Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда. Страница 24

– О!

– Что-то не так?

– Немного удивлён выбором. Почему именно она?

– Во-первых, мне интересна твоя манера передачи настроения, вложенного в текст, а оно там точно есть, поскольку человек, сочинивший данную песню, неистово дрочит на смысл своей лирики. Не подумай, что я ругаю. Напротив… Немного восторгаюсь, но пока не было случая сказать ему об этом. Во-вторых, с подачи моего отца именно он станет композитором грядущего мюзикла. Интересно, насколько органичным будет твоё соединение с его музыкой.

– Пару минут на подготовку можно?

– Окей, – протянула Челси. – Если это действительно важно, то я не стану возражать.

– Это важно, – ответил Илайя, чуть прикусив губу.

Челси никогда не придавала значения таким мелочам, но сейчас непроизвольно зацепилась за осознание: её потенциальный ученик и протеже по совместительству, нервничая, делает то, что и будущий композитор, которому планировал предложить сотрудничество отец. Ничего необычного, ничего странного. Сколько ещё людей поступают столь неоригинальным способом? Да сотни, тысячи, миллионы по всему миру. Однако, именно в этот момент, она прониклась мыслью, что «мальчик из секс-шопа» действительно проникнется настроением чужой песни и исполнит её так, как нужно. Так, что слушатель в её, Челси, лице искренне поверит, что норма не всегда нормальна, а стремление быть одинаковыми приводит к убийству оригинальности. Услышит в голосе Илайи мотивы о том, что люди разные, и это прекрасно. Так и должно быть.

Мы другие, пропоёт он.

Мы другие, подхватит за ним толпа.

И каждый из них поверит в свою индивидуальность.

========== 7. ==========

Soundtrack: Blutengel - Elegy; Red Hot Chili Peppers - Californication

Его безумие, затянувшееся на множество дней и ночей.

Не разделённое на двоих с Джулианом, не попытка влезть в чужое сознание, проникнувшись мотивами, а его собственное, персональное, которым вовсе не хотелось делиться с окружающими. Заводить с кем-то посторонним разговор на эту тему? Абсурдно и нелепо, никто не поймёт и откровенности не оценит. Покрутят пальцем у виска и скажут, это низко, подло и отвратительно. Джулиан? О, нет! Он закатит истерику, пусть даже утверждает обратное, и снова настанет очередь битой посуды, суицидальных настроений, которые, казалось бы, только-только улеглись, и к которым не хотелось возвращаться.

Безумие, именуемое ожиданием развязки.

Жизнь в подвешенном состоянии, никакой определённости.

Полнейшая растерянность и отсутствие представлений о том, что будет в дальнейшем.

Ромуальд подставил руку под струю тёплой воды, раздвинул пальцы, глядя, как единый поток разбивается на несколько тонких ручейков. Встряхнул ладонь и потянул полу рубашки в сторону. Его настроение находилось где-то на уровне минус ста из сотни возможных пунктов, в голове практически не было разумных мыслей. Виной тому была Челси, позвонившая ему не так давно и заявившая с гордостью, что через определённый промежуток времени Ромуальду предстоит познакомиться с партнёром по сцене.

– Лучше ему со мной не пересекаться, – заметил Ромуальд, стараясь сохранить внешнее спокойствие, не радуя сестру приступами ненависти и негодования.

– Врага нужно знать в лицо, – отпарировала она. – Пусть он увидит, кого следует сторониться.

– То есть… Это твоя кандидатура? Прослушивания не было? Отец выбрал актёра, на которого указала любимая доченька?

– Было. Почему сразу не было? Честная борьба, идеальный кандидат.

– А Джулиан?

– Он мог появиться на прослушивании, но что-то я никого не заметила…

– Все и так знают, что у него прекрасный голос.

– Да-да, как у оголодавшей по вниманию мартовской кошки. Ни глубины, ни проникновенного тембра.

– Однако это не мешало публике любить его.

– Тебе ли не знать, что талант не всегда лежит в основе популярности? Привлекательная внешность, сносный голос, мощная ротация – и перед тобой очередная звезда. Единственное… Нужно обладать определённой долей везения, чтобы попасть на глаза определённым людям в определённое время.

– Вряд ли тот, кого вы утвердили на роль, поёт лучше.

– Есть сотни и тысячи человек, поющих лучше Джулиана. Правда, многие из них незаслуженно обделены вниманием.

– И этот парень тоже превосходит Джулиана?

– Тоже. Я готовлю профи.

– То есть, я не ошибся, и он всё-таки твой протеже?

– Он мой ученик, только и всего.

– Только ученик?

– В отличие от тебя, дорогой, я не трахаю тех, кого пытаюсь продавить в основной состав того или иного проекта. У нас с ним исключительно деловые отношения. Я – наставник, он – ученик, и надо сказать, способный. Иногда ловлю себя на мысли, что основной звездой состава будет именно он, а не ты.

– И ты этому порадуешься?

– Как знать.

– Если ты так гордишься своей находкой, почему газеты хранят молчание?

– Потому что ещё не время. Если ты помнишь, мы решили окружить постановку флёром таинственности, и до определённого момента актёрский состав останется в тайне. До тех пор, пока отец не решит, что пора срывать покровы и представлять зрителям и слушателям новых потенциальных кумиров.

– Ты молчала почти два месяца, я думал, что позабыла о своей идее.

– И расслабился?

– Частично.

– Не стоило. Ты же знаешь, Ромуальд. Когда твоя сестра ставит перед собой задачу, никто не помешает ей претворить задуманное в жизнь.

– Ты же знаешь, Челси. Когда твой брат ставит перед собой задачу, он ни за что не отступится от задуманного. И мистер идеальный голос может заранее продумывать себе пути к отступлению, потому что убегать ему придётся.

– Всё ещё веришь, что Джулиан способен окончательно реабилитироваться и начать нормально жить?

– Его лечащий врач сказал, что наметилась положительная динамика.

– Поздравляю, – сухо произнесла Челси.

Но Ромуальд на другую реакцию и не рассчитывал. Это было бы слишком жирно, начни сестра рассыпаться в поздравлениях, изображая искреннюю заинтересованность жизнью Джулиана. Она отказывалась воспринимать его, и как человека, и как проект, о котором можно поговорить.

Быть может, всё упиралось в излишнюю категоричность, присущую Челси.

Быть может, виной всему было её убеждение, что в бизнесе не бывает полумер, нужно общаться только с проверенными людьми, полагаться на них же, а Джулиан из этой системы оценки выпадал по причине своей нестабильности.

Быть может, Челси просто продолжала играть в войну, начатую много лет назад, ещё в раннем детстве… При желании вариантов обнаруживалось море.

Временами Ромуальда одолевали приступы сентиментальности, и он готов был признать правомерность и правильность убеждений и поступков сестры. Подходя к рассмотрению вопроса с точки зрения истинного прагматика, он делал те же выводы, что и Челси. Постановка сама по себе – риск. Неизвестно, будет ли она пользоваться успехом. Неизвестно, окупит ли себя. Добавлять проблем, привлекая к работе над этой задумкой человека, чьё настроение непостоянно, как весенний ветер, мог только тот, кто просто хотел потешить самолюбие, а не стремился заработать на постановке. Если бы проектом занимался Ромуальд, он бы именно так и поступил. Всё ради развлечения, наплевать на риски, главное – помочь тому, кто отчаянно нуждается в допинге подобного рода. Тому, кто жаждет вновь вернуться к активной работе, но не знает, с чего начать и куда податься, чтобы не напороться ненароком на отказ. Он готов был дать Джулиану шанс. Один, два, три… Сколько угодно, когда угодно, в каком угодно проекте. Он бы Джулиана на главную роль определил, оставив себе режиссёрское кресло и пребывая в тени. Но обстоятельства сложились иначе. Понимая самую суть, Ромуальд, тем не менее, продолжал из принципа настаивать на своём и планировал избавиться от конкурента Джулиана.

Пока, правда, даже не представлял, как он выглядит и что собой представляет. Какая разница? Каким бы он ни был, ему придётся подвинуться и поискать счастья в другом направлении. А роль в постановке останется за Джулианом.