Страсть по завещанию - Джеффрис Сабрина. Страница 46

— Не следовало ли ему сначала заехать сюда? — заметила Ба.

— Нет, если он напал на след в этом деле. А теперь, — медленно произнес Оливер, — удовлетвори мое любопытство. Что ты имеешь против Пинтера, если полна решимости оградить от него Селию?

Неожиданный поворот разговора обескуражил Хетти:

— Клянусь, абсолютно ничего! — Оливер с недоверием смотрел на нее. — Я мало его знаю. Но подобных ему я повидала достаточно. Такие люди пытаются улучшить свою жизнь за счет…

— За счет жен, которые выше их по положению? — жестко спросил Оливер. — Как в случае с нашей матерью?

Хетти покраснела.

— Твоя мать любила отца, что бы ты ни думал о ней. И хотя она ему неровня, но была хорошо образованна и имела все возможности стать достойной женой маркиза. Что же касается мистера Пинтера, то до десяти лет…

— Я знаю историю его жизни так же хорошо, как и ты, Ба, — прервал он ее. — Ты думаешь, прежде чем взять на работу человека, я не узнаю, что он собой представляет?

Она прикрыла глаза. Именно так она и думала.

— Не важно, какое у него было детство, — продолжал Оливер. — Важно то, что на протяжении двадцати лет он все создавал своими руками, в отличие от нас пятерых, которые и пальцем не пошевелили, только оплакивали своих родителей. У него было больше поводов для слез, но он упорно трудился и достиг того, что имеет сейчас. — Он взглянул на Хетти. — Я восхищаюсь им. Уверен, Селия совершит большую ошибку, если не выйдет замуж за Джексона Пинтера.

— Что ж, — фыркнула Хетти, — хочется надеяться, что ты прав!

Оливер снисходительно улыбнулся.

— Надеюсь, когда-нибудь и ты это поймешь. — Он ласково погладил ее по плечу. — По правде сказать, я сейчас больше волнуюсь за Пинтера, чем за Селию. Если они в самом деле сбежали, то, вполне вероятно, по инициативе Селии. Они вполне могут быть на полпути к Гретна-Грин, и он, бедняга, уже и сам не рад, что встретил ее.

Хотя он и говорил шутливо, в его голосе звучала тревога. Хетти знала: на самом деле он все воспринимает всерьез. И если кто и сможет найти сбежавших любовников и не допустить, чтобы совершилось непоправимое, то это только ее внук.

Удовлетворенный, Джексон лежал, крепко прижавшись к Селии, и почти не чувствовал холода — огонь в очаге давно погас. Он вообще ни на что не обращал внимания. Она — в его объятиях и наконец-то стала его. И более важных вещей просто не существует.

Селия дремала. Она лежала расслабленная, похожая на фею, такой, какой много раз представлял ее себе Джексон — с полуулыбкой на лице и рассыпавшимися по плечам волнистыми шелковистыми волосами.

Но на душе у него было неспокойно. Может, она и согласится стать его женой, но проблем еще очень много. Когда человек охвачен пылом страсти, он безмерно счастлив, не думает ни о чем, но уже назавтра люди начинают сожалеть о случившемся, особенно люди богатые, связанные вековыми традициями.

«Ее это все не волнует».

Может быть, и нет. И будь такая возможность, хорошо бы навсегда остаться в этой лачуге, заниматься любовью, лежать в объятиях друг друга, а весь мир пусть живет сам по себе. Без них. Но такое можно представить только в мечтах, а в реальности… Кроме затаившихся где-то убийц есть еще ее семья. Должно быть, они сходят с ума, гадая, что случилось с Селией, и даже не подозревают, что она находится с ним.

Раз все так произошло, позволят ли они ему жениться на ней? Или же категорически откажут? Ответа он не знал. Трагическая жизнь матери преподала ему суровый урок: аристократия живет по своим собственным правилам.

Ему хотелось думать, что Шарпы не такие, они не станут возражать против их с Селией брака, но уверенности в этом не было. Особенно если вспомнить все разговоры с миссис Пламтри.

Джексон вздохнул. В случае замужества Селия скорее всего станет, что называется, отрезанным ломтем. Стоит ли сказать ей об этом? И о том, что ей придется отказаться от привычного уклада жизни?

Нет, он этого делать не станет. Пусть ей скажет об этом сама миссис Пламтри, если она именно так представляет замужнюю жизнь своей внучки.

Тем не менее Селия должна понимать, что ее ожидает в случае брака с человеком другого социального положения. О том, что она может потерять свою часть наследства. О том, что от нее могут отвернуться друзья, не говоря о ее семье.

Вполне вероятно, что Селия не захочет подвергать себя таким испытаниям только из-за того, что он не смог удержаться от соблазна.

Джексон посмотрел на нее. Ему безмерно хотелось надеяться, что так не произойдет. Женитьба на Селии будет…

Нет, не надо слишком рассчитывать на это. Если желаниям не суждено сбыться, значит, к его незаживающей ране, вызванной трагической судьбой матери, прибавится еще одна. И все же, что бы ни случилось в будущем, он ни минуты не будет сожалеть о том, что произошло этой ночью.

Селия поежилась во сне, он тоже ощутил холод. Джексон встал с постели, чтобы принести ее плащ и свой сюртук. Когда он вернулся, она уже проснулась и смотрела на него сонным взглядом.

— Я задремала? — спросила она.

— Да. — Он набросил одежду поверх одеяла. — Но, по-моему, прошлой ночью ты спала так же мало, как и я.

— Возможно, даже меньше. Ты рано ушел, а я допоздна разговаривала с Минервой.

Она повернулась к нему, и сюртук сполз с ее плеч. Он подтянул его, и тут ему под руку попалась фляга с бренди, которая лежала в кармане. Он предложил Селии сделать глоток.

Она отпила, улыбнулась ему и вернула флягу.

— Ты знаешь, до сегодняшнего дня я не пробовала бренди.

— Надеюсь, что так. — Он глотнул из фляги. — Благородные леди не пьют бренди. И не спят с безродными ублюдками.

— Я очень сожалею об этом, — бодро сказала она, выхватила у него флягу и сделала глоток. — Теперь мне стало теплее. — Она отпила еще. — И я чувствую прилив энергии.

Ее глаза загорелись, щеки вспыхнули. Ну куда это годится? Он овладел ею, да еще позволил выпить.

Джексон отнял у нее флягу.

— Тебе уже достаточно.

— Почему? — Она прижалась к нему, соблазнительно надув губки. — Никто не узнает.

— Я знаю. И, поверь мне, утром ты будешь глубоко сожалеть о том, что так много выпила.

Она состроила гримаску.

— Добродетельный Пинтер вернулся.

— Не понял?

В ее глазах блеснули озорные искорки.

— Так я называю тебя, когда ты начинаешь читать мораль. Добродетельный Пинтер, зануда, задавака.

Он в удивлении поднял брови.

— И ты можешь меня так называть после сегодняшней ночи?

— Почему бы и нет? — Она потянулась и закинула руки за голову. — Я превосходно чувствую себя, а ты стараешься все испортить.

С обнажившейся из-под импровизированного одеяла грудью она выглядела как богиня, провоцирующая на безумства.

Ну как тут начнешь сейчас говорить о женитьбе? Кроме того, ему не нравится, что она представляет его Добродетельным Пинтером. Он пристально посмотрел на ее хорошенькое личико.

— Ты всегда называла меня Добродетельный Пинтер? Или придумала только сейчас?

— С первого дня нашего знакомства. Но не так часто. — Она кокетливо улыбнулась. — После первого поцелуя я поняла, каким ты можешь быть распущенным.

— Я могу быть ужасно нахальным, если захочу, — пробормотал он, страстно целуя ее.

— Думаю, я не была у тебя… первой женщиной? — тихонько спросила она.

— Нет. Но сотен я не наберу, в отличие от твоих братьев.

— Сотен? — Она сделала вид, что потрясена. — Так много?

Не следовало об этом говорить.

— Ну, я, конечно, преувеличиваю.

На минуту она задумалась, потом вздохнула:

— А может быть, и нет. Они много развратничали до женитьбы. — Она серьезно посмотрела на него. — В конце концов, не так уж и плохо, когда тебя называют «добродетельным». Правда?

— У меня были прозвища и похлеще, — заметил он, вспоминая, какими эпитетами награждали его в юности.

— А вот Эльфом тебя никто не называл, я уверена.