Забудь меня (СИ) - Зайцева Кристина. Страница 28

Из меня будто выкачали все силы. В груди давит. Мерзкая тяжесть…

Боже, разве так можно?

Влюбиться парня вот так! До клеточной голодовки от того, что не видела его неделю.

Мне тошно. Еда в меня не лезет. Я умру, если его не увижу. Если больше никогда его не увижу…

Надевая любимые потертые джинсы, чувствую, как подрагивают мои холодные пальцы. В зеркале я растрепанная, но приводить в порядок волосы нет никакого терпения. Кажется, если не выйду из дома прямо сейчас — задохнусь.

От волнения мне хочется выть.

Я опять собираюсь это сделать.

Опять собираюсь прийти к нему первая. Наплевав на свою гордость…

Сглотнув горькую слюну, смотрю на свое отражение, понятия не имея, что буду говорить…

Что люблю его?

Рухнув на кровать, подтягиваю к животу колени и снимаю блокировку с телефона. Он молчит. Обо мне будто все забыли. Еще неделю назад мне было все равно. Я ждала звонков и сообщений, но только от одного единственного человека, а сейчас… меня пугает вероятность того, что он не возьмет от меня трубку.

Кусая губы, я думаю о том, что стану делать, если он не ответит на мой звонок и не перезвонит.

Я не хочу проверять. Не буду!

Я чувствую себя древней старухой, когда спускаюсь вниз и прохожу через пустой дом, набрасывая на голову капюшон толстовки.

Такси везет меня в спальный район не очень старых многоэтажек, которые я рассматриваю в окно, совсем не ориентируясь в пространстве, хотя я уже здесь была. Всего один раз неделю назад.

Меня не приглашали.

Стоя перед дверью квартиры номер девять, я чувствую себя отвратительно. Незванной гостьей, как и в тот день, когда заявилась на дачу Матвеевых без приглашения, но я знаю… знаю, что Антона нет на автосервисе. Он вообще там больше не работает. Так мне сказали.

Мне стыдно за свою навязчивость. Перед его матерью, когда она открывает мне дверь. Она может считать меня чертовой прилипалой, если захочет, но я… люблю его!

Эти слова рвутся из меня вместе со слезами, которые я перестаю сдерживать только когда оказываюсь в своей комнате наедине с собой. Я прячу их ото всех. От своей матери и от своего отца. От матери Антона, сейчас, когда она смотрит на меня, чуть сдвинув темные брови.

— Добрый день, — произношу хриплым голосом, топчась на пороге ее квартиры.

На ней шелковая блузка и брюки, будто она только что из офиса. Наверное, так оно и есть, наверное, у нее обед, ведь сейчас почти час дня.

— Здравствуй… — ее голос звучит немного резко.

Я чувствую себя так, будто получила очередную пощечину. Она не предлагает мне войти, говоря:

— Антона нет дома.

— Можно… мне его здесь подождать?

— Он повез сестру в детский лагерь. Я не думаю, что он вернется раньше пяти вечера.

— О… ясно… — натягиваю на ладони рукава толстовки.

Ее лицо такое, будто она хочет мне что-то сказать. Именно поэтому я не двигаюсь, будто ноги вросли в пол. Если ей есть что мне сказать, я хочу это услышать…

— Его отчислили из университета. За драку. Ты что-нибудь об этом знаешь?

— Что?

Сердце подпрыгивает в груди, и я прижимаю к ней кулак, стараясь дышать ровно.

— Мы все немного на взводе. Антон особенно. Диплом ему нужен был не для красоты, это его билет в жизнь.

Ее глаза холодные. Такие ледяные, что я не сомневаюсь, она в курсе кому Антон обязан своими проблемами. Мне…

Слова комом застревают в горле.

— Он… то есть… — сбиваюсь. — Диплом это… всего лишь диплом… Антон умный и…

— Я думаю, тебе лучше пойти домой, Полина, и сюда больше не возвращаться, — обрывает меня на полуслове. — У Антона достаточно проблем, с которыми нужно разобраться. Было бы здорово, если бы ты оставила моего сына в покое.

Это действительно пощечина.

Гораздо больнее той настоящей, которая досталась мне от собственной матери. Эта жжет глаза слезами, но я глотаю их, говоря:

— Мне очень жаль, что все так вышло…

— Не сомневаюсь.

С этими словами она захлопывает передо мной дверь. Так, что воздух колышется у моего лица, ударяя по нему плотным потоком.

Мое сердце колотится сильнее с каждой секундой, которую я провожу здесь — глядя в закрытую перед своим носом дверь. Я чувствую, как клубится во мне ненависть к Хасанову, злость на себя. На весь мир, в котором я будто потеряла свое место…

Теперь я не знаю, где мое место!

Игнорируя лифт, толкаю дверь в конце коридора и выскакиваю на пожарную лестницу, по которой несусь с шестого этажа, не разбирая чертовой дороги.

Мне жарко.

Над головой гремит гром, когда оказываюсь на улице.

От волнения телефон в моей ладони дрожит, и, тыча пальцем по дисплею, я вызываю такси, но не домой.

Сжав пальцы в кулаки, я сажусь в машину, которая везет меня в городской суд.

Глава 39

Полина

Две недели спустя

— Ты уже начала собирать вещи? — мать размазывает по диетическому хлебцу масло, обращаясь ко мне с другой стороны стола.

— Еще нет…

— У тебя самолет через шесть часов. Не затягивай.

На ее попытку завязать разговор я почти не реагирую.

Не знаю, когда успела стать такой. Неблагодарной? Наплевавшей на все?

Это отвратительно, но мне вдруг стало плевать на чувства других людей. На то, чтобы изображать из себя хорошую девочку — тоже. Прятать свое настоящее я за фасадом сдержанности. Но даже теперь я еще не знаю, как выплеснуть в мир свое собственное я. Это подтачивает меня изнутри, заставляет сопротивляться всему, что кажется хоть мало-мальски на меня давит. Чужому мнению, попыткам заставить меня делать то, что я не хочу.

Мать ждет ответа. Просто киваю. Меня все равно не хватит на большее. Вид еды с утра привычно вызывает у меня отторжение, но я упрямо толкаю в себя вареное яйцо и жую его, как солому, запивая сладким кофе. Я потеряла три килограмма за последние недели, если так будет и дальше, мне придется сильно обновить гардероб, прежде чем начну собирать свой чемодан, а шопинг — это последнее, чего бы мне хотелось.

Я стала избегать поездок в торговые центры.

Трусливая…

Трусливая!

Я боюсь встретить ЕГО. Не хочу его встречать. Не хочу о нем думать…

— Хочу еще раз заметить, — продолжает мама. — Что я очень рада тому, как ты решила провести это лето. Такие поездки обычно только в твоем возрасте и случаются, потом будет сложно вот так собраться…

— Наверное, — отвечаю, сосредотачиваясь на том, чтобы проглотить проклятое яйцо.

— Я даже не против того, что ты отменила поездку со мной.

— Спасибо.

— Я уверена, ты отлично проведешь время.

Отлично провести время…

Я не берусь объяснять ей, что ни черта подобного со мной не будет. Огромная дыра в моей груди такая дискомфортная, что трудно дышать, но эта дыра — только мое бремя. Боль, которой я ни с кем не хочу делиться, тем более с матерью. Я просто надеюсь, что однажды эта дыра закроется сама. Оставит меня в покое…

Мы отправляемся в тур по Европе, который организовал Захар. Он предложил присоединиться несколько дней назад, и я согласилась.

Сжавшись внутри пружиной, я сказала ему да.

Сказала да отличному лету, которое проведу далеко от дома. Далеко от этого города. Может быть там меня перестанут преследовать картинки, от которых сладко ноет живот и в груди сжимается сердце. От которых мне больно вдохнуть!

— Надеюсь, ты проведешь время с пользой, — сидящий с нами за столом отец задумчиво листает том древнего издания налогового кодекса. Один из тех, что занимают полки в его кабинете. — В Париже полно познавательных выставок. У тебя отличный возраст, — выставляет от свой противовес словам матери. — Чтобы посмотреть как можно больше.

— Выставки?! — охает мама. — Ей двадцать, Ян! Я надеюсь, что она не станет ходить по выставкам.

Подняв на него глаза, улыбаюсь уголком губ.

В последние дни своей жизни я вдруг поняла, что для меня не существует других авторитетов, кроме отца. Будто только его мнение имеет для меня значение. Кажется, мы никогда в жизни не были так близки, как теперь. После того, как я пришла к нему за помощью, и он мне помог. Несколькими телефонными звонками вернул моему бывшему парню место в университете, его диплом. Остановил административное дело о хулиганстве, которое сулило ему штраф и кучу других неприятностей.