Изменить нельзя простить (СИ) - Томченко Анна. Страница 37

Ладони вспотели, а сердце добралось до горла и стучало уже там. Я как мантру повторяла, что все будет отлично. Главное, что у меня, а про остальных неважно.

Просто иногда так бывает, что все в жизни идет не так. Встречается дурак-парень, потом муж, а девочка так хочет, чтобы ее просто защитили. Без разницы от чего. От всего, наверно. И, не получая этой защиты, она начинает наращивать броню.

Я не хотела больше хвататься за чашки и психовать, если меня потрогают или коснутся не так. Я не хотела, чтобы все сама. Не хотела.

И устала думать головой. Хочу сердцем.

Глянцевая дверь, как и в первый раз, снова натолкнула на мысли о глупом. О страхе. Но на этот раз я больше была возбуждена, чем напугана.

Кирилл поднял глаза от ноутбука и замер. Я молчала, кусала губы. Сделала один неуверенный шаг. Добралась до длинного стола.

Бестужев, не говоря ни слова, закрыл ноут и откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди. В его глазах хотело блеснуть закатное солнце, но мрак темноты не позволял. Жесткие губы слегка изогнулись в злорадной усмешке, и мне бы одуматься, но я положила сумку на край стола и обошла его. Нервы натянулись до предела. Во рту пересохло. Я так боялась, что сейчас что-то пойдёт не так, что не отдавала ответа в своих действиях.

Расстегнув две верхних пуговицы на блузке и стянув с волос заколку, я приблизилась к Кириллу и вскинула бровь. Бестужев вместе с креслом откатился чуть назад, как раз, чтобы я могла встать перед ним спиной к столу. И я присела, положила ногу на ногу, подтянув повыше узкую юбку.

— Что, третий раз юбилейный?

Глава 45

Кир. Игры.

А глаза запылали огнем.

Хороша рыжая. Ой хороша.

— Бестужев, — холодно обронила она, собираясь встать со стола, но от меня теперь не убежать. Сама пришла. — Твой проклятый язык годится…

Ева замолчала, подбирая, куда бы пристроить мой язык, но я оказался быстрее.

— Чтобы только быть между твоих ног? — и провёл пальцем по губам, замечая, как вспыхнули щеки.

— Да! — резко выдала Ева, потом округлила глаза, видимо, сама испугавшись того, с чем согласилась, схватилась за пуговицу на декольте, которое просто кричало, чтобы его рассмотрели поближе. — Я нет! Ты… ты!

А злилась красиво.

Почти настолько, что я пропустил мимо ушей, что она продолжила говорить. Встал и обошёл стол, дождавшись непонимающего взгляда в спину. Ухмыльнулся, предвкушал, что будет дальше. Дошёл до двери и закрыл на замок. Развернулся и холодным тоном, не терпящим возражений, приказал:

— Раздевайся.

Ева свела ворот блузки и покачала головой. Слезла со стола и шагнула в другую сторону от меня.

— Когда я сказал раздевайся, значит раздевайся, — надавил я и прошёл к своему креслу. По пути задел аромат цветов. И специально протянул: — Медленно. Чтобы мне понравилось.

Глаза горели огнем. Боже. Девочка меня придушить готова. Как хороша в своей злости. Ну же. Вперёд.

Я протянул ладонь и прошёлся кончиками пальцев по напряжённой спине Евы. Вздрогнула. Сжалась, словно в ожидании удара.

Глупая…

— Ева… не заставляй меня злиться, — мягко намекнул я и встал за спиной, ловя отголоски ароматов, замечая, как бешено бьется вена на шее, ощущая дикое, непреодолимое желание забить на все и просто самому задрать эту дурацкую юбку…

Бес, остановись…

Мои ладони легли на хрупкие плечи и слегка сдавили. Опустились к ключицам и коснулись пуговицы между полушарий груди. Блаженство. Тонкий перламутр вылетел из петельки, и ткань натянулась сильнее, подчёркивая стиснутую кружевным бельем грудь.

Ещё одна пуговица.

Судорожный выдох Евы словно срывал тормоза, и я дёрнул блузку из-под юбки. Пуговицы рассыпались по полу прозрачным жемчугом. Грудь Евы рвано вздымалась, а дыхание такое тяжёлое, что в нем легко потерялось неприкрытое желание.

Волосы… Огонь. Я убрал их со спины Евы, чтобы губами прикоснуться к шее. Прикоснуться и укусить.

Ева так сильно дрожала, словно я ее пугал, хотя я просто ее хотел. По-разному. Во всех позах.

От пробегавших перед глазами картинок, как эта рыжая бестия будет стоять передо мной на коленях, я чуть было не сорвался и не дёрнулся развернуть ее к себе, надавил на плечи…

Нет. Не так быстро.

В паху все горело огнём. Яйца просто звенели, но я взял себя в руки и расстегнул ажурный лифчик. Грудь, почувствовав свободу, приподнялась, и Ева прикрыла глаза.

Мне до боли в яйцах хотелось просто опрокинуть рыжую на стол, задрать юбку… Но я наклонился к плечу и провел языком длинную полосу до шеи.

— А теперь, девочка, давай сама. Сними трусики.

Ева распахнула глаза. Обернулась ко мне, испепеляя взглядом.

— Задери юбку и сними трусики… — мой голос вибрировал, звенел в тишине кабинета, и только рваное дыхание Евы звучало ему в унисон.

— Ты… — сдавленно выдохнула Ева.

— Я сказал тебе снять трусики. Вперёд.

Ева вспыхнула вся. А я присел в кресло. Устроился поудобнее, предвкушая концерт, которого меня лишили. Ева дёрнула юбку, попыталась ее расстегнуть, но дрожащие пальцы не позволяли. И я добавил:

— Только трусики, про юбку я ничего не говорил.

Юбка осталась на месте, а Ева резкими рывками наклонилась, стянула ажурный белый треугольник с ног максимально не сексуально и бросила им мне в лицо. Я поймал. Спрятал в карман трусики.

Ева на каблуках, в одной юбке, которая задралась ровно настолько, чтобы прикрыть самое важное, без лифчика и блузки, с распущенными волосами, была ужасно горячей. Я встал и приблизился. Развернул ее за плечи к себе спиной. Надавил на лопатки, заставляя лечь животом на стол. Мимолётное сопротивление, и вот уже Ева прижалась к холодной деревянной поверхности грудью.

Черт.

От одного процесса раздевания готов кончить, но вместо того чтобы коснутся пряжки ремня, я провел ладонью по внутренней стороне бедра Евы и заметил, как она сжимает ноги.

— Шире… — приказал и легонько хлопнул по нежной коже. Ева вздрогнула всем телом, но попыток встать не предприняла.

Моя ладонь скользнула выше. И пальцы прошлись вдоль влажных складок. А девочка тоже хотела. Причём так, что смазка мгновенно обволокла пальцы, и я с удовольствием скользил ими, раскрывая лепестки губ и задевая клитор.

Какая она горячая.

Всего пара прикосновений, и между ног все мокро. Это лучший комплимент для мужчины.

Я задержал пальцы на клиторе, едва шевеля, и расслышал сдавленный стон. Теперь Еве все нравилось. Ладони вцепились в край стола, а губы покраснели так сильно, что нереально было сдержаться и не впиться в них поцелуем.

Я облокотился рукой на стол и слегка наклонился, упираясь в бедро Евы вставшим членом. Рыжая заерзала. Ей нужны были прикосновения. И я снова провёл пальцами вдоль клитора, срывая с губ сдавленный вздох.

— Прошу, прошу… ещё немного… — шептала Ева, делая большие паузы между словами. — Прошу. Сделай ещё раз так.

Я сделал. Задел клитор. Ева сбила со стола пресс-папье, смахнула ладонью папку с бумагами. Все ее тело напряглось настолько, что я не удержался и провёл пальцами ко входу. Ева замерла, сжимая веки. Просто зажмурила глаза. Одно прикосновение. Я проник двумя пальцами в неё, и волна спазмов накатилась внезапно. Ева задыхалась криками, ёрзая. Я остановился, пережидая ее сильную волну оргазма. Ева дрожала. Цеплялась пальцами за край стола.

— Так со мной будет всегда, — медленно произнёс я, готовый к настоящему сексу, а не этому аперитиву.

Ева уперлась ладонями в стол. Привстала. Развернулась ко мне лицом, приблизилась, упершись грудью в меня, и медленно, сбиваясь дыханием, произнесла:

— А с чего ты взял, что мне всегда это нужно? За чем пришла, то я уже получила…

Глава 46

— Кирилл, прекрати, — простонала я, сидя у Бестужева в машине. Пальцы Кирилла были у меня между ног. Трусики так и не вернули, поэтому этот наглый дерзкий мужчина пользовался моей беспомощностью и возбуждением.