Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич. Страница 54

– Хватит изгаляться, Корней! Говори, зачем звал? – хрипло прорычал Бурей.

– Скажу, Серафимушка, скажу, голубь, – ухмыльнулся Корней, – хрен забудете! За поношение отца нашего духовного вира на вас такая будет…

Отец Меркурий непроизвольно дёрнулся, чтобы возразить, но так и не стал. Ему совсем не по нраву пришлось, что воевода полез не в своё дело. Как-никак за оскорбление священника должна карать духовная власть, а светская лишь исполнять приговор. Но с другой стороны, в воинском поселении главенствовать должен воинский начальник, и невместно священнику возражать ему при подчинённых. Однако воевода оказался наблюдателен, или это была очередная проверка?

– Кхе! – Корней вопросительно взглянул на священника.

– Позволь сказать, эпарх Кирилл?

– Говори, отче, – в глазах воеводы мелькнул лукавый огонёк.

– Эпарх Кирилл, собираясь наказать серебром сих рабов Божьих, ты в своём праве, но помнишь ли ты евангельскую притчу «отдайте Богу – Богово, а кесарю – кесарево»?

– Кхе! Помню! – Корней явно заинтересовался.

– А коли помнишь, то отдай Богу – Богово и позволь священнику карать за оскорбление церкви! Впрочем, последнее слово – утвердить или нет мой приговор – всё равно за тобой. Люди-то твои, и моими духовными детьми ещё не стали. – Что-то в голосе священника заставило Сучка поёжиться.

– Богу – Богово, кесарю – кесарево, говоришь? А чем же тебе вира негожа? – Воевода, похоже, сам не мог решить, разозлиться ему или посмотреть, чем всё это закончится.

– Отдав виру, они не познают своей вины, эпарх! Серебро всего лишь прах и не очистит их души от греха, а стыд очистит! – отец Меркурий картинно повёл рукой.

– Кхе! И как же ты их стыдить будешь?

– Сейчас увидишь, эпарх! – отец Меркурий развернулся от изрядно протрезвевших виновников торжества, уже начинавших догадываться, что заплатить серебром вышло бы дешевле, к замершим в ожидании зрителям.

– Кхе! – воевода явно предвкушал развлечение.

– Слушайте меня, христиане! Два наших брата согрешили вознесением хулы на служителей Божьих и на Церковь Христову! Мой долг пастыря помочь им осознать всю непотребность и греховность их деяния! И потому я налагаю на них епитимью! Пусть через две седьмицы, после воскресной службы, воспоют они хвалу Церкви и служителям её в стихах перед храмом места сего! Это научит их смирению, а в свидетели призываю всех вас, православные! – по обалдевшим лицам священник понял, что его первая проповедь имела колоссальный успех, что немедленно подтвердил эпарх Кирилл:

– Уй, б…! Кхе! Ядрёна Матрёна! Быть по сему!

– А где ж стихи взять? – пролепетал изумлённый Сучок и вытер перемазанное лицо собственной шапкой.

– Сами придумаете, козлодуи! – отрезал Корней. – А ты, С-сучок, ещё подумай, что семьям артельных своих скажешь. Вон они скотину свою ловят, ядрёна Матрёна!

Лысый коротышка побледнел, потом покраснел, потом позеленел и только после этого почти уже трезвым голосом прошептал:

– Как?

– Да вот так, – хмуро отозвался воевода. – Опять ты, брат, обосрался!

– Стой! – Сучок вырвался из рук Алёны, подскочил к лекарке и рухнул перед ней на колени. – Настёна, Христом-богом тебя молю, светлыми богами заклинаю, сделай что-нибудь! Трезвым я сейчас должен быть! Что хошь за это проси!

И Сучок ткнулся лбом в снег у ног лекарки.

– Кхе! Вот так и живём – никаких скоморохов не надо. Циркус, ядрёна Матрёна! – воевода указал рукой на разворачивающееся действо, а потом совершенно серьёзным тоном спросил священника: – Ты выпить хочешь?

– Молочка, что ли? – отставным хилиархом овладело какое-то бесшабашное веселье.

– Ядрёна Матрёна! Ты б ещё хлебушка горбушку попросил! Пошли!

Глядя из глубин нашего послезнания и с высот нашего самомнения, бывает трудно поверить, что и среди наших предков встречались люди, которые мыслили и планировали на десятилетия, а то и столетия вперёд, далеко за пределы собственной жизни. И ещё труднее смириться с тем, что в самой серёдке высокого средневековья хватало и талантливых, и амбициозных, и им, в общем-то, удавалось реализовывать свои планы и создавать нечто, переживавшее своих создателей. Тем не менее это так. Урожайным выдались XII и XIII века на таких людей. Немного времени прошло с того момента, как умерли Алексей Комнин и Владимир Мономах – соперники и союзники, посвятившие всю жизнь строительству своих держав. Через двадцать лет в Японии родится первый сёгун Минамото-но Ёримото, а через тридцать семь в завшивленной монгольской юрте – Чингисхан. А ведь эти люди изменяли кто страны, а кто и весь мир до неузнаваемости. Хроноаборигены, не попаданцы какие, прости господи.

Но кто сказал, что на это способны только императоры, сёгуны, князья и прочие великие ханы? Нет, в принципе верно – монарху менять мир посподручнее, чем простолюдину. Однако, как показывает практика, и не император может, ежели захочет и обстоятельства сложатся, а примером тому некий Бернар из Клерво, вполне здравствующий в нынешнем 1125 году от Рождества Христова. Но он всё же дворянин, а вот его почти современник Франциск из Ассизи вовсе простолюдин. Или ещё один представитель дворянства, посвятивший себя служению церкви – Доминик де Гусман, более известный как святой Доминик. Всю Западную Европу мехом внутрь эта милая троица вывернула – любо-дорого посмотреть. Одна Святая инквизиция чего стоит! Так одной инквизицией дело не ограничилось – они к созданию нищенствующих, а главное, воинствующих монашеских орденов ручки приложили. К Крестовым походам, в том числе и против славян – тоже. Да ещё и продажа индульгенций с их подачи завелась, хоть они бы с этим не согласились. Богатства, награбленные в крестовых походах, привели к эпохе Возрождения, а недовольство торговлей индульгенциями стало одной из главных побудительных причин Реформации. Произведение Возрождения на Реформацию дало Буржуазную Революцию и протестантскую этику, которую весь мир до сих пор хавает полной ложкой. И недовольство этой самой этикой сдвинуло пласты истории в веке XX. Так что аж до XXI века дотянулись товарищи. Стало быть, происхождение изменению реальности не помеха.

Вообще, если посмотреть внимательно на то время, в котором действует отец Меркурий, то выяснится, что концентрация тех, кто меняет реальность в мире, необычно высока, и это с учётом того, что мы сейчас знаем лишь о тех, у кого получилось. Те же, у кого не вышло, мертвы, прокляты и забыты. Но они пытались.

Вот и Меркурий, Илларион, Феофан, Корней и иные прочие тоже пытаются. Пока существует порода людей, мыслящих далеко за пределами своей жизни, будет меняться и развиваться мир. Таковых немного, но они есть всегда. А когда их масса превышает критическую – наступает время, когда возможно всё.

Время, когда возможно всё – это ветер, которому нельзя противостоять. Он подхватывает и тех, кто его вызвал, и тех, кто его услышал, и просто малых сих и несёт… Куда? А куда кривая выведет! Или не кривая… Случается даже, что маленький человек, запущенный этим ветром в величественное здание империи, разносит её к чёртовой матери. Или наоборот – влетая в ровное сонное болото, перебаламучивает его и из этой мутной взвеси создаёт империю. Бывали и такие примеры в истории.

С этим ветром невозможно бороться, но можно управлять. Точнее, создать систему, в которой ветер управляет тобой, а ты ветром. Не всем дано управлять этим ветром, и уж точно никому не дано подчинить его себе целиком. Но этот вихрь наделён сознанием и несёт тех, кто его услышал, туда, где они могут что-то сделать. Чингисхана, например, через половину Евразии, Иллариона и Феофана в Туров, Меркурия в Погорынье, Корнея – да бог знает куда, но на месте точно не оставит…

И самое занятное в этой истории то, что тем, кто меняет мир и слышит ветер, зачастую невдомёк, что лавина перемен, изменившая всё на свете, начинается с невинного разговора под молочко и горбушку хлеба. Давайте его послушаем…

Глава 2

Декабрь 1125 г. Село Ратное