НеКлон - Dar Anne. Страница 2

Если надобность совпадёт с возможностью, воспользуетесь ли вы эликсиром времени?

Аккуратно работая пальцами, я плету четвёртую косу в своём высоком хвосте. Мне уже давно не нужно зеркало, чтобы справляться со своей головой. Единственное, для чего я использую зеркало – это для встречи с собственным взглядом. Именно встречи. Я уверена в том, что там, за серой туманностью радужек моих глаз есть нечто внутреннее, что встречается со мной внешней, нечто, что способно вырваться наружу… Но этого не может быть. Ведь мне ясно дали понять – не только наставники, но и всё моё окружение начиная с доброго 11112 до самого незнакомого мне клона – души у меня нет. Все клоны, сколько себя помню и сколько помню их, только и говорят о том, что внутри себя явственно чувствуют растерянность или неопределённость, но никак не душу. Я же чувствую растерянность оттого, что, как мне кажется или как мне хотелось бы, чтобы мне так казалось, мои ощущения разнятся с ощущениями превалирующего большинства. В зеркальном отражении своих глаз я что-то вижу. Да, может быть это вовсе не душа, но что это тогда? Мне нужен ответ. С каждым днём я понимаю это всё отчётливее, а потому всё тщательнее стараюсь скрывать это, хотя бы для того, чтобы не пугать 11112. Он и без того слишком сильно переживает за меня, и мне не хотелось бы доставлять ему лишних волнений. Тем более с учётом того, что накануне вечером Мариса Мортон вернулась в Миррор после своего трехнедельного отпуска, что ещё до въезда её лилового автомобиля в единственные здешние ворота почувствовалось всеми обитателями этого места чем-то наподобие предзнаменования неизбежного смерча – даже в недрах наставнического состава произошли микроскопические на первый взгляд, но значительные на второй, сотрясения.

Серого цвета глаз нет ни у одного известного мне клона или оригинала. Всё больше оттенки коричневого и голубого цветов. Редко встречается зелёный. У одного клона, 12357, гетерохромия: радужка левого глаза – тёмно-синяя, правого – чёрная. А с серыми глазами совсем никого нет. Может, похожие глаза и были у кого-то из тех, кого я не успела застать. Может, дело вовсе не в том, что́ смотрит на меня через отражение моих глаз? Может быть, ответ на поверхности?

Застегивая последнюю пуговицу пиджака на груди, я непроизвольно хмурюсь. Форма для всех подопечных Миррор неизменного фасона: бело-синего цвета, брюки для мальчиков и парней, для девочек и девушек юбки на ладонь выше колена, и гольфы длинной до колена, белые рубашки и пришитые к пиджакам воротнички, переходящие в короткие галстуки. У каждого пиджака и каждой рубашки на нагрудном кармане, пришитом на уровне сердца – одного из самых востребованных органов – гладью вышит красивый герб в виде золотого зеркальца с ручкой, украшенной витиеватыми завитушками. Я хмурюсь оттого, что пуговица на груди застегивается с трудом. Мой рост остановился в сентябре прошлого года, достигнув отметки метра семидесяти семи сантиметров – редкий клон дорастает до такой отметки, тем более среди девушек, – и я думала, что моя грудь третьего размера тоже уже перестала расти, но вот застегнутая пуговица пиджака снова заметно сжимает мою грудную клетку. Не раздумывая, расстегиваю эту пуговицу. Согласно негласным правилам, которых в Миррор имеется не меньше двух сотен, все подопечные Миррор должны ходить с застегнутыми на все пуговицы пиджаками. Однако нарушители, конечно же, всегда находятся, тем более с учётом того, что конкретно на нарушение этого правила обычно реагирует одна лишь Мариса Мортон, которая, само собой, не вездесуща, хотя таковой явно мечтает если не быть, тогда хотя бы казаться. Чувствую, что мне легче нарушить правило – мне в принципе легче нарушать правила, чем всем моим знакомым, – нежели записать себя на примерку нового пиджака. Мой пиджак достался мне в середине прошлого года из новой партии форм, что значит, что в момент, когда он попал в мои руки, он был совсем новеньким. Если же я захочу его поменять сейчас, мне уже не достанется ничего нового – форма обновляется раз в три года, поэтому те клоны, которые растут слишком быстро, чаще всего носят поношенную форму своих предшественников, которая редко может похвастаться удобством или отсутствием изъянов. К примеру, в конце прошлого года 18424, после изъятия у неё почки, так резко похудела, что ей пришлось поменять всю свою форму целиком, а так как новой формы для нее у портнихи не нашлось, она до сих пор ходит в не по размеру широкой юбке, держащейся на её талии только за счет тугой резинки.

Менять тугую пуговицу на чрезмерно длинные или заметно короткие рукава, на неровно заштопанный воротник или потёртые локти, никому бы не захотелось. Как и не захотелось бы впасть в немилость Марисы Мортон, пусть и всего лишь за незастегнутый пиджак. И всё же я предпочла второй вариант первому. Всегда предпочитала второй вариант. 11112 говорит, что в этом моя проблема: действие порождает противодействие, а я, по его мнению, постоянно противодействую. Боюсь, 11112 ошибается. На самом деле я – та сила, что и действует, и противодействует. Просто силы неравны – я всё ещё немногим слабее того единого организма, что выступает против меня одной, потому до сих пор перевожу на свои повреждения перекись водорода и весь йод, что имеется в кабинете неотложной помощи. Наступит день, когда это прекратится. И что-то мне подсказывает, что он не закончится синим бумажным фонариком в сумеречном небе. Понятия не имею, когда и каким образом “это” однажды прекратится, но странно ощущаю, что это произойдёт точно не так, как этого все ожидают.

Меня окликнул мелодичный голос парня, призвавший меня по имени. Цифру 11111, конечно, ни один оригинал не счёл бы именем и даже кличкой, которой они наделяют своих питомцев, но здесь, в Миррор, цифры складываются в имена для всех местных обитателей, не являющихся оригиналами.

Обернувшись на оклик, я вижу 11112 приближающимся ко мне по широкому коридору зала, в котором помимо меня проживает ещё сто девятнадцать клонов женского пола от шестнадцати до восемнадцати лет. Спальные залы всех клонов размещаются на третьем этаже академии и все выглядят одинаково: высокие сводчатые потолки, высокие арочные окна, два ряда двухэтажных кроватей, по тридцать кроватей в один ряд. Ты у всех на виду, и все на виду у тебя. Всё общее, а значит, у тебя нет ничего своего, и значит, всё ничьё.

– Тебя, как всегда, сложно найти, – улыбается светлой улыбкой 11112. – И это при том, что мы находимся в Миррор.

– Как будто есть другие варианты, где мы могли бы находиться, – парирую я.

– Не начинай. Ты ведь понимаешь, что других вариантов нет.

Предпочитаю промолчать. Потому что на самом деле я понимаю, что другие варианты очень даже есть. И он подозревает, что я могу так думать, но я не хочу его расстраивать, а потому выбираю в качестве ответа молчание.

11112 всего на один день старше меня, его всегда причесанные светлые волосы отливают тёплой желтизной, светлые глаза обрамлены тоненькими и оттого едва заметными мимическими морщинками, ровный нос придает его лицу кажущуюся неприсущей его веселой натуре серьёзность, подбородок украшает маленькая ямочка, над правой бровью красуется небольшой белый шрам, кажущийся шелковым – в семилетнем возрасте падение во время игры в футбол, удар бровью о камень и, как следствие, истерика Марисы Мортон, увидевшей швы на лице одного из безликих для нее подопечных. Зато после этого инцидента она целый месяц не донимала 11112. Но по истечении того сказочного месяца снова начала и с тех пор больше не останавливалась.

– Уже слышала новость? – друг спрятал руки в карманы своих брюк. – Вечером состоится ритуал.

– Какой номер ушел?

– Не угадала. Никто не ушел и не вошел в переходное состояние.

– Значит, будем жечь огни в честь прихода.

– 20020-ый клон в Миррор. Юбилейный. Поговаривают, будто во внешнем мире происходят какие-то перемены, из-за чего в ближайшие месяцы приходы клонов приостановятся.