Цвет ночи (СИ) - Грин Алла. Страница 69

Заклинание сбилось, прервалось. И мои губы начали шептать заново. Ян быстро вытащил кинжал из плеча, бросил его, тронул меня и всё, о чём успел предупредить — чтобы я сильнее держала камень. Он стремительно оборачивался, вместе со мной, прерывая меня, не давая закончить, потому что волки не оставляли нам выбора.

Пока меня полоскало в волнах клубящегося тумана, я пыталась не забыть слова заклинания, которое вспомнила, которое на середине уже прервали дважды. Теперь, когда я оказалась сидящей на драконе, я крепко держала в руке свой магический артефакт, и Ян начал взмывать ввысь, а я — произносить фразы на ломанном знакомом, но лишь отдалённо понятном мне языке, как вдруг чёрная тень застелила полную луну над моей головой — какое-то чёрное облако нависло надо мной на доли секунды, точнее над нами обоими, пролетело, и ухватилось за бок Яна, пробивая острыми зубами отливающую металлом чешую. Даже это уже не способно было меня остановить, но вдруг дракон зарычал, заёрзал подо мной. Моё тело повело в сторону, я соскользнула по шкуре, едва удерживаясь, и кинжалы посыпались сверху словно градом, один из них воткнулся в предплечье, прибив край платья к моей коже, упёршись в кость. Но и тогда я не замолчала. А лишь начала кричать, сбиваясь. От боли. Я закорчилась, но не выпустила камень, сжимая его израненной рукой изо всех сил, превозмогая боль, шепча нужные слова, не останавливаясь. Проговаривая предпоследнюю строку. Но кровь уже хлынула из раны, стекая по коже вниз, и камень уже стал скользким. Прямо на моих глазах, до того, как я выговорила финальное предложение, он предательски выскользнул из моих мокрых пальцев и полетел вниз, прямо в бледные руки женщины, которая сидела верхом на волке — животном, клыки которого сверкали во тьме.

Это была Дивия. Наш камень был у неё. Мгновенно она стала уноситься с ним прочь.

На этот раз у меня не просто не получилось закончить. Теперь всё было ещё хуже — я потеряла адуляр, и без него произносить молитву было бессмысленно. Жива не смогла прикоснуться к собственной силе, способной разрушить её саму теперь спустя столько лет, и лишь сумела привязать меня к артефакту. И я его упустила. Эта ошибка будет стоить жизни не только мне. От осознания этого меня обуял ужас.

Ян, в облике дракона, поднимал меня в воздух, вклиниваясь в мои мысли, как в двери, спрашивая меня, в порядке ли я и куда ранена — будто это было всё, что его могло сейчас волновать. Как будто не было ничего поважнее, чем моё повреждённое тело, моя человеческая жизнь. Без куска души Живы, заточённого в адуляр, она вообще была теперь напрасной.

Эта была не та ситуация, когда меня побеспокоило бы его вторжение в мою голову, но я не находила, что ему ответить, потому что точно не знала, попали ли ещё куда-то лезвия многочисленных обрушившихся на нас клинков. Пока мы поднимались ввысь, пролетая над лесом, я смотрела вниз и видела, как пламя разгорается на ферме, и с горечью улавливала ошмётки собственных мыслей о том, как бы оно не перекинулось на дом. Но охраняющее заклятие словно держало это пламя, рождённое сверхъестественными существами.

Я понятия не имела, где Кинли и что с ним, улетел ли он в лес, или спрятался ли в дом. Внизу драконы боролись с волками, сметая пусть не само здание, но окрестности моей фермы в лица земли. Валентина, в образе хрупкой женщины в пурпурном платье, мастерски и прицельно уничтожала врагов томными взмахами ресниц, под которыми сверкали хищные глаза хладнокровной убийцы, медведь рвал волков когтями. За нами взлетали другие драконы, отрываясь от земли, извергая на последок столбы огня, а я судорожным взглядом продолжала взглядом искать Дивию, укравшую то, что теперь принадлежало мне. Камня я не могла разглядеть, но узрела её — верхом на волке, она неслась по осиновому лесу, выбегая на дорогу, на пустую трассу, за ней мчались мы, преследуя по воздуху. Дивию сопровождала целая стая волколаков, а нас — стая цмоков. И различая внизу над верхушками деревьев, ещё одну плохо просматривавшуюся в темноте вечной ночи фигуру, я вдруг поняла, что выполнив свой уговор Жива не покинула порубежный мир. Значит, неожиданно столкнувшись с Дивией — со своим давним врагом, со своей заклятой соперницей, которая принесла ей столь много страданий, Жива не смогла так просто оставить сражение, хоть это была и не её война. Она говорила, что больше не жаждет мести. Возможно, она думала так какое-то время. Но теперь, при встрече с соперницей, эмоции загорелись в ней с новой силой. Вряд ли Жива сейчас стремилась помочь всем нам. Вероятно, она хотела отомстить. Из-за присутствия Дивии, столкновения с ней лицом к лицу — битва становилась личной. Значит она всё же не отпустила обиду в глубине души.

Просто надеясь, что Кинли всё же упорхнул в лес, где не умрёт, где другие домашние драконы пусть и не найдут себе пропитание — но мой проворный и смышлёный Кинли сможет, я думаю о том, что даже если я умру и уже никогда не вернусь с этой войны, то за моего питомца можно будет не беспокоиться — он выживет; и жалею лишь о том, что не успела самостоятельно прогнать его в лес, как он меня когда-то в нави при первом нападении Дивии в доме Яна, не дала ему таким образом понять, в последний раз напомнить, что он мне дорог и что я его люблю. Теперь я просто пряталась за холкой дракона, покрытой чешуёй, укрываясь от мощных, бьющих в лицо порывов ветра, и рванула кинжал, вытаскивая его из собственной руки. Только секундой позже я осознала, что не стоило этого делать — потому что кровь хлынула гораздо сильнее, и мне нечем было перевязать пульсирующую рану. Планируя продержаться в живых ещё хотя бы пару часов, дотянуть до того, как цмоки разберутся с Дивией, если вообще разберутся, всё же стремясь дождаться удобного случая или возможности вернуть камень и завершить возложенную на меня миссию, я постаралась закатать рукав, чтобы на месте раны было больше материи, и с силой прижала её здоровой ладонью. Естественно, это не помогало. Тогда я попробовала рвануть собственную юбку, но ткань платья не подавалась, я не могла порвать подол. Клинок уже унесло ветром, он давно парил в воздухе или рухнул на землю, и схватив платье, я попыталась распороть его край, проткнув одним из шипов на драконьем хребте. Раздался характерный хруст рвущегося полотна. Заполучив длинный лоскут, я обвязала им предплечье, и выдохнув, тем не менее не давала себе передышки, не разрешала обомлеть — стоит лишь на секунду дольше сомкнуть глаза, и я упаду в обморок, отключусь.

Прижимаясь животом к холке, зажатая между шипами хребта, я полулежала на спине цмока и надеялась, что не упаду.

Мы неслись по небу, за убегающими от нас волками и Дивией, верхом на одном из них, вместе с нашим камнем. Мы покинули ферму, летели над трассой, и не сразу, но я поняла, что мы мчимся на по направлению к городу — привычного света ночных огней от высотных домов на горизонте не было, там лишь били вспышки грозы на горизонте; грозы, которая на самом деле была войной. О ней напоминало не только это мерцание, а ещё и гул, разносившийся над нами. Это был узнаваемый рёв — звук огромных лопастей, режущих воздух. Вертолёт. Рядом с нами летел военный вертолёт, вынырнув из тёмного бездонного неба.

Дракон подо мной начал вилять, а я не сразу уловила угрозу, надвигающуюся на нас. Что-то свистело рядом, проносилось, рассекая полотно реальности, словно лопающиеся натянутые струны — и я поздно осознала, что это пули. Военные… Мне почему-то не подумалось, что они могут выступать против нас. Что они могут стрелять в нас. Но я будто забыла, что пусть я и человек, такой же как они, но лечу на огромном сверхъестественном существе — на драконе, на том, кто извергает столбы огня, кто хлынул в этот мир вместе с волколаками, кто был зачастую антигероем страшных мифов и легенд, и совсем не кажется им дружелюбным, таким же, как мне.

Мы выбились вперёд, оставляя его позади. Стая цмоков, окружавшая нас пролетала мимо вертолёта, но тут же утыкалась в облако других. В один из них врезался ярко-красный дракон, не успевший среагировать, и винтокрылая машина, загоревшись, сыпля искрами, понеслась вниз, падая, подобно затухающей звезде. Я поспешно отвернулась от этого зрелища, не желая наблюдать за тем, как бездыханные тела людей, заточённых в железной горящей клетке, приземлятся в лес.