Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев". Страница 44

Река в этом месте ожидаемо оказалась глубокой. Андрей Васильевич объяснял, да и по географии она помнила, что возле крутого берега и течение сильнее, и омуты опаснее, зато у пологого поджидают мели. Удачно приземлившись «солдатиком» и даже не ушибив пятки, Ева сначала погрузилась с головой, потом вынырнула на поверхность, отфыркиваясь и осматриваясь в поисках Нелюба. Молоко оказалось теплым, как вода в ванной, но не обжигало и держало, почти как морская вода. Что же до черного мохнатого разбойника, то он совсем обессилел, и его едва не затянуло в стремнину. В несколько уверенных гребков Ева его настигла и, подхватив за шкирку, развернулась к берегу, стараясь не захлебнуться самой и удержать кошачью голову на поверхности.

В отличие от Филиппа, который во время их трагически оборвавшегося купального сезона показывал класс, обучая ребят технике работы в разных стилях, она никогда плаваньем специально не занималась. Но поездки на море и купание в холодных сибирских реках выработали в ней уверенность, научив не паниковать и держаться на воде. Все эти навыки пригодились на Молочной реке.

Мало того что ей приходилось поддерживать слабо трепыхающегося Нелюба, так еще в борьбе с течением она начала уставать, во время вдохов едва успевая сглатывать попадавшее в раскрытый рот пускай и очень вкусное молоко. Дыхания не хватало, перед глазами плыли круги, в голову лезли совершенно дурацкие мысли о том, что обрести покой среди взбитых сливок и молока — это не такая уж плохая идея. Больно уколовшее грудь соколиное перо отрезвило, напоминая, зачем, собственно, она пустилась в этот невероятный и опасный путь. А тут еще и пришедший в себя Нелюб вовремя впился в руку когтями.

У берега ее встретили встревоженные спутники. Лева протянул длинную жердь, за которую Ева уцепилась обеими руками, благо Нелюб уже перебрался к ней на загривок. Маша и Ксюша встретили на мелководье.

— Ну ты и здорова бегать, — покачал головой Лева, когда кисель с чавкающим звуком выпустил Еву. — Тебе разве не объясняли, что, не зная броду, нельзя соваться даже в воду?

— Но вы же мне не объяснили, что там опасно, — обиженно надула губы Ева.

Она основательно вымоталась, и ее уже начало задевать, что с ней обращаются точно с несмышленым ребенком, при этом толком ничего не объясняя. Да еще и говорят какими-то недомолвками.

— А если бы ты там, на стремнине, в кипятке сварилась? — не заметив ее укора, сурово сдвинул светлые брови Лева. — Кто бы Филиппа спасал?

— Там Нелюб тонул. Кот бабушкин любимый, — виновато отозвалась Ева, указывая на бедового питомца, который уже вполне оклемался и теперь с деловитым видом приводил в порядок перепачканную в сладкой молочной массе шерсть.

Ей бы сейчас купание и стирка тоже не помешали. Одежда промокла и источала навязчивый ванильный аромат, волосы слиплись, на губах даже после целой кружки воды оставался приторный вкус. Неужели в таком виде и придется идти до самого терема?

— Как ты его назвала? — потрясенно спросила Маша, резко отдергивая уже протянутую к кошачьему уху руку.

— Нелюб, — простодушно отозвалась Ева, пожалуй, впервые задумавшись о том, как странно звучит это имя.

Впрочем, в народной традиции обидные и уничижительные прозвища нередко служили оберегами.

— Тот самый? — уточнила Ксюша, тоже опасливо отодвигаясь от кота подальше, хотя на практике ей случалось брать в руки ядовитых змей.

— Ну да, я же тебе про него рассказывала, — не поняла Ева, с удивлением наблюдая, как Маша придвигается поближе к мужу, а Ксюша обходит бочком кошачье лежбище.

— Интересная у тебя бабушка, — покачал головой Лева.

— А что такого? — не поняла Ева.

— У славян есть две богини судьбы, — пояснил Лева. — Доля и Недоля. Одна приносит удачу или тихую, размеренную жизнь, другая, если привяжется, то жди сплошных бед. У каждой из них в тереме живет кот. У Доли белый пушистый Люб, покровитель влюбленных и хранитель семейного очага, у Недоли — черный Нелюб, коварный подстрекатель и сеятель раздора и смуты. Если он встретится на пути жениха с невестой или молодых супругов, то они обязательно поссорятся, ну а если уж этот пакостник проникнет к изголовью, то неудача в делах любви и прибавления семейства неизбежна.

— Ты же, надеюсь, слышала поговорку, про черную кошку, которая между влюбленными пробежала, — добавила Маша.

— Ничего я такого за Нелюбом не замечала, — обиделась за питомца Ева. — Царапается он, как и все коты. Но и бабушка с дедушкой, и родители прожили в браке по многу лет, и ничего с ними не случалось…

Ева осеклась, не договорив последнюю фразу. Только сейчас пришло осознание, что она никогда не задумывалась о том, сколько же их домашнему любимцу на самом деле лет. По маминым воспоминаниям, он жил у них с родителями всегда, сколько она себя помнила, задолго до рождения Евы. Обычный кошачий век столько не длится.

— Возможно, в вашей семье все и жили так долго и счастливо, что их хранил такой необычный талисман? — предположил Лева, несмотря на предостерегающий жест Маши, протягивая руку к коту.

Нелюб к протянутой ладони отнесся благосклонно, дал себя погладить, но потом предостерегающе закрутил хвостом и вздыбил шерсть, давая ясно понять, что ласка ему надоела. Едва Лева убрал руку, как кот вприпрыжку скрылся в ближайших кустах. И никакой благодарности. Всегда он так!

Впрочем, уже через несколько мгновений бедовый котяра появился снова, неся в зубах небольшой сверток. Развернув его, Ева узнала изящные пяльцы, в которые был заправлен малиновый шелк с намеченной вышивкой. Едва Ева прикоснулась к иголке, та начала самостоятельно делать стежки, продолжая тянуть отливавшую золотом нить.

— Серебряные пяльцы, золотая иголочка, — удивленно покачал головой Лева.

— Мне во сне о них бабушка говорила, — пояснила Ева, смутно вспоминая, что героиня сказки для того, чтобы получить необходимые для подкупа служанок дары, истоптала три пары железных сапог, изгрызла три железных каравая.

Похоже, она все получила авансом, поскольку основные испытания ожидали ее впереди. А она уже сейчас чувствовала усталость. Борьба с течением вымотала все силы, и теперь, когда напряжение отпустило, Ева едва уговорила себя встать, а взвалить на плечи рюкзак ей и вовсе оказалось не по силам. К тому же намокшая одежда уже успела остыть и теперь противно липла к телу, продолжая распространять доводящий до мигрени ванильный запах.

Конечно, ботинки и ветровку перед своим прыжком она догадалась скинуть, лицо вытерла влажной салфеткой, волосы, штаны и рубаху кое-как выжала. Но ощущение сырости все равно не ушло, и приторный запах ее преследовал. По спине противными мурашками бежал озноб, в голове мутилось, ноги отказывались держать. А тут еще и Нелюб куда-то запропастился, и как разыскать его в незнакомом, полном неведомых опасностей лесу, Ева не имела ни малейшей идеи.

— Да не переживай ты! Этот черный пройдоха, небось, давно уже к хозяйке вернулся, — поддерживая тяжело опиравшуюся на его руку Еву, пока Ксюша без лишнего ворчания взяла ее рюкзак, предположил Лева. — Он ведь по поручению твоей бабушки к тебе шел, но, видимо, не удержался, завернул на Молочную реку сливочками полакомиться, да увлекся.

— Котам, даже самым обычным, есть ход во все миры еще при жизни, — кивнула Маша, вслед за Ксюшей собирая по дороге хворост, видимо, для будущего костра.

Ева тоже хотела им помочь, но попытка наклониться закончилась дурнотой и приступом головокружения, а проглоченное во время барахтанья в реке молоко запросилось наружу.

— Ну еще немного, всего пару сотен метров, — словно маленькую, увещевал ее Лева. — Скоро уже ручей. Там лагерем на ночлег и станем.

Какой ночлег? О чем он? Они же только недавно простились с Таисией. Но почему тогда солнце клонится к горизонту, и верхушки золотого осеннего леса горят алым? Неужели она так долго проваландалась в противостоянии с рекой? Или здесь время течет как-то иначе? Пяльцы — это, конечно, хорошо, да и Нелюба Ева ни за что бы в беде не бросила. Но что если ее промедление окажется роковым для Филиппа?