Любовь – это путешествие - О'. Страница 11

– Если дело касается меня, не вижу никаких изменений.

– Он ведь не знает всю историю, – тихо напоминает Дилан.

Я спускаюсь с моста и иду вдоль припаркованных машин.

– Но он все равно козлина.

Дилан не спорит, и дальше мы идем молча. Так необычно, будто мы импровизируем в сцене, которую до этого играли сотню раз. Дилан очень серьезен. Когда он расстроился, вся кипевшая во мне злость куда-то испарилась, и теперь мне хочется увидеть его улыбку. Это настолько сильное чувство, что я прижимаю руку к животу, чтобы сдержаться.

– Раз уж мы остались вдвоем, я хотел бы извиниться за свои слова. Ну, про то, что ты со мной не разговариваешь и наказываешь меня, – нарушает тишину Дилан. – Это был твой выбор.

По правде говоря, он всегда уважал этот выбор. Даже несмотря на то, что мне столько раз хотелось взять свои слова обратно.

– Я думала, будет проще, если мы…

– Понимаю. И как, было проще?

Нет, ничуть. Когда Дилан оставил меня, пришлось собирать себя обратно по кусочкам, как разбитую вазу.

– Скажем, эти два года были нелегкими, – заключаю я.

– Согласен. – Он вновь касается моей руки – кажется, в этот раз нарочно. – Жаль, что мы…

– Нет, ни о чем не жалей, – сдавленно перебиваю я.

Помолчав, Дилан продолжает:

– Маркус и вправду изменился. То есть, меняется. Присмотрись сама! Пожалуйста, ради меня.

– Не нужно говорить «ради меня», будто…

– Поверь, я бы не позволил прежнему Маркусу сесть с тобой в машину. Он не тот, каким ты его знала.

Задумчиво разглядываю Дилана. Полтора года назад он не сказал бы такого. Снова играю в «Найди отличия»: стрижка короче, меж бровей пролегла морщинка… И когда Маркус мне хамит, Дилан затыкает ему рот. Тоже нечто новенькое.

И морщинка, и волосы, и решительность делают Дилана… взрослее? Ему было больно, но он стал сильнее. Увереннее.

– Наверное, нам пора… – Вздохнув, он оглядывается. – Все-таки мы оставили там очень странную и разношерстную компанию.

Я нервно смеюсь, закрыв лицо ладонями.

– Господи, Кевин-дальнобойщик, наверное, уже всех прирезал.

– Или Родни. Такие тихони…

Улыбаемся друг другу. Я первая поворачиваю обратно, вновь задевая его рукой.

– Я была неправа, – выпаливаю я. – Жаль, что мы перестали разговаривать. Так было гораздо хуже. Я жалею, что попросила тебя оставить меня в покое.

Уголки губ Дилана приподнимаются. Было время, когда я была готова на все, чтобы заставить его так улыбаться.

– Спасибо, что сказала, – просто отвечает он.

Мы молча шагаем обратно к «мини». Я иду медленнее, чем следовало бы. Мне нравится чувствовать Дилана рядом.

Перед спуском к шоссе мы замираем.

– О боже, – вздыхает Дилан, – их и на минуту оставить нельзя, да?

Перед нашими глазами предстает курьезная картина: кажется, на обочине дороги Родни, Кевин и Маркус устраивают любительские Олимпийские игры.

Родни куда-то целится пустой бутылкой, словно копьем, а другой рукой определяет направление – слава богу, метит не в машины на шоссе. На его лице застыло выражение уморительной сосредоточенности. А Маркус с Кевином тем временем поднимают чемоданы, как гири.

– Упор должен быть на ноги, – поучает Маркус, пытаясь поднять мой чемодан. – Сила рук не нужна.

Сестра Адди наблюдает за происходящим, сидя на покрывале, и, кажется – насколько я понимаю в таких вещах, – откачивает молоко каким-то мудреным приспособлением вроде пылесоса.

– Хотя и руки помогают. – Кевин играючи подхватывает чемодан, и бицепс раздувается, когда он несколько раз поднимает его вверх-вниз.

Маркус, никогда не имевший ни терпения, ни целеустремленности, чтобы регулярно ходить в спортзал – да и вообще хоть что-то делать регулярно, – изображает тяжелоатлета и пытается поднять чемодан над головой, но, не дожав и до половины, покраснев от натуги, опускает его на землю.

– Это я только разминаюсь! – храбрится он.

Кевин хмыкает и делает несколько приседаний.

Адди, стоящая рядом со мной, вздыхает.

– Не нравится мне, как Деб смотрит на этого дальнобойщика.

– На Кевина?! Да ты о чем?!

– У нее не было секса после рождения Райли. И как-то обмолвилась, что хочет на выходных «тряхнуть стариной».

Теперь и я тревожусь.

– Так, похоже, Родни тоже участвует в соревнованиях, – замечаю я.

Прицелившись, Родни делает бросок. Издалека он напоминает нарисованного человечка: угловатые коленки, ступни развернуты. Бутылка катится вниз по склону, не долетев до деревьев.

– Только в каком-то своем стиле, – говорит Адди с удивительной теплотой в голосе. – Не похоже, что он выпендривается перед Деб, как эти двое.

– Кевина она точно сразила, а Маркус… – я осторожно подбираю слова. – Маркус со всеми женщинами так себя ведет. Да и сама Деб даже глядеть на него не станет после всего случившегося. Ох, да чтоб его! – Маркус падает, опрокинув чемодан. – Обязательно было мои вещи брать?

Кевин аккуратно ставит чемодан. Родни поднимает руку, и Кевин нескоро соображает, что тот хочет дать ему пять. Родни прямо-таки сияет, когда тот хлопает его по ладони – похоже, люди редко отвечают на его жест.

– Ну вы и даете! – смеется Кевин, слегка подпрыгивая на месте. Разогрелся после упражнений.

– Правда? Даже Родни? – интересуется Маркус, отряхиваясь. – Кевин, тебе бы почаще общаться с людьми. Я знал одну девчонку, так она могла укусить себя за палец на ноге – вот это был трюк!

– Во дает! – качает головой Родни, а Кевин покатывается со смеху и похлопывает Маркуса по спине.

Деб машет нам и убирает молокоотсос. Только молниеносная реакция спасает меня от вида сосков сестры Адди.

– Если надо запастись едой и напитками, тут рядом есть супермаркет, – сообщает Кевин с подозрительной хрипотцой в голосе. Судя по всему, он разглядел грудь Деб в бóльших подробностях, чем я.

– Проводишь? – Деб решительно встает.

– Говорила же, – шепчет Адди.

– Да не накинется же она на него по дороге в магазин…

– А ты и правда изменился, – сухо замечает Адди и густо краснеет, осознав, что сказала.

Я растворяюсь в воспоминаниях о вечерах, когда мы не могли дотерпеть до дома и занимались любовью в переулках, на заднем сиденье, на сухой пыльной земле виноградников у виллы «Сёриз».

– Мы за едой! – кричит Кевин и радостно машет на прощание. Широкая улыбка на его лице больше напоминает гримасу – видимо, с непривычки к таким радостным выражениям. Кевин отлично отвлекает от мыслей о сексе, так что я добросовестно гляжу ему вслед, особое внимание уделяя лысой макушке.

Хотя не помогает. Думаю о мягком изгибе бедер Адди, обнаженной коже, длинных черных прядях, падающих мне на грудь. Сейчас кажется нереальным, что это было на самом деле, а не просто фантазия – что я мог лишь протянуть руку и коснуться ее.

Тогда

«Попроси ту девчонку принести нам еще бутылочку вина. Где-то же есть у них заначка».

Девчонку. Девчонку. За шесть недель на «Сёриз» встречала я нахальных постояльцев, но дядя Дилана действует мне на нервы больше всех. Они сидят на террасе с нашего возвращения из Ла-Рок-Альрик, я у себя внизу, но прекрасно их слышу. Представьте компанию парней у игрального автомата в баре – Терри был бы в ней «юмористом». Эдаким хвастуном, якобы затащившим в постель всех девчонок в округе. Вот это Терри, только на двадцать лет старше. Все такой же юморист-неудачник.

Хмурюсь, глядя в зеркало на стене гостиной. Вообще-то, я не такая стерва, просто… устала.

Разглядываю себя повнимательнее. Зеркало немного выпуклое, или, наоборот, вогнутое… В общем, из-за этого мой нос кажется крошечным, а глаза – огромными. Я немного поворачиваю голову туда-сюда, гадая, какой меня видит Дилан. И что будет думать и помнить про меня завтра.

Мне всегда казалось, что у меня незапоминающееся лицо. У Деб красивые густые брови, она никогда их не выщипывает и выглядит шикарно, как модель. А у меня брови… Просто брови, про них и сказать-то нечего.