Продолжение записок сумасшедшего анимешника, который переехал в Японию, стал мастером боевых искусст - "Swfan". Страница 34

…И всё же нечто не позволяло Коу смириться с подобным развитием событий. Вот почему он сперва помялся, а потом сказал:

— Нет… так… мы не можем.

…А ещё, странным образом, хотя последнего и не было рядом, ему казалось, что Сенсей обязательно забраковал бы снайперский план, если бы только про него узнал.

— Тогда прорыв? Или воздушный шар? — с презрительной улыбкой спросил Кей.

— Я… — Коу прикусил губы, снова посмотрел в сторону башни и наконец сказал:

— Я попробую прорваться.

— Один?

Он помялся, кивнул.

— Ладно, — медленно произнёс Кей. — Тогда мы будем искать снайпера. Если у тебя не выйдет, пробьём ему голову, договорились?

Коу засомневался на секунду, затем кивнул.

Кей пристально посмотрел на него, а затем обратился к Марии:

— Проверь, где тут ближайший костюмерный магазин.

Девушка полезла в телефон.

Коу сморгнул.

Отвечая на его взгляд, Кей хмыкнул:

— Тебе нужна маскировка, если не хочешь оказаться в новостях, «герой».

Глава 38

Композиция

POV Таро

'Неизвестный устроил теракт на токийской башне!

Больше дюжины человек оказались в заложниках!

Полиция прибывает на место происшествия. На данный момент офицеры отказались давать комментарии нашим корреспондентам. Тем не менее, несколько минут назад прибыл наряд особого назначения, в числе которого был замечен переговорщик. По всей видимости, в ближайшее время службы правопорядка попытаются выяснить мотивы загадочного маскированного террориста…'

Несколько странно было читать про самого себя. Создавалось ощущение отстранённости и нереальности всего происходящего. Возможно, именно поэтому, а не «чтобы быть в курсе событий» как он это себе оправдывал, Таро листал последние новости, перепрыгивая с сайта на сайт и каждые несколько секунд обновляя страницы.

Он испытывал облегчение каждый раз, когда его называли «неизвестным террористом». Величайшим его страхом было увидеть в очередном обновлении собственное имя и фамилию.

Сейчас же всё это казалось чужим, всё равно что собственное изображение на чёрно-белой камере в круглосуточном магазине. Иной раз Таро настолько увлекался этим своеобразным эскапизмом, что совершенно забывал, что всё это происходит с ним, и лишь несколько секунд спустя очередной всхлип приводил его в чувства.

Таро вздрагивал, поворачивался и неловко смотрел на людей, которые, по его приказу, сидели на коленях и смиренно смотрели в землю.

Всего он взял в районе дюжины заложников. Среди них было шесть женщин, пять мужчин и ещё несколько детей, во время подсчёта которых Таро каждый раз запинался и кусал губы.

Ему вообще было предельно неловко заниматься тем, чем он, собственно, занимается, но заложники представляли особенно больное место. Они напоминали хрупкую вазу на тонком пьедестале. Потревожить их было проще простого. Стоило Таро забыть про своей пистолет, или сделать особенно задумчивое лицо, или чихнуть, и весь зал тотчас вздрагивал и трепетал. Ваза шаталась влево и вправо, готовая рухнуть на землю и разлететься вдребезги, разливая обильный детские слёзы…

Впрочем, дети вели себя на удивление спокойно. Они смотрели на него с интересом, если не восхищением. При иных обстоятельствах Таро мог смутиться подобному вниманию… При иных обстоятельствах, да…

Важное замечание.

А вот родители были менее сдержаны. Особенно одна молодая мама в белом платье, которая постоянно находилась награни плача. Она ловила каждое движение Таро и отзывалась на него приглушёнными всхлипами. В особенности было неприятным, что при этом она старательно, — по мере своих сил, разумеется, — пыталась сдерживала слёзы. Кусала губы. Руки. Пальцы. Вытирала покрасневшие глаза платочком, который изначально достала для своего маленького сына.

Таро чувствовал себя предельно неуютно в её компании. Он всерьёз подумывал отпустить конкретно эту заложницу, но боялся, что последняя заметила его лицо и теперь всё расскажет полиции.

На самом деле Таро понимал, что его опасения были совершенно бессмысленны. Ведь совсем скоро, в полночь, и полиция, и родители, за душевное спокойствие которых он волновался всем сердцем и душой, и Киёко, и Сиба… — интересно, почему в этот раз он вспомнил её последней?.. — все они исчезнут. Господин жнец заверил его, что именно в это время отроется портал в его империю, и легионы армии смерти заполонят весь мир…

Тем не менее, ему было неприятно. Сама мысль, что, хотя бы на несколько часов перед концом света в нём признают террориста казалась ему невыносимой. Вот почему он устроил весь этот маскарад и…

— Дядя, а скоро вы нас отпустите? — неожиданно раздался детский голос.

Таро повернулся… и почувствовал ужас едва ли не больший, чем сама женщина, — да, та самая, — на руках которой заговорил ребёнок.

Его мама вздрогнула и широко открыла свои мокрые заплаканные глаза.

Таро поспешил ответить, прежде чем из последних брызнут слёзы:

— Скоро… Эм… Совсем скоро, уже в полночь все мы будем свободны.

Он попытался сказать это добрым, тёплым голосом, которым обыкновенно обращались к детям… Но, по всей видимости, добился противоположного эффекта. Многие заложники посмотрели на него с выражением откровенного ужаса, свойственного людям, которые только что услышали от своего пленителя, что последний исполняет волю господню, и что совсем скоро все они освободятся от своей телесной оболочки и отправятся прямо в рай… В некотором, довольно своеобразном смысле так оно и было, но Таро добивался явно не этого эффекта.

Лицо женщины затрепетало. Слёзы стали ещё ближе. Таро в отчаянии пытался придумать новое увещание, когда на помощь ему снова пришёл ребёнок.

— Я хочу в туалет, — сказал мальчик.

— В… В туалет? Хорошо… А он есть на это этаже? Кто-нибудь знает?

Тишина.

Молодая девушка неуверенно приподняла руку и кивнула.

— Тогда… Пускай ваш сын сходит в туалет, — выдыхая сказал Таро, и не стал прибавлять: «а потом возвращается». Признаться, к этому времени он был совсем не против, если ребёнок сбежит. Вряд ли он будет в состоянии рассказать его приметы.

— А… эм… — замялась мать.

— Давайте, — повторил Таро.

Наконец она кивнула и стала медленно приподниматься.

В этот момент раздался другой неловкий голос:

— Эм…

Таро повернулся. Говорил мужчина примерно сорока лет в офисном костюме.

— Мне тоже… надо.

—…

Я совершил ошибку.

Не в первый раз конечно, но сейчас она была особенно серьёзной. Непростительной. Пагубной и страшной.

—…Нужно было придумать им маскировку…

Я этого не сделал. Забыл. Сглупил. И теперь…

«Неизвестный в мотоциклетном шлеме пробежал через полицейский кордон и устремился в сторону Токийской башни!»

Я вздохнул, разглядывая заголовок, который появился в интернете совсем недавно — через несколько минут после злополучного события. В следующем обновлении к нему прибавилась фотография. Кадр, к моему неудовольствию, получился необычайно удачным, из тех, за которые дают премии и которые ставят в рамочку. На картинке отчётливо был виден парень в школьной форме, на голове которого блестел чёрный мотоциклетный шлем, и вслед которому кричала полиция.

Сильный образ.

И при этом совершенно неправильный.

Начнём с того, что я более чем уверен, что нечто подобное уже было. Где именно не вспомню, но сама идея казалась одновременно неновой и в то же время ещё недостаточно заезженной (вставить каламбур), чтобы перейти в разряд штампов, которые формируют стандартный героический образ. Иной раз я заимствую элементы из других произведений для своей истории, но делать явные отсылки, копировать и повторять за другими мне совершенно не хочется. Всё это ГМО постмодернизма, совершенно чуждые моему пуританскому в своей естественной ортодоксальности сюжету.

Вторая причина была в том, что школьная форма смотрелась совершено неуместно. Шлем был выразительным. Забавным. Рубашка и брюки — нет. Разумеется, всё это время я подслушивал (и стенографировал) диалоги своих героев и знал причину этого странного и не очень модного решения. Кей здраво рассудил, что, быть может, полиция хотя бы на секунду задумается, прежде чем стрелять в школьника. Этой секунды может быть достаточно, чтобы Коу успел преодолеть расстояние до башни. Всё это было предельно логично, и кто же виноват, что логика и стиль — понятия совершенно противоположные.