Любовь – это путешествие - О'. Страница 49

Он же отворачивается, и я с удивлением замечаю в его глазах слезы. Деб задумчиво хмурится. Он поспешно отирает щеки, будто от дождя или грязи.

– Да. Время от времени. – Вновь слышно капанье крана. И внезапно Маркус продолжает: – Дело в том… Не знаю, как объяснить. Я много пил, гробил свою жизнь. Индия на меня злилась, отец со мной не разговаривал… Мне казалось, что если я уберегу Дилана от ошибки, то принесу пользу, совершу добрый поступок, и тогда все будет хорошо. Дилан всегда был рядом со мной. Я не мог… Не мог потерять и его.

– Не верю. – Деб качает головой. – Ты же просто ненавидел Адди. Не может быть, что все дело лишь в долбанутом плане по защите Дилана.

Маркус поднимает глаза к потолку. Мое сердце тяжело стучит. Хочется прижать Адди к себе или хотя бы к ней прикоснуться: пригладить волосы, поцеловать в щеку.

– Не знаю, но… Я чувствовал, что она плохо влияет на Дилана. Знал, и все! А потом стало еще хуже: она же словно залезла ему в голову, и он оказался полностью ею поглощен, помешался на ней…

– Боже, – изумляется Деб. – Да ты же ее любил. Любил Адди.

Все замирают.

Мой психотерапевт сразу предположил, что Маркус мог быть влюблен в Адди, и понимание этого стало для меня ключом к прощению. Я был его братом, родственной душой, старейшим другом. Как он, должно быть, ненавидел себя за чувства к Адди. И проще всего было обратить эту любовь в ненависть к ней, иначе пришлось бы ненавидеть себя самого.

Но с ним мы никогда это не обсуждали. Ни разу.

– Так я права? Признавайся, – не сдается Деб.

Маркус резко отворачивается, перекинув ноги внутри ванны, и прижимает руки к лицу, и мы слышим всхлипы.

– Так вот почему ты был возле школы! – догадывается Деб. – Вот почему тебя так волновало, спит она с Этьеном или нет. Вот почему ты всегда был таким придурком по отношению к ней и Дилану.

Я смотрю на Адди, а она с изумлением разглядывает спину сгорбившегося, дрожащего на краю дешевой пластиковой ванны Маркуса. Как же такой несчастный человек мог наделать столько бед?

– Маркус?.. – тихо зовет его Адди.

Он резко бьет ногой по дну ванны, и мы все вздрагиваем от неожиданного звука в повисшей тишине.

– Твою мать! Любил, конечно! Любил! Дилан, ты был глуп и слеп. Ты был настолько глуп, что даже не замечал порой мою ненависть к тебе! И из-за твоей глупости я мог увести ее в любую минуту, ты так упростил мне задачу! Сам же вечно нас сводил, хотел, чтобы мы проводили вместе больше времени, поладили. А я ведь не хороший парень! Я не из тех, кто отходит в сторону ради лучшего друга. Знаешь, как мне было сложно? Под конец я уже мечтал, чтобы она исчезла. Потому что это было пыткой – смотреть, как ты все портишь, потом вроде исправляешь…

– Ты не смог бы меня увести, – тихо возражает Адди. – Я никогда не бросила бы Дилана ради тебя, Маркус.

– И я не был глупым, – зло подхватываю я. – Только доверчивым. Доверял лучшему другу.

– Адди, клянусь, я не знал, – хрипит Маркус в ладони. – Тот учитель… Казалось… Иногда я бродил вокруг школы. Ты оставалась с ним допоздна. Занавесок на окнах ведь не было…

Адди смотрит в пол. Хочу сказать ей, что люблю, люблю, люблю… И попросить прощения…

– Вы зашли в его кабинет, и мне пришлось залезть на мусорный бак, – упавшим голосом рассказывает Маркус. – Я видел, как он положил руку тебе на бедро, а ты встала, поставила на стол стаканчик с вином, он пошел за тобой. А затем… Потом вы исчезли из виду. Я не видел, как ты ушла. Потом вышел Этьен, появился Дилан, а Этьен сказал…

– Мы все знаем, что он сказал, – перебиваю я.

Адди издает сдавленный писк, как котенок.

– Почему ты молчала? – сипло спрашивает Маркус. – Почему никто ничего мне не объяснил?

– Я не хотела, чтобы ты знал. Ты бы сказал, что я сама виновата, разве нет? – Адди утирает глаза.

Маркус отнимает руки от лица: на его губах и на подбородке засохли пятна крови, в глазах потрясение и страх. Он выглядит совсем ребенком.

– Конечно, нет! Как ты такое могла подумать?

Адди с раздражением качает головой.

– При любой возможности ты искал во мне только самое плохое.

– Пусть я пил, пусть немного помешался, но, Адди… – Голос Маркуса срывается. – Я действительно решил, что ты изменяла Дилану. Я думал, между тобой и Этьеном что-то было…

И снова тишина. Вода капает все быстрее. Наверное, она все время так капала, а мы не замечали.

Адди вздыхает и смотрит на меня.

– Знаешь, я… Мне и правда немного нравился Этьен. На минутку стало интересно, что будет, и я позволила ему… А потом передумала, но он не остановился… – Теперь она тоже всхлипывает, осторожно поглаживая пальцами больное запястье. – Дилан, ты перестал на меня сердиться только потому, что со мной случилась беда. Но от этого мой поступок не стал правильным! Мои ошибки никуда не делись.

От ее слов грудь сдавливает болью – самой настоящей, физической.

– Нет, Адди, перестань. Представь, что ты ушла, как только приняла это решение, и Этьен тебя не удерживал. Неужели ты и тогда считала бы себя виноватой?

– Не знаю… Я совсем запуталась…

– Тут и думать нечего. Ты мне не изменила, не предала! Возможно, ты была к этому близка, но «почти» меня не волнует, главное – что было на самом деле. Каждый может ошибиться в мыслях – однако сделать правильный выбор. И ты его сделала. У каждого есть потенциальная возможность совершить неправильный поступок, но важны – фактические дела. А ты сказала ему остановиться. Это я облажался, Адди, и я ненавижу себя за то, что не позволил тебе сразу рассказать, что произошло на самом деле. Я не захотел тебя слушать, Адди. Я тебя подвел.

Она прижимается к моей груди и плачет, а я, закрыв глаза, обнимаю ее покрепче.

Еще минут пять мы остаемся в ванной. Адди уткнулась носом мне в шею, Деб сидит позади, и ее колени упираются мне в спину, а Маркус сгорбившись сидит на ванне и не смотрит на нас.

Деб встает первой.

– Наверное, нам стоит… – Она кивает на Маркуса.

Мы с Адди медленно встаем, Маркус остается неподвижным. Мы по очереди выходим за дверь и оставляем его одного.

В свете уличного фонаря, который просачивается между щелями в занавесках, я вижу Родни. Он лежит на середине двуспальной кровати с открытым ртом и храпит.

Похоже, Маркус улегся спать в ванной. Или так и остался сидеть на бортике. Не знаю. И не уверена, что меня это волнует.

Я не знаю, как ко всему этому относиться. Я не уверена, что чувства Маркуса ко мне были любовью, что бы там ни говорила Деб или он сам. Скорее, он просто хотел того же, что было у лучшего друга.

Деб отпихивает Родни, но он все равно занимает почти всю кровать. Смирившись, Деб укладывается рядом, а я занимаю место Маркуса и любуюсь спящим Диланом. Какой он красивый! Мягкий свет из окна падает на кончики его ресниц, и на щеки ложатся длинные тени. Поражаясь самой себе, я встаю и забираюсь под одеяло к Дилану.

Он просыпается и глядит на меня удивленными, сонными глазами. На долю секунды я теряюсь. Возвращается знакомая тревога. Мне долго казалось, что Дилану нужна сексуальная Летняя Адди – недосягаемая, как когда-то Грейс. Даже сейчас страшно подходить к нему первой, первой объявить перемирие.

Но Дилан улыбается, притягивает меня поближе и обнимает со спины.

– Мне очень жаль, – шепчет он мне в ухо. – Прости меня. Мне всегда будет стыдно.

– Не надо. Нельзя винить себя вечно. На то и нужно прощение, верно?

Мы лежим рядом, я снова чувствую его запах, и дыхание перехватывает.

– Я с тобой, – шепчет Дилан. Раньше он все время так говорил, а почему – не помню. Зато знаю, что это значит: «Я здесь. Я тебя защищу. Я твой».

Мы переплетаем пальцы, и я кладу его ладонь себе на грудь. Раньше после этих слов я целовала ему руку или просто улыбалась. Но у меня было время подумать о прошлом, обо всех тех случаях, когда он признавался в любви, а я не отвечала. И как же я злюсь на себя за это! Будто я что-то выиграла от своей скрытности. Будто проявить нежность – это слабость!