Семь дней до Апокалипсиса (СИ) - Чайка Дмитрий. Страница 9
— Да работает тут по вечерам. Ну, вы поняли…- замялся мэтр. — Вахтовики, отдыхающие…
— Что знаешь за неё? — взял Лёха быка за рога, ощутив привычный оперской азарт.
— Да почти ничего не знаю, — пожал тот плечами. — Она тут недавно ошивается. Но, не советую, гражданин начальник. От души не советую…
— Почему это? — в голове Лёхи бил набат, как у любого опера, который встал на горячий след. — Что с ней не так?
— Странная она, — опасливо сказал мэтр, понизив громкость до минимальных значений.
— В чем странность? — продолжал допрос Лёха. Горячо! Очень горячо!
— Мутная она девка, не поймем мы ее никак. С одной стороны, красивая, как кукла, а с другой — страшная до невозможности.
— Как это? — изумился майор.
— А вот прямо так, как я сейчас сказал, — пояснил метрдотель. — Смотришь ей в глаза, и поджилки трясутся. Она к мужикам подкатывает, только когда в них пол литра сидит. А если меньше, то они очень резко вспоминают, что их любимая жена в Саратове ждет, и трезвеют тут же.
— О как, — заинтересовался Лёха. — А что ж вы ее терпите тут? Она же вам так всю клиентуру распугает.
— Мы тут не решаем ничего. Она по звонку от самой Аэлиты Наумовны, — сказал метрдотель, пряча глаза. — И вот еще что, товарищ начальник. Вы поаккуратней с ней будьте. Слухи ходят, что клофелинщица она. Двух вахтовиков мертвыми нашли, с которыми она вместе уходила. Там не доказано ничего, врачи сказали, что остановка сердца, но тут не верит никто. Ну, не может одна девка двух здоровых бугаев до смерти заездить.
— Она во сколько обычно приходит? — спросил Лёха.
— После девяти появляется обычно, — обреченно ответил метрдотель. Его совесть была чиста. Он сделал все, что было в его силах, чтобы предотвратить грядущие неприятности.
— Постарайся, чтобы она ко мне подсела, — попросил его майор. — Скажи, что я особый гость заведения, и по деньгам не обижу.
— Рисковый вы, товарищ начальник, — скривился тот. — Нам тут проблемы с милицией не нужны. Может, вы с Аэлитой Наумовной поговорите сначала? Она же с нас шкуру снимет, если что… Да вы и сами, наверное, знаете.
— Поговорю обязательно, — весомо сказал Петров. Какое отношение имела к этой ситуации директор местного общепита, легендарная Железная Аэлита, одна из последних женщин, расстрелянных в СССР, еще предстояло понять. Вот только недавно по НТВ про нее передачу показывали. Настоящая акула была, а не женщина. Все рестораны и столовые Геленджика ей дань платили.
— Ей пока звонить не нужно, я с ней сам свяжусь. Но Лильку эту ко мне пришли, вот за этот столик. Ну, и сам понимаешь, столик не занимать…
— Слушаюсь, товарищ начальник, — склонился метрдотель. — Приятного вам отдыха! Но помните, если что случится, я вас предупреждал.
— Да не волнуйся ты так, она свидетелем по другим делам проходит. Я поговорю с ней, и все, — милостиво сказал Лёха. — И не звони никому, я сам со всеми свяжусь.
— Слушаюсь, товарищ начальник, — обреченно ответил метрдотель. — Все понял. Столик не занимать, накрыть на две персоны, Лильку сразу к вам. Откушайте пока. Фрикасе сегодня исключительно удалось. Все за счет заведения. И да, нам тут звонить никому не нужно. Аэлита Наумовна уже в курсе.
— Ты это о чем? — спросил Лёха, уже зная правильный ответ. И метрдотель не обманул его ожиданий. Он глубоко вздохнул и пугливо сказал:
— Она завсегда знает, когда ее имя кто-нибудь произносит.
Глава 5
В тот же вечер
Ровно в девять, Лёха, с величественным видом протолкавшись через очередь, зашел в ресторан. Ничтожные плебеи у входа завистливо выли ему вслед, но он не обращал на них ни малейшего внимания. Майор тоже ощутил это чувство принадлежности к высшей расе, и он смаковал его, как хорошее вино. Мгновенная трансформация надменной швейцарской морды в заискивающее личико уже шокировало меньше, но, по-прежнему, напоминало какой-то дурацкий цирковой номер. Это было просто феерично. Майор даже хотел походить туда-сюда, для чистоты эксперимента, но побоялся, что у бедолаги заклинит мимические мышцы, и он не стал этого делать. Трансформация сегодня работала без сбоев. Легкие брюки и футболка метров за сто до ресторана превратились в фирменные джинсы и импортную цветастую рубаху, а дермантиновая сумка — в ультрамодную итальянскую борсетку. Мужчины завистливо смотрели ему вслед, а женщины отчаянно строили глазки, им тоже хотелось приобщиться к красивой жизни. Но Лёха был неприступен, ведь он на оперативном задании.
Его столик был уже накрыт на две персоны, а на нем стояли салаты, несколько бутылочек Боржоми, шампанское и бутылка виски. Лёха удивленно посмотрел на метрдотеля, который с почтительным видом стоял рядом, как бы подчеркивая своим потертым смокингом всю торжественность момента.
— Сама! — ткнул он пальцем в потолок с благоговейным видом. — Аэлита Наумовна лично распорядились!
Да что же тут происходит, удивился про себя Петров. Ну, кто эта дама, в общих чертах, уже ясно. А роскошный, по местным меркам, подгон, служил неприкрытым намеком на желательность личной встречи.
— Мы с Аэлитой Наумовной встречаемся завтра, в 14−00, — сказал Лёха и ей самой, и метрдотелю, который почтительно поедал его глазами. Еще бы, тот владычицу местного общепита, конечно же, знал, но личной аудиенции удостоен не был. Чином не вышел.
— Лед принесите!
— Сию минуту! — склонился мэтр, и, как будто усилием мысли, отправил распоряжение официанту. По крайней мере, от столика он не отходил, а лед принесли уже секунд через пятнадцать.
— Я вас, любезный, больше не задерживаю. Когда появится объект, обеспечьте… — сказал было Лёха, но осекся, когда лицо работника ресторана слегка перекосило от специфической милицейской терминологии.
— Обеспечим, не извольте беспокоиться, — преданно глядя в глаза, сказал мэтр, приведя лицо в обычное состояние. — Могу идти, товарищ начальник?
— Идите, — Лёха сделал рукой жест, которому позавидовала бы Екатерина вторая, отпускающая посольство побежденной страны. Нет, все-таки было что-то хорошее в этом позднем СССР. Когда это сотрудника органов так обслуживали на его памяти? Да никогда! Вежливость проявляли, как и ко всем клиентам, но такого раболепия он не удостаивался никогда за все двадцать лет своей службы. Нет, ему тут начало нравиться. Ведь Рай — он и есть Рай.
— Приятного отдыха, товарищ начальник, — сказал тот. — Но помните, я вас предупреждал.
Лилька появилась минут через двадцать, когда Лёха уже влил в себя сто пятьдесят вискаря. Приятная истома, что сопровождает употребление этого напитка, сильно отличалась от привычного водочного удара по мозгу. Лёха любил виски, когда был живой. Хотя и сейчас, по всем ощущениям, он был живее некуда, и это его удивляло. Легкое тепло, что разлилось по организму, настроило его на миролюбивый лад, и он почти с удовольствием обозревал местный немудреный антураж и публику.
А прямо перед проходил излюбленный ресторанный аттракцион, когда пьяные в дым мужики из Магадана на спор пихали купюры в саксофон. Выигрывал тот, у кого музыкант уже не мог выдавить ни звука. Выиграл, конечно же, саксофонист, но он предусмотрительно молчал и, распихав купюры по карманам, наяривал на своем инструменте что-то бойкое. Барабанщик и пианист смотрели на него с затаенной ненавистью, проклиная про себя родителей, отдавших их не в тот класс музыкальной школы.
Лилька вошла в зал, и мгновенно притянула к себе все внимание. Она была чудо, как хороша. Прелестное лицо с нежной юной кожей, которую легким румянцем покрыло южное солнце, красиво очерченные губы, стройные ноги и высокая упругая грудь, что волнующе колыхалась при ходьбе. Мужики смотрели на нее с вожделением, а женщины — с плохо скрываемой ненавистью. Обычная история в любом ресторане Геленджика, которая происходит пару раз за вечер.
Лилька прошла через весь зал к столику Лёхи, и присела, закинув ногу на ногу. Настроение в зале немного переменилось. Теперь мужики люто завидовали Лёхе, а Лильку местное бабье продолжало ненавидеть по-прежнему. Хоть что-то в этом мире остается неизменным.