Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда. Страница 65

Он разозлился.

И врезал Ромуальду по челюсти, сопроводив выпад предельно злым шёпотом, содержавшим в себе тот самый посыл.

– Грёбанный гомик.

Ему и отталкивать от себя Ромуальда не пришлось, в удар оказалось вложено количество сил, достаточное для того, чтобы после гневного определения личности собеседника, не пришлось вырываться из объятий. Если разобраться, то Илайю никто толком не держал. Подтащив его к себе, Ромуальд отпустил тот ремешок, за который потянул первоначально, собирался положить ладонь на затылок партнёра по сцене, но воздержался от излишнего тактильного контакта и ограничился лишь поцелуем навылет, стремительным, без предупреждения и попыток настроить на нужный лад. По сути, он даже не планировал получать от данного действа удовольствия, просто проверял определённую теорию.

Ему всегда казалось довольно глупым заявления, что споры прекрасно разрешаются применением подобной тактики. Достаточно притянуть к себе отчаянного оппонента и накрыть его рот своим, как моментально воцарится мир, и тот скандал, что разгорался, потухнет за считанные секунды, переплавившись в страсть. Ромуальд над такими высказываниями посмеивался, понимая, что человек, их продвигавший в массы, явно не пробовал использовать распиаренную тактику на практике. Когда человек находится на взводе и пропитан ненавистью, как бисквитные коржи хересом, ему явно не захочется отвечать на чужие приставания, при этом томно постанывая, включаясь в процесс и активно поддерживая инициативу. Тот, кто зол на все сто процентов, обязательно начнёт вырываться, отбиваться и обязательно врежет по лицу хаму, решившему прервать процесс выяснения отношений глупой выходкой.

Девушка даст пощечину.

Мужчина…

Ну, в общем, мистер Аркетт не остался в стороне, не нарушил статистику и подтвердил свою принадлежность к мужскому полу.

И то, что методика посредственная, а не рабочая на сто процентов.

В сложившейся ситуации можно было отыскать только один плюс. Ромуальд, наконец, почувствовал и проверил на собственном опыте, каким будет поцелуй с данным человеком.

Он не ожидал чего-то сверхъестественного, лишающего возможности думать и вышибающего мозги. В конечном итоге, он давно вышел из подросткового возраста начальной стадии, когда гормоны получают едва ли не полную власть над телом и насмерть забивают доводы разума. Он не трясся над каждым поцелуем, полученным или подаренным, не загадывал заранее, не пытался определить для себя идеал или что-то в этом роде, оставив страдания по подобной хероте девушкам, равно, как и шкалу оценок по десятибалльной системе, и множество других загонов.

Это был не заранее продуманный эксперимент и проверка чужих навыков, о которых нередко вещали с экранов телевизоров психологи, к которым Ромуальд испытывал чувство патологического отвращения и полное недоверие. Он ненавидел тех, кто пытался навязывать свои правила и указывал, как следует жить, чтобы добиться чего-то, стать привлекательным в глазах кого-то, собрать вокруг себя круг восторженных прихлебателей, готовых заглядывать в рот и заниматься проституцией определённого плана. Почему-то в массовое согласие с мнением он не верил, считая такое понятие, как единодушие откровенной фальсификацией. Собственно, столь отрицательное отношение к мнению большинства у него сложилось одновременно с отвращением, направленным на людей. В период, когда от Джулиана один за другим начали отворачиваться друзья и приятели. Раньше они готовы были поддерживать все задумки Джулиана, теперь, не мигая, смотрели ему в глаза и заявляли, что идея, рождённая в его голове – это полный бред.

В этой ситуации звучало двусмысленно, оттого било больнее.

Как раз ничего удивительного нет. Рано или поздно любой человек сталкивается с вопросом взлётов и падений. Творческая личность практически только ими и живёт.

Поцелуй можно было бы назвать достаточно привычным, обыкновенным, но это не было правдой, поскольку как раз в понятие обыденности он вписываться отказывался, ломая определённые устои, сложившиеся ранее.

Он не был похож на первый робкий поцелуй, какими свойственно обмениваться школьникам, впервые оказавшимся на свидании, длительное время мнущимся на заднем сидении отцовского «Шевроле», если взять за основу представителей среднестатистических семей, когда неловкость зашкаливает, но хочется казаться мастером своего дела. В таких ситуациях всё зачастую принимает оборот, далёкий от задуманного. Комичный, только вот смеяться над своими неудачами получается не у всех, лишь у отдельных личностей.

На тот поцелуй, которым принято обмениваться любовникам на одну ночь, он тоже не походил. Никакой предельной откровенности, граничащей с пошлостью и желанием продемонстрировать свои навыки, не показные, как у подростков, а реальные, уже неоднократно проверенные на других людях, отшлифованные и практически доведённые до совершенства. То самое отсутствие инициативы или признания собственного подчинения. Ни томных выдохов, ни прикосновений. Ничего, что могло бы продемонстрировать: мысли уже развиваются в данном направлении, и Илайя продумывает, как подтолкнуть случайного персонажа в своей постели к решениям, аналогичным его собственным.

О сравнении с поцелуем любовников постоянных речи даже не заходило. Именно здесь такая примитивная вещь, как поцелуй, могла заиграть сотней различных красок и оттенков, в самых разных комбинациях. От нежно-ненавязчивого до всё того же, на пределе страстей, а в промежутке между ними – многочисленные вариации. Ничего похожего. Хотя бы отдалённо. Хотя бы на одну сотую.

Ромуальд мог утверждать это с уверенностью в сто процентов, поскольку в свои двадцать четыре года успел перепробовать все представленные виды, неоднократно. Может, он и не был гуру в данной области, но определённый пласт познаний у него всё-таки накопился. Ему было с чем сравнивать.

И он не нашёл нужной характеристики.

Впрочем…

При взгляде с определённого ракурса это можно было назвать поцелуем врага, но даже эта формулировка не отражала истинного положения вещей. При ближайшем рассмотрении оказывалось, что оно и вовсе не соответствует, поскольку врага вообще не хочется целовать, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти.

Человека, которого называешь не просто неприятным, а именно отвратительным, невозможно желать, невозможно испытывать к нему тягу определённого рода. Его не хочется узнавать ближе и трахаться с ним тоже не хочется. Даже один раз, не заикаясь о переходе данного случая в систематическое явление.

От мысли о поцелуе с тем, кого всей душой ненавидишь, воротит и подташнивает. Это происходит где-то на уровне подсознания, ничего не поделать. К подобному человеку прикасаться противно и мерзко, словно он целиком состоит из грязи. Мимолётное прикосновение способно сделать так, что она не просто запачкает на время, а просочится непосредственно под кожу, и это сыграет решающую роль.

От этого действия не испытаешь удовлетворения, лишь разочарование, если это ненависть настоящая, а не придуманная. Этакая ненависть ради ненависти.

Ромуальд мучительно подыскивал сравнение для характеристики, вглядывался в собственное отражение, наблюдая за тем, как проступает на коже тёмное пятно. Какая прелесть – синяк на скуле.

Кажется, появился ещё один повод, чтобы отложить пресс-конференцию до лучших времён. Илайя неплохо себя чувствует, раз уж раненой рукой сумел приложить не хуже, чем здоровой, к тому же, никто его швы не видит. А вот синяк на лице – далеко не повод для гордости. Перед журналистом сомнительным достижением лучше не светить, чтобы не возникало лишних вопросов.

Вряд ли родственники оспорят эту точку зрения. Возможно, впервые, они окажутся солидарны с ним хоть в каком-то вопросе.

На то, чтобы привести себя в порядок, пришлось потратить определённое количество времени.

Инцидент с участием партнёра по сцене не выходил из головы, настойчиво напоминая о себе. Временами Ромуальд ненавидел себя за такую дотошность. А ещё за то, что в один из неудачных вечеров прислушался к мнению Джулиана и вылетел из дома, отправившись в клуб. И уже в тех стенах столкнулся с взглядом человека, которого считал проходным персонажем в своей жизни, не надеялся на повторную встречу и наслаждался этим знанием. Больше никогда не пересекутся, больше не возникнут перед глазами те кадры, больше не будет ощущения собственной беспомощности перед обстоятельствами. Больше…