Базилика - Монтальбано Уильям. Страница 17

— Давай осмотри труп, Джузеппе. Он тебя не укусит. Нет, подожди секунду, — сказал Галли, обернувшись к фотографу. — Встань там, где он стоит, — Галли указал на меня, — и сделай один снимок тела и один — купола.

— Ради искусства, Марко?

— Ради теологических исследований, — ответил он. — Может, на негативе проявятся небеса.

Он намекнул мне, что не надо строить из себя умника.

Галли пошел посмотреть, как фотограф с преувеличенным отвращением человека, переходящего через навозную жижу, вставал над телом.

— А карабинеры [45]все моложе и моложе, — посочувствовал я.

Галли проворчал:

— Это даже не карабинеры. Это мои люди из Ватикана, лучшие из лучших.

Конечно, Ватикан — суверенное государство, имеющее дипломатические связи в более чем ста тридцати странах. Но, кроме того, он — самая маленькая страна в мире. Подкрепление из Италии прибывает непрерывным потоком: от компьютерных гениев до специалистов по сдерживанию толпы, от уборщиков площадей до занимающихся делами о самоубийствах мировых судей из карабинеров, национальной военизированной полиции.

— Личность установлена?

— Похоже, следует осмотреть все там, наверху, — ответил Галли.

— Я знаю, что твои люди знают имена всех в церкви, всех, кто бы мог забраться на купол, чтобы помолиться.

— Купол закрыт на уборку. До меня начало доходить.

— Но так рано там не убирают.

— Не будь глупцом.

Ватикан может озадачить даже людей, проживших там многие годы. Но чтобы понять некоторые вещи, не всегда требуется божественное вмешательство. Надо просто подумать.

Кто-то упал с купола, проход на который закрыт изнутри церкви, куда вхожи только «свои», на пол базилики Святого Петра. Полицейский, расследующий его смерть, не зовет на помощь профессионалов. И уходит от разговора о личности погибшего. А если труп одет почти так же, как и я, то ответьте мне на вопрос, дети: чем зарабатывал на жизнь погибший и на кого он работал?

— Кто он? — спросил я, пока мы ждали лифта, поднимающего вверх, на купол.

— Его имя Карузо. Монсеньор из «Справедливости и мира», — ответил Галли, назвав один из весьма важных департаментов ватиканской курии. Мы вошли в стальную клеть, и Галли нажал на кнопку.

— С чего бы ему прыгать?

— Возможно, был болен раком, не мог бросить курить, девочки, проблемы с папой. Откуда мне знать, почему он прыгнул?

Марко Галли был полицейским, имевшим большие проблемы.

— Ладно, он прыгнул не сам.

— Ты ведь тоже обратил внимание на его пальцы и ногти, а, Паоло?

— Может, он в последнюю минуту передумал. Кончики пальцев его ухоженных рук были окровавлены, а красивые ногти обломаны.

— Давай без шуток, Паоло, — предостерег Галли. — Самоубийство — тяжкий грех, сам знаешь.

А убийство — еще хуже, возможно, хотел сказать он.

Если подающий надежды молодой священник в минуту слабости нарушает обет безбрачия, он получит прощение, согрешил ли он с женщиной, другом-священником или — да поможет ему Господь — мальчиком-алтарником. Но если депрессия уводит такого священника в другом направлении и он решает лишить себя жизни, то оставляет сию юдоль слез в смертном грехе. Это не сулит ничего хорошего его бессмертной душе, с точки зрения церкви, которая относится к самоубийству так же отрицательно, как к абортам и эвтаназии. К тому же подобное событие не пойдет на пользу и добродетельной репутации церкви. А когда это происходит в базилике Святого Петра…

Все это означало, что если и существовал достойный вывод, к которому мог прийти мой друг Марко Галли, так только тот, что несчастный монсеньор Карузо умер в результате рокового падения с купола, и именно так он все и объяснит.

Галли не мог не заметить очевидное, но ему могли приказать кое-что изменить, ибо для чиновников, находящихся в самом сердце самодержавного государства и несущих бремя новостей, плохая новость — карьерный эквивалент падения с купола.

— Каким он был, этот Карузо?

Галли думал об этом.

— Умным, хорошо образованным, вел себя довольно непринужденно, его можно было назвать экстравертом, и тем не менее он был бесспорным кандидатом в епископы. Возможно, его отсылали в митрополию, [46]чтобы он попривык за год-два.

— Как он попал наверх, если там было закрыто?

— Закрыто не значит заперто.

— Ну да, конечно.

В Ватикане сказанное никогда не означает только то, что сказано. Допустимы разные толкования.

— Проход закрыт, потому что часть ограждений находится внизу из-за уборки или реставрации, так что закрыто там даже в дни, когда реставраторы не работают, — сказал Галли. — К тому же, — добавил он, прежде чем я успел задать вопрос, — у входа есть специальный знак, напоминающий посетителям, что на ночь проход закрывается.

Хорошо, значит, так: церковь была заперта, и проход на купол закрыт. Но мы оба понимали, что любой житель Ватикана мог пробраться внутрь и подняться наверх если не на лифте, то одолев нелегкий подъем по широкой винтовой лестнице, которой пользовались выносливые паломники со здоровыми легкими за много веков до изобретения электричества.

За посещение базилики Святого Петра платить не нужно, но, чтобы подняться на купол, нужно внести плату, кто сколько хочет. Лифт облицован деревом, и в него может поместиться до двадцати туристов-американцев. Обычно лифтер гоняет его вверх-вниз не столько по причине необходимости, сколько для того, чтобы отбить охоту у восторженных паломников заниматься граффити.

Когда лифт остановился, мы послушно проследовали по стрелкам за угол и вышли на узкую площадку, тянувшуюся по кругу под сводом купола. Вокруг нас на стенах мерцала мозаика гигантских полотен, патриархальные библейские фигуры, большие, чем реальные человеческие размеры, и невероятно суровые. С близкого расстояния они казались непропорциональными, но моих знаний хватало, чтобы понять, что это задумано художником специально для создания иллюзии перспективы: кажущиеся искаженными вблизи, фигуры выглядят вполне пропорциональными, когда на них смотрят снизу. Живя в Риме в окружении такого большого количества произведений искусства, кое-что постигаешь сам, но это я знал потому, что подружился с барокко и ренессансом, которые помогли мне выздороветь.

Я никогда не поднимался на купол базилики Святого Петра, так же как ни разу не съездил в Эверглейдс, [47]когда жил в Майами. Следуя за Галли по переходу, я понял одну ошибку. Здесь очень высоко, и дух захватывает все больше с каждым сантиметром пути. Поразила меня, однако, не одухотворенность, которую купол базилики по задумке должен был воплощать и источать, но образ мыслей и дерзость Микеланджело, задумавшего все это, а также Бернини, завершившего его работу и забросившего все это наверх, и бухгалтеров, вслед за ним подсчитавших каждый драгоценный кирпич.

Через вход для туристов посетители попадали на галерею слева от главного алтаря, если смотреть от фронтальной части базилики. Не пройдя и половины окружности купола, посетители выходили наружу через другую дверь: туризм в один конец. По всей окружности здесь были железные перила по пояс, укрепленные доходившим до глаз проволочным ограждением из жесткой сетки в том месте, где могли находиться туристы.

В пятидесяти метрах от входа секции заграждения и перил были сняты, их собирались почистить и покрасить заново. И без серьезного расследования было понятно, откуда монсеньор Карузо отбыл в вечность, ибо на недавно уложенном мраморном полу виднелись глубокие царапины: видимо, такие следы оставляют на грубом камне отчаянно цепляющиеся за него пальцы.

—  О Dio mio, [48]— прошептал Галли, обращаясь скорее к самому себе, чем к Богу, но так или иначе он просил о помощи.

— Лучше бы… — начал я, но Галли уже тихо разговаривал с кем-то по сотовому, и я представил, какая суматоха поднялась там, внизу.