В постели со Снежной Королевой - Тронина Татьяна Михайловна. Страница 39

Люба за дверью безутешно рыдала.

— Люба, я тебя умоляю! — с тоской закричал он. — Люба, ну давай не будем…

— Она тебе кольцо отдала? — вдруг сквозь всхлипывания спросила та.

— Какое кольцо?

— То самое, которое ты ей дарил на свадьбу! — сердито напомнила Люба. — С голубым сапфиром!

— Нет.

— Почему? Она должна была тебе его отдать!

— Ничего она мне не должна… — с досадой произнес Алеша.

— Нет, должна! — страстно возразила та. — Раз вы с ней развелись…

— Люба!..

— Нет, так полагается! Я ей позвоню и потребую кольцо обратно.

— Перестань! — в бессильной ярости закричал он, смахнув на пол шеренгу тюбиков и флакончиков. — Она сама хотела мне его вернуть, а я не взял! Я сам его у нее не взял — ты слышишь?!

После первых же аккордов раздался стук в потолок. Обычно Семен Владимирович давал Алене доиграть до конца и только тогда принимался стучать. Может быть, что-то случилось?..

Алена накинула на плечи кофту и поднялась наверх.

Кашин открыл ей дверь с озабоченным, взволнованным видом.

— Семен Владимирович, добрый день… Как у вас дела? Я вам не помешала своей музыкой? — серьезно спросила Алена.

— Прошу вас, Елена Петровна, проходите… — пропустил ее внутрь Кашин. — Тут такой сквозняк!

«Опять заманивает!» — констатировала Алена. Но делать было нечего, и она пошла вслед за стариком.

— Я же забыл сказать вам одну очень важную вещь! — Кашин усадил ее в большое кресло. — Если в январе кактусы надо было поливать только два раза — пятнадцатого и тридцать первого, то в феврале их вовсе не следует поливать! Я вам это говорил? Я давал вам график полива?..

— Кажется, да… — пробормотала Алена. Ей стало неловко — опунцию, которую подарил ей Кашин, она не поливала даже в январе.

— Очень хорошо! — довольно произнес старик. — Значит, повторяю еще раз на всякий случай — в феврале мы к ним даже не притрагиваемся. А вот в марте график будет такой — поливать каждую субботу! В апреле — пятого, десятого, пятнадцатого, двадцатого, двадцать пятого и тридцатого. То есть каждые пять дней! А вот в мае — уже каждый третий день… Впрочем, я вам лучше новую напишу памятку, а то можете забыть, — решил Кашин. — А теперь идемте пить чай.

— Семен Владимирович, я уже пила чай.

— Ничего не хочу знать! — мстительно произнес тот. — Идемте, идемте…

На этот раз они пили чай с немецким конфитюром из малины, который подозрительно быстро таял во рту.

— Мне мама варенье недавно прислала, — вспомнила Алена. — Домашнее! Я вам принесу. Вы любите — из крыжовника?

— Люблю, — энергично закивал Кашин. — Еще сливовый джем люблю. Абрикосовый тоже… А однажды мне удалось попробовать варенье из молодых грецких орехов! Очень оригинально. Подлейте-ка мне еще чайку…

— Из грецких орехов? А, знаю… — улыбнулась она.

Кашин достал потрепанную книгу.

— Вот послушайте, как звучит одно стихотворение на французском… — и он принялся читать текст на французском — распевно, с изящным грассированием, с театральными интонациями. Алена не знала французского и потому не поняла ни слова, но невольно залюбовалась Кашиным.

— Красиво… — с восхищением произнесла она. — А как переводится?

— Вот в этом вся и закавыка — как правильно перевести! — сверкая пронзительными, узко посаженными глазами, вскричал Кашин. — Это Франсуа Валло, если вы догадались…

— Ах, тот самый Франсуа Валло, который с Рембо, Аполлинером и Верленом… — вспомнила Алена.

— Ну да. И как Кирилл Глебович Лигайо перевел начало? «Как скоро сможешь ты освободиться, чтоб нам в объятии поскорее слиться…» Ужасно! Одной фразой он убил весь лиризм этого стихотворения.

— Почему?

— Топорная работа — вот почему! Ну что это такое — «как скоро сможешь ты освободиться»? — презрительно повторил он. — Это так, между прочим, к парикмахеру обращаются, желая узнать, когда он сможет принять следующего клиента: «Сервэ-ву либр бьенто?» А у Валло совершенно другие слова! Он же пишет о полете, об освобождении от земного притяжения, о небесной любви!

— А вы бы как перевели, Семен Владимирович?

— «Голубкой ты умчись под облака — любимая, легка и простодушна. Скорей — ко мне, со мной — подальше от земли, где воздух душный…», ну и так далее. Вот как бы я перевел эти строки Валло! А то что это — «как скоро сможешь ты освободиться»?.. Чувствуете разницу, Елена Петровна?

— Разница очень большая! — согласилась Алена.

— «Жэ вудре дэ зойе, же вудре нарсис, же вудре мюге…» — это уже другое стихотворение Валло, — оживленно продолжил Кашин. — Кирилл Глебович перевел следующим образом: «Мне нужны гвоздики, мне нужны нарциссы, ландыши нужны…» То есть буквально — разговор в цветочном магазине, куда пришел придирчивый покупатель! А на самом деле о чем шла речь у Валло?

— О чем?

— О девушках! — воскликнул Кашин. — О прекрасных девушках, подобных цветам! Я бы перевел это так: «Не жить без Розы мне, не жить без Виолетты (виолет на французском — это фиалка), без чудной Лилии мне не найти покоя…» Конечно, это не дословный перевод — я позволил себе некоторую вольность, играя с названиями цветов и женскими именами, но мудрость переводчика в том и заключается, что он адаптирует текст к другому языку… Содержание важнее формы, разве не так?..

— По-моему, у вас получилось даже лучше, чем у самого Валло! — сказала Алена. — Почему же вы не издали свой, альтернативный перевод?

— Милая моя… Вы совершенно забыли те времена! — скорбно вздохнул Семен Владимирович. — Это же шестидесятые, семидесятые годы… Перевод поручили Лигайо, а не мне! Меня бы ни за что не напечатали. Один Валло — один Лигайо, а насчет Кашина никто никаких распоряжений не давал. Система!

— Это несправедливо… А почему тогда перевод поручили не вам, а этому Лигайо?

— Интриги — вот почему! — снова сверкнул глазами Кашин, и от возмущения у него даже уши шевельнулись, отчего он снова напомнил Алене сказочного тролля. — Кирилл Глебович умел подлизаться к начальству. Он для себя всегда самых лучших авторов выторговывал! А ведь когда мы учились в институте, он таким пройдохой не был.

— Что? — удивилась Алена. — Вы вместе учились?

— Ну да… — уныло пробормотал Семен Владимирович. — Практически друзьями были!

— Вы никогда мне об этом не рассказывали, — заметила Алена. — У меня даже сложилось впечатление, что вы все время только и делали, что враждовали с ним.

— Нет, не только… — неохотно признался Кашин. — У нас был замечательный семинар! Одна Лиза Соловьева чего стоила! — Он вдруг насупился и замолчал.

— А что потом? — не выдержала, спросила Алена. — Что стало с этой Лизой?..

— Что-что… Она вышла за этого Лигайо, вот что!

Алене показалось, что она невольно выведала тайну Семена Владимировича.

— А почему не за вас?

— Да потому что он интриган! — закричал Кашин. — Он умел морочить женщинам голову, а я — нет. Я ей, между прочим, венок сонетов посвятил — Лизе, то есть… — Он снова замолчал, глядя в сторону. Несчастный, маленький, в отместку Лизе и другу по фамилии Лигайо — отдавший свою страсть кактусам…

— Что сейчас с ними? Где они?..

— Лиза умерла в семьдесят девятом, а Кирилл Глебович женился на какой-то министерской даме — то ли Марь Иванне, то ли Марь Петровне… Они сейчас живут где-то там… в какой-то области, в общем.

— Мне очень жаль… — печально сказала Алена. Ей и в самом деле было до безумия жаль — и своего старика-соседа, и неизвестную Лизу, и даже зловещего Кирилла Глебовича Лигайо…

— Сейчас же прогноз погоды на неделю! — спохватился Кашин и включил крошечный переносной телевизор, стоявший тут же на столе. Хоть старик практически не выходил из дома, но погодой всегда интересовался — с каким-то болезненным, необъяснимым любопытством.

Но до выпуска новостей, после которых обычно объявляли прогноз, было еще далеко.

По третьему каналу вещал Никита Ратманов:

— …правоохранительные органы утверждают, что это всего лишь несчастный случай, но я думаю, что гибель известного биохимика не была случайной. Его убили. Кто? Да фармацевтическая мафия — вот кто! Ученый в последнее время трудился над новым лекарством, которое произвело бы переворот в медицине. Излечились бы многие люди, страдающие тяжелыми наследственными заболеваниями. Но фармацевтической мафии это невыгодно. Да, конечно, она получила бы миллионы от выпуска нового препарата, но зачем ей миллионы, когда можно получить миллиарды, зарабатывая на хронически больных людях, годами высасывая из них деньги! Я уверен, что средства от рака, СПИДа, диабета — давным-давно изобретены, но фармацевтической мафии не нужно спасение стольких страждущих. Ей нужно лишь поддерживать в них огонек жизни, чтобы выкачивать из них деньги, в том числе и на сопутствующих товарах…