Мамалыжный десант - Валин Юрий Павлович. Страница 37

Меняя диск, боец Лавренко оглянулся. Один из десантников прислонился к стене домика и оттуда, заслоненный от пуль, семафорил катерам двумя бескозырками. Тимофей хмыкнул – размахивание руками выглядело малость смешно, но это ж морские ухватки, пехоте их не понять – и вернулся к делу. Куда, сука тощезадая, подползаешь?! Автомат выплюнул пару гильз – упорный фриц замер среди предыдущих тел.

В воздухе засвистело – катера открыли огонь. На косе поднялись фонтаны песка…

– Точно! – почему-то откровенно возликовал Нерода [18].

– Не отвлекайся, Юра. Снайперы, снайперы! – напомнил майор-контрразведчик.

Плотный обстрел с моря и штурмовка с воздуха порядком поубавили прыти немцам. Десантники успели высмотреть и уничтожить снайпера – засел в камышах этакой незаметной хитрой жабой.

Тимофей сидел рядом со старшим лейтенантом Земляковым, набивали патронами магазины. Врага на косе толклось еще видимо-невидимо, наверное, разбомбить всех не выйдет, опять к Жебриянам попрут.

Неожиданно подсел тот шальной десантник, что немцев агитировал сдаваться, и неуверенно сказал:

– Извиняюсь, товарищ старший лейтенант, за любопытство. Лицо ваше вроде бы знакомо. Вы, случайно, в Николаеве не бывали?

– Попутно мы шли, товарищ Дементьев. На той лодке, что потом отстала от вас с Ольшанским, – пояснил, почему-то смущаясь, Земляков.

– А я же вижу, – обрадовался десантник, – только очки ночью малость смутили.

– Очки для штабной работы, а на море и с автоматом я и так справляюсь, – пояснил старший лейтенант. – Рад видеть в добром здравии…

Старые знакомые вспоминали высадку в Николаеве, а Тимофей прочищал затвор автомата и думал о том, что самые решительные моменты войны просидел в оккупации. Вот люди Николаев освобождали, под Сталинградом и Харьковом героически сражались. А тут Жебрияны… Нет, тоже, конечно, важный населенный пункт, но все-таки не то…

– Значит, и вы свое дело выполнили. – Десантник глянул на пустоватую, без наград, грудь старшего лейтенанта.

– Не обижен, – кратко заверил Земляков. – Но у нас же уклон другой.

– Да понятно, я не любопытствую. Разве что в самых общих чертах. Там у вас в группе специалист имелся…

– Жива-здорова специалист, – успокоил Земляков. – Сейчас далековато отсюда служит, но в полнейшем порядке.

– Вот это хорошо! – обрадовался десантник. – Тогда такая заваруха пошла, а она с виду рисковая девушка…

На косу вновь шли штурмовики. Ударили бомбами и реактивными снарядами…

– Да, прямо курорт, – пробормотал старший лейтенант. – То-то всем девушки вспоминаются. Наблюдай, Тимофей, за обстановкой, размышляй о светлоголовой и романтичной красоте, а я к начальству схожу…

Почему нужно непременно о светлоголовых думать, боец Лавренко не понял. К примеру, Стефэ была вполне темненькой. Думалось о ней здесь, между морем, лиманом и устланным телами песком, совсем иначе, только вспоминать о ней было совсем излишне.

Над косой прошли удачно разгрузившиеся «илы», качнули крыльями в знак приветствия над позицией десантников. Хорошо работают летуны, не то что весной. Что ж, закончилась переменка…

Странный дальше пошел бой: немцы и румыны безнадежно атаковали, потом группками сдавались в плен, снова атаковали, снова сдавались. На косе их все еще оставалась уймища, туда вновь налетали наши штурмовики…

Последняя жидкая атака фрицев случилась около шестнадцати часов дня. На руке Тимофея уже имелись часы – старший лейтенант с немецкого офицера снял и отдал, поскольку «мародерство преследует цели личного обогащения, а наличие прибора учета точного времени является не роскошью, а наоборот, военной необходимостью».

Вообще, контрразведчики окончательно употели: пленных была прорва, среди них вылавливали и допрашивали саперов и офицеров. Тимофей охрип, расспрашивая румын, хорошо хоть эти вояки совсем «дошли» и говорили охотно. Землякову приходилось сложнее: фрицы, особенно егеря, были куда упрямее.

Имелись, имелись следы майора Бэлашэ! Нашлись шестеро румын из крепостной роты. Майора они знали так себе, командовал ротой он недолго, но по описанию и деталям – точно он. Вот только в последний раз видели его еще ночью, во время отхода, а куда дальше делся, непонятно. Один капрал утверждал, что видел господина майора уже на косе, но до начала боя, правда, особой уверенности измотанный румын не испытывал. Это было и хорошо и плохо. Похоже, что не убило по-глупому во время атаки по песку столь ценную дичь, и разыскивать его среди трупов незачем. Но и спешить сдаваться эта саперная гадюка-майор не желал.

Впрочем, пленные шли и шли – прямо во всю косу толпа. Девать их было уже некуда, да и жутковатая обстановка назревала: вздумают рвануть – голыми руками десантников передушат. Приказали пленным срезать с брюк пуговицы и заходить в воду. Когда штаны мокрые и сползают, то житейское обстоятельство ограничивает глупости. Ну и некоторым немцам явно требовалось охладиться.

– Плохо, товарищи, – объявил измотанной группе майор Коваленко. – Все у нас наперекосяк, товарищ Земляков. Видимо, наш друг решил сдаться армейским частям и повернул с особо умными камрадами назад на Аккерман [19].

Земляков вздохнул:

– Вполне могло такое случиться, он, скотина, не из самых тупых. Но там-то он в плен не попал: обстановка у армейцев спокойная, учли бы в документах.

– Может, ночью успел проскочить? – предположил Нерода. – Коса какое-то время не была плотно перекрыта. Если шустрый, так мог просочиться. Нужно в Жебриянах глянуть, перепроверить.

– С тем же успехом он мог и в Вилково проскочить и бесславно при переправе утонуть, – мрачно заметил командир контрразведчиков. – Скорее уж здесь где-то раненый валяется, потом его в море смоет, бычки тело приберут – вот и вся тайна. Значит, так. Мы с Земляковым остаемся тут, примем окончательных пленных, осторожно глянем по косе. А ты, Юра, берешь специалиста по румынским диалектам, идете в село, уточняете у пленных. Саперный майор – не иголка; если он там мелькнул, кто-то его должен был видеть. Но осторожно, без прыти и самодеятельности. В полночь в штабе батальона встречаемся. Результатов не будет – выходим на базу.

Шли по песку, ноги увязали, но, в принципе, стало полегче. Стрельба кончилась, и, видимо, надолго.

– Так оно, Тимка, и бывает, – вздохнул Нерода. – Шухера много: вскочили, заметались, туда-сюда… А где результат? Нет результата.

– Война, товарищ старший лейтенант, непредсказуемое дело, – счел уместным высказаться Тимофей.

– Это верно. Но у нас в отделе музыкальная тема «война все спишет» не прокатывает. Мы головами думать должны, должность такая. А ты вообще молодец, товарищ Лавренко. По мере сил походатайствую о поощрении и награде.

– Я же не за то воюю, – пробормотал Тимофей.

– Естественно. Но воинский порядок никто не отменял: заслужил – получи. Вот товарищ Земляков свое тоже сполна получит, – заверил старший лейтенант.

Землякова было немножко жаль. Хороший человек. Пусть и не получилось у него майора на перехвате взять, так что ж. Впрочем, штрафбат старшему лейтенанту – очкарику точно не грозит. Слишком ценные люди такие переводчики, не будут ими разбрасываться почем зря. И вообще, неизвестно, выдастся ли товарищу Лавренко в жизни еще случай на самолете полетать. Нет, хороший офицер Земляков.

7. Август. Плавни и дальше

– Стой! – безнадежно закричал Тимофей, проламываясь сквозь камыш. – Стрелять буду!

Где-то слева действительно протарахтела автоматная очередь, но это было далеко и звучало неубедительно. Как и сиплые вопли на румынском языке рядового Лавренко. В камышах только усерднее захлюпали, уходя глубже в непролазные дебри…

Все вышло совершенно неожиданно. Возможно, в контрразведке всегда так, но Тимофей к таким поворотам не привык, да и контрразведчиком считал себя очень условно.