Девочка у моста (СИ) - Индридасон Арнальд. Страница 3

– Нам о нем стало известно несколько месяцев назад, – ответила женщина.

– Так она до сих пор живет с вами? – задал следующий вопрос Конрауд.

– Теоретически да, – кивнула женщина, доставая фотографию девушки и протягивая ее Конрауду. – Мы сможем заплатить вам, если вы возьмете на себя труд помочь нам. Так ужасно сознавать, что внучка связалась с каким-то наркоманом, а мы не в состоянии хоть как-нибудь на нее повлиять. Разумеется, она сама себе хозяйка – ей уже двадцать лет, так что мы теперь для нее не авторитет, но все же…

– Даже если удастся ее обнаружить, ей ведь ничто не помешает исчезнуть вновь, – произнес Конрауд, разглядывая фотографию.

– Это понятно, но мы пытаемся… мы хотим знать, все ли с ней в порядке. И в наших ли силах хоть что-то сделать для нее.

Конрауд прекрасно понимал обуревающие этих людей чувства. В его бытность полицейским ему приходилось общаться с родителями, которые, оказавшись в подобной ситуации, прилагали все мыслимые усилия, чтобы исправить ее, но лишь беспомощно наблюдали за тем, как их ребенок погружается на самое дно алкогольной и наркотической зависимости. Это оказывалось тяжелейшим бременем для многих семей, которые в результате постоянных неудач, признавали себя побежденными. Но бывали и исключения – кое-кому все же удавалось вытащить свое чадо из дурной компании и наставить его на путь истинный.

– Значит, она вам сама подтвердила, что ввозила в страну наркотики? – поинтересовался Конрауд, сунув фотографию девушки себе в карман.

– Ей даже не пришлось этого делать, – ответил мужчина.

– Поэтому мы так и волнуемся, – вставила его жена. – Возможно, внучка попала в западню, из которой ей теперь не выбраться.

С отчаянием поглядев на Конрауда, она продолжила:

– Я застала ее в туалете – три дня тому назад. Она как раз вернулась из Дании и, видимо, пребывала в какой-то прострации, поскольку не заперлась на ключ. Я без всякой задней мысли открыла дверь и чуть в обморок не упала – она сидела на унитазе и… опорожнялась… выдавливала из себя полиэтиленовые кулечки, которые… были спрятаны у нее в промежности. Это было ужасное зрелище… просто ужасное.

– С тех пор мы ее больше не видели, – заключил ее муж.

4

Каждый раз проезжая по трассе Сайбройт, Конрауд невольно бросал взгляд туда, где на улице Скулагата когда-то находилась Скотобойня Сюдюрланда с ее черными железными воротами. Для Конрауда это уже стало безусловным рефлексом сродни нервному тику, избавиться от которого не было никакой возможности. Теперь вдоль всей улицы выстроились высоченные жилые дома, которые громоздились чуть ли не один сверху другого у склона холма Скоулавёрдюхольт и казались Конрауду просто безобразными. По его мнению, из-за новой застройки район Скюггак-верфи – этот освященный временем уголок Рейкьявика – утратил все свое былое очарование. Здесь вырос и сам Конрауд – задолго до того как градостроители заполонили округу многоэтажками, и ему было больно наблюдать, какая незавидная участь постигла улицы его детства. Какими же надо быть недальновидными, чтобы превратить некогда прекрасное место в самый уродливый квартал города?

Однако причина, по которой именно этот участок улицы неизменно притягивал его взгляд, заключалась не в огрехах городского планирования. У ворот Скотобойни в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году скончался его отец, после того как на него напал с ножом неизвестный. Чувство утраты стало особенно острым в последние полгода – после того как Конрауд вышел на пенсию. Не так давно он опять сделал то, чего не делал уже много лет: пришел сюда, когда вечерело, и довольно долго простоял на этом самом месте, где, истекая кровью после двух смертельных ударов ножом, умирал его отец. Даже в полицейском отчете отмечалось, как много крови вытекло тогда на тротуар.

Конрауд оставил машину позади полицейского управления на Квервисгата и вошел в здание, чтобы нанести визит своему знакомому из отдела по контролю за оборотом наркотиков. Он рассказал ему об обеспокоенности супружеской пары за свою внучку, опустив подробности об извлечении полиэтиленовых кулечков из промежности. Супруги также сообщили Конрауду, что девушка называла своего бойфренда Ласси, но его полного имени и отчества [3] она им так и не удосужилась сказать.

– Это мой парень и все, – отрезала она.

Так что ни где этого Ласси искать, ни чем он занимается, ни даже как его на самом деле зовут, им было неизвестно.

– Полное имя ее парня, видимо, Ларс или Лаурюс. Но она звала его Ласси, – объяснил Конрауд. – Я подумал, что он, вероятно, ваш старый знакомый. Саму ее зовут Даниэла, а для близких – Данни.

– А у тебя-то какой интерес к этим людям? – спросил полицейский. Он был среднего возраста, очень худой, с реденькой, неухоженной бородой и волосами до плеч. Он являлся поклонником тяжелого рока и когда-то даже сам играл в группе.

– Они наши знакомые, – ответил Конрауд. – А эта девица – их внучка – сбежала из дома. По их словам, у нее наркозависимость. Вот они и попросили меня разобраться с этим делом.

– Значит, ты у нас теперь частный детектив?

– Что-то вроде того, – кивнул Конрауд – признаться, он ожидал подобного комментария. – Ну как, окажешь мне эту услугу?

Офисный стул скрипнул под полицейским, когда тот развернулся к компьютеру и в первую очередь забил в него имя Даниэлы, одновременно бормоча себе под нос, что он-де, вообще-то, не обязан этого делать и что это даже противозаконно. Конрауд подтвердил, что отдает себе в этом отчет, и еще раз поблагодарил своего бывшего коллегу за услугу. На экране никаких данных не появилось. Если бы девушка попадала в поле зрения отдела по контролю за оборотом наркотиков или таможенного управления, ее имя фигурировало бы в базе данных. А вот Ласси в ней оказалось целых три: одного из них звали Лаурюс, и он был примерно одного возраста с девушкой. На его счету имелись условные приговоры за кражу, а также реальный срок за контрабанду наркотиков.

– Если он все-таки ее бойфренд, то она явно связалась не с тем человеком, – изрек рокер-полицейский. – Этот парень – прожженный преступник.

– Разберемся, – проговорил Конрауд, записывая себе полное имя Лаурюса. – Мне известно лишь одно: есть бабушка с дедушкой, которые очень тревожатся за свою внучку.

– Расскажешь мне потом, если обнаружишь что-нибудь стоящее? – спросил полицейский, хотя Конрауд знал, что он завален работой и скорее всего задал этот вопрос чисто формально.

– Разумеется, – ответил он, исключительно чтобы поддержать игру.

Конрауд действительно не собирался посвящать много времени случаю с девушкой, которая скорее всего никуда и не пропадала, а просто-напросто решила освободиться от излишней опеки своих родственников. Принимая во внимание эпизод в туалете, свидетелем которого стала ее бабушка, Даниэла погрязла в этом болоте уже слишком глубоко, так что шансы на то, что она исправится, вернувшись домой, были невелики. По сути, Конрауд позволил вовлечь себя в дела этой семьи лишь ради памяти Эртны – родственники Даниэлы являлись ее добрыми знакомыми. Для себя он решил, что если не отыщет девушку с первой попытки, то снова поговорит с ними и все-таки постарается их убедить обратиться в полицию, пусть даже это и станет пятном на репутации семьи. Как бы там ни было, Конрауд понимал, что оповестить соответствующие органы о случае контрабанды наркотиков ему все же придется.

Эти мысли роились у него в голове, когда он, подходя к ожидавшей его на парковке машине, столкнулся со своей старой приятельницей и коллегой. Марта, так ее звали, тут же налетела на него и поинтересовалась, каким ветром его занесло в управление. Она была самой бесцеремонной представительницей прекрасного пола среди знакомых Конрауда. Угловатая и бойкая на язык, Марта жила одна после неудачных попыток построить семью с разными женщинами, каждая из которых ее в конце концов бросала. Она начала работать в полиции под руководством Конрауда, и они быстро сдружились. Большего профессионала своего дела, чем Марта, Конрауд не знал.