он коснулся осколков и впал в такое же оцепенение, какое было у меня недавно, я пристально на него взглянул и тихо спросил:

– Что с Нардисом?

Мор не ответил. Только отвел глаза и махнул куда-то в сторону. Когда же я переступил через лохматую тушу, оказавшуюся самым обыкновенным мохноногом, и отодвинул в сторону виновато опустившую хвост гончую, то увидел наполовину занесенное снегом тело и ненадолго прикрыл глаза. [12]

И все-таки дурак…

Слишком молодой, слишком самоуверенный, отчаянно безрассудный дурак, который отчего-то решил, что есть смысл умирать за меня. Даже защитить зачем-то пытался. Справедливости ему, понимаешь ли, захотелось…

И что теперь?

Наверное, если бы я настоял и оставил его тогда дома, он бы расстроился, но все же не превратился в кусок замороженного мяса. Для смертного это ведь уже окончательно. Смерть для него – это вечность. И Нардис без колебаний туда шагнул, искренне полагая, что делает это вместе со мной.

Сейчас, когда его сердце не билось, а на бледной коже не осталось ни единой кровинки, он, как ни странно, все еще не походил на безвозвратно ушедшего. Его лицо казалось спокойным и даже расслабленным. Закрытые веки были лишь слегка припорошены снежинками. Царящий в здешних краях холод сберег его тело, не пустив к нему ни гниль, ни грязь и навеки заморозив так и не начавшееся разложение. Так что, если оставить его здесь, он и через тысячу лет будет таким же, как сейчас. А если убрать торчащий из его груди обломок копья и прикрыть рваную рану, то и вовсе станет казаться, что он всего лишь надолго уснул.

Почти уверен – Нардис умер мгновенно, когда один из всадников метнул в него это копье. Оно пронзило сердце, сомнений в этом никаких не было. Ну, а то, что других ран на теле не осталось, свидетельствовало лишь о том, что Нардиса как пришпилили к скале, не посчитав нужным забрать оружие, так он там и висел, пока умная, проворная, ловкая и тонко чувствующая мое настроение Кость не перегрызла древко и не вытащила обледеневший труп туда, где до него не дотянутся ни люди, ни звери.

Когда я тяжело вздохнул, гончая, как самая обычная собака, подошла к мертвецу и со скорбным видом улеглась рядом, аккуратно положив зубастую морду ему на грудь.