Призраки Дарвина - Дорфман Ариэль. Страница 59

Это случилось примерно в это же время суток. Колумб ждал рассвета, потому что в ночь на одиннадцатое октября были видны огни, похожие на глаза в темноте, как будто кто-то поднимал и опускал восковые свечи. Ожидая, он приказал команде спеть «Сальве» [10] и назвал остров Сан-Сальвадор. Деревья здесь были очень зелеными, имелась вода, разные фрукты. И вот он сошел на берег, и вскоре его приветствовали жители острова, которые принесли попугаев и другие товары. Туземцы были хорошо сложены и красивы. И они были нагими.

Прошло пятьсот лет. Все изменилось, и при этом не изменилось ничего.

Я посмотрел на Кэм, чтобы понять, разделяет ли она мою печаль, но она, казалось, была воодушевлена, так же искрилась от радости, как во время нападения на нас недалеко от Магелланова пролива, или даже в момент нашей первой встречи в бассейне, которая случилась словно бы в другой жизни.

Мое уныние только усилилось, когда мы познакомились с адмиралом Томасом Пибоди из Объединенного комитета начальников штабов. Еще один адмирал, подумал я, еще один морской волк, приветствующий нас восторженно и с неизвестно какими ядовитыми мыслями в голове, как тот, другой адмирал, Альмиранте Кристобаль Колон [11], приветствующий туземцев, араваков, которых скоро будут похищать, истреблять и порабощать, да с таким размахом, что на Карибских островах не останется ни одного представителя этого племени.

Кэм, напротив, пришла в полный восторг от Пибоди.

Не потому, что он был веселым толстяком и принял нас как героев, поблагодарив за готовность служить своей стране. Он извинился за внезапность того, что назвал «приглашением». Дело в другом: Кэм явно видела в нем возможного союзника — почему? Какой огонек в его глазах оправдывал подобную оценку? Она подождала, пока Дауни поспешит заняться приготовлениями и дверь за его удаляющимися шагами закроется, прежде чем наброситься на адмирала, выпуская наружу дикую мурлыкающую кошку.

— Вы же понимаете, что это все мистификация, господин адмирал?

— Что именно?

— Якобы у моего мужа болезнь, которую втюхивает доктор Дауни. Дескать, в его теле содержится лекарство от этой и многих других болезней и проблем. Это ложь и надувательство.

Пибоди так просто не сдался. Он пережил штормы посильнее женщины, пусть даже самой очаровательной.

— Прошу прощения, мэм, но я видел фотографии, убедительные доказательства и результаты экспериментов доктора Дауни. Не говоря уже о его репутации. У вас есть определенные достижения, но вы не претендуете на Нобелевскую премию, а?

— А что, если фотографии, которые вам продемонстрировали, подделка? Их обработали с помощью технологии, которую, к слову сказать, создал мой муж. Что тогда?

— Никакая это не подделка. Снимки сделали два наших самых надежных агента, и сюда вписываются остальные детали, касающиеся жизни мистера Фостера, есть ведь и другие доказательства.

— Ну а если это подделка, что тогда?

На секунду лицо адмирала затуманилось, но он тут же вернул себе былую уверенность.

— Слушайте, Эрнест Дауни — первый подлинный гений, с которым мне довелось познакомиться. Да, немного эксцентричный, ему сложно угодить, когда он в бешенстве или перевозбужден, тут я готов согласиться. Но подделки! Я довольно хорошо узнал его за последние годы, и тем более во время подготовки этого объекта к вашему приезду. Вы удивлены? Он все предвидел и сказал, что, как только вы оправитесь от аварии, миссис Фостер, поедете на Огненную Землю. Именно тогда мы начали готовить Гуантанамо к вашему скорому прибытию, собирать зрителей, оснащать три лаборатории самыми современными технологиями, там мистер Фостер будет проживать до завершения тестов…

— Как долго? — перебил я.

— Столько, сколько потребуется, — ответил Пибоди. — Но самое важное — он не допускает ошибок…

— Ага, не допускает. Он решил, что мы с мужем собрались в Европу, и направил туда агентов…

— Не будем спорить о тактике. В стратегическом плане — а на войне важна именно стратегия, а не мелкие маневры — он всегда попадает в точку. Дауни велел нам исследовать генеалогию найденных жертв с тем же синдромом, что и у вашего мужа, и он был прав. Его теория работает! И исследование безупречно! Он не созвал бы самых влиятельных людей в этой стране — и за границей, — если бы не был уверен в своих данных. Эти две фотографии неопровержимы. Я понимаю, что вы хотите защитить своего супруга, но потребности нации и человечества важнее прав личности, поэтому…

— Если это мошенничество, вы нас отпустите?

Пибоди проявлял нетерпение, любезность чуть было не подвела его. Почему Кэм его провоцирует? Мы в его власти. Я потянулся к ее руке, надеясь отговорить ее. Она оттолкнула меня.

— Дайте мне честное слово, адмирал, что вы отпустите нас, если Фицрой окажется для вас бесполезен. Что немедленно вернете нас домой, чтобы мы могли спокойно жить дальше.

Адмирал вздохнул, поддавшись ее страсти и упрямству — неудивительно, со мной такое часто случалось.

— Договорились. Если мистер Фостер бесполезен для нас и вы можете это доказать, тогда да, мы вас отпустим. Надеюсь, вы примете мое честное слово.

— То, что я приму, не имеет значения. Здесь важно, сдержите ли вы его.

— Я-то сдержу. Но вас ждет большое разочарование.

И как по сигналу зажужжала внутренняя связь.

— Пойдемте, — сказал адмирал. — Настало время всем все показать.

Он провел нас по лабиринту коридоров, пока не добрался до двери, которую охранял не кто иной, как агент Виггинс.

— Держи мистера Фостера вне поля, пока доктор Дауни не даст добро, — распорядился Пибоди, и прежде чем я успел возразить, он схватил Кэм за локоть и увел ее прочь. Виггинс открыл дверь и кивком пригласил войти.

Это была будка киномеханика, выходившая в зрительный зал. Там с журналом «Хастлер» в руках сидел толстопузый афроамериканец, слишком крупный для такого маленького пространства, тем более сейчас, когда внутрь протиснулись мы с Виггинсом.

— Наконец-то! Почетный гость! — сказал он, оставив журнал открытым на развороте с фотографиями двух обнаженных красоток.

— Я энсин [12] Стивен Хэнсон, но все меня зовут Гадкий Стив, я отвечаю за то, чтобы вы хорошо выглядели в свете прожекторов и камер и все такое прочее, можете звать меня просто Стивом.

Я сказал, что предпочту обращаться к нему «энсин Хэнсон». Он самодовольно пожал плечами и предложил мне устраиваться поудобнее; не хочу ли я полистать какие-то журнальчики, у него тут завалялись номера «Связанная с кляпом» и «Трах», а если я предпочитаю более изысканные блюда, есть парочка «Плейбоев». Я отказался, меня больше интересовал зал: сто мест, двадцать с небольшим заняты мужчинами в костюмах, за трибуной в полутени светился гигантский экран. Стены были незаметны во тьме и скрыты занавесками.

Я видел, как адмирал Пибоди привел мою жену в зал. Они остановились перед собравшимися, и он представил их одного за другим. Кэм казалась спокойной, расслабленной, она была единственной женщиной в комнате, кокетничала, шутила. Я почувствовал прилив ревности, но она посмотрела в мою сторону, догадавшись, где я, а затем подарила мне легкий взмах руки и одними губами произнесла: «Доверься мне, все будет хорошо». Потом снова повернулась к какому-то гладенькому тупице с серебристыми волосами и в круглых очечках, наверняка это какой-нибудь представитель консультативного совета Национального университета обороны или какой-то еще ерунды.

Кэм и Пибоди некоторое время стояли, болтая с другими зрителями, пока свет не погас. Собравшиеся заняли свои места бок о бок, выжидающе глядя на подиум, где яркий луч света возвестил о прибытии Эрнеста Дауни — эффектное появление обеспечил Гадкий Стив, который тыкал кнопки, практически не отвлекаясь от фотографии миниатюрной азиатки с неприкрытым лобком и пышной грудью.