Пятая сура Ирины Лещинской - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович. Страница 4

— В альтернативы я тебя не пущу, — заявил Рувинский. — Займемся моделированием.

Мы занялись этим после того, как выпили по три чашки кофе и обсудили все детали. К вечеру мы вернулись в кабинет, директор Рувинский держал в руке компакт-дискет с разработкой модельного мира, я набрал номер Бутлера и, когда Роман появился на экране, сказал коротко:

— Приезжай.

Комиссар примчался немедленно, и мы вместе просмотрели запись. Пройдясь по всем альтернативным мирам, создав несколько миллионов виртуальных вариантов события, используя все исторические сведения и материалы уголовного дела об исчезновении девушек, компьютер Штейнберговского института вытянул из глубины веков документ, который наверняка имел место в действительности, но не дошел до нашего, двадцать первого, века по очень простой причине — папирус, господа, штука непрочная. Это было жизнеописание некоей Ирины Лещинской, репатриантки из Санкт-Петербурга.

Просто Ира любила мужчин. Всех. А особенно — каждого. Даже если у него текло из носа, живот висел как лопнувший воздушный шар, а изо рта пахло гремучей смесью водки «Кеглевич» и сигарет «Харакири». Одни приезжают в Израиль по зову предков, другие в поисках интересной работы, третьи вообще по ошибке. Иру позвал голос плоти. В журнале «Андрей» она увидела стереофото знойного израильского мужчины (им оказался известный красавчик-мафиозо Хаим Брух) и немедленно вспомнила, что бабушка ее была чистокровной еврейкой. Через два месяца Ирина Лещинская пришла к хозяину массажного кабинета «Наша мечта» и была принята на службу без долгих проволочек. Разумеется, хозяин сначала лично убедился в высоком качестве товара.

Жизнь в Израиле оказалась, впрочем, не такой радужной, как ее себе представляла Ира, читая петербургские газеты. Половину денег забирал хозяин, треть — сутенеры и охранники, девушки-коллеги грозили выцарапать ей глаза, если она не умерит пыл, потому что сами они не собирались делать клиентам то, что умела и позволяла себе делать Ира. В общем, было о чем и поплакать поутру.

А однажды явился этот рави. Молодой, красивый, бородатый. Ира уже имела дело с религиозными, в постели они ничем не отличались от прочих, но этот оказался странным до невозможности. Заплатив Ире вперед, он сел на краешке стула и заявил, что за свои деньги желает, чтобы она его выслушала. Только молча.

Ира слушала молча, воображая, что отработает свое потом, после лекции.

— Арабы, — говорил рави, — куда более сексуальны, чем евреи. Особенно тот, от кого пошел ислам, Мухаммад. Он написал Коран, и мусульмане воображают, что книгу эту подарил им Аллах. А ты знаешь, что Мухаммад мог в одну ночь любить сразу пять десятков женщин? Я говорю тебе это не просто так. Я готов тебе заплатить — о сумме мы договоримся, — если ты согласишься стать одной из жен этого арабского пророка…

— Я согласна, — вставила Ира, она уже имела дело с несколькими арабами, они, действительно, были хороши в деле, — но ты должен привести этого Мухаммада сюда, потому что девушкам не разрешается принимать клиентов на стороне.

— О, Творец! — воскликнул рави, подняв взор к потолку. — Ты не знаешь, что Мухаммад жил полторы тысячи лет назад??

— А… — разочарованно протянула Ира. — Так что же ты мне мозги пудришь?

Последние слова она сказала по-русски, не найдя им ивритского эквивалента, но рави понял.

— Все будет в порядке, мотек, — сказал он. — Если ты согласна, тебя отправят в Мекку и ты станешь женой пророка Мухаммада, и жить будешь полторы тысячи лет назад. Но главное — ты спасешь Израиль.

Несогласование времен прошло мимо внимания Иры — она не была сильна в грамматике. Поговорили о сумме, и Ире больше всего понравилось, что работать придется исключительно на себя, ибо никаких сутенеров в седьмом веке, да еще в Мекке хурашитов, не было и быть не могло.

— Но я не знаю арабского, — призналась Ирина.

— Вообще говоря, — резонно заметил рави, — ты не знаешь и иврита, что не мешает тебе понимать клиентов и даже меня. Сотню слов выучишь, и достаточно.

— Деньги вперед?

— Конечно, — сказал рави, — в пересчете на тамошние драхмы. Шекели в Мекке тебе будут ни к чему.

На том и порешили. Рави нацепил свою шляпу и ушел, а Ира, работая с очередными клиентами, все думала о том, что имел в виду этот кипастый, когда говорил о спасении Израиля. Раздумья отпечатались у нее на лице и сказались на работе, клиенты ушли недовольные, а хозяин вычел из заработка Ирины внушительный штраф. Сволочь, — подумала Ира и поняла, что лучше уж спасать Израиль. К тому же, не меняя профессии.

Рави приходил еще несколько раз, просаживая на Ирину все более крупные суммы, поскольку инструктаж требовал времени, арабские слова давались с трудом, а Ира, обладая неплохой памятью, была жутко неусидчивой. К тому же, ее раздражало, что рави ни разу не снял сюртука, не говоря уж о брюках. А ей хотелось, о чем она однажды сказала прямо и недвусмысленно.

— Нет, — покачал головой рави. — Не отвлекайся. Как будет по-арабски «накрывать на стол»?

Ира вздохнула и решила про себя, что рави импотент.

После восьмого посещения, занявшего половину рабочей ночи, рави сказал:

— Хорошо. Слова ты знаешь. Перейдем ко второму этапу.

И перешел, начав учить Ирину, как ей нужно себя вести, чтобы непременно соблазнить Мухаммада. Послушав минут пять, Ира расхохоталась рави в лицо:

— Послушай, мотек, я не знаю, пророк этот Мухаммад или нет, но, если он мужчина, то предоставь дело мне. Я же не учу тебя, как читать Тору.

Рави внимательно посмотрел на девушку и сказал:

— Ты права. Тогда — этап третий. Когда Мухаммад будет брать тебя, он станет шептать слова, много слов, а ты сделаешь все, чтобы он забыл…

— Забудет, — пообещала Ира, — все забудет, даже маму родную. А что за слова?

— Неважно, — сказал рави. — В том-то и дело, что неважно.

— Ты говорил как-то, — напомнила Ира, — что я спасу Израиль. Как Жанна д'Арк, да? А что я должна для этого делать, ты так и не сказал.

— Какая Жанна? — удивился рави, не слышавший о спасительнице Франции, поскольку в ешивах, в отличие от питерских школ, не изучали «Всемирную историю в рассказах и картинках». — А Израиль ты спасешь, делая то, о чем мы сейчас ведем речь.

— Трахаясь с Мухаммадом? — уточнила Ира. — Не понимаю.

— Неважно, — опять сказал рави. — Поймет история, этого достаточно.

Откуда рави взял две старинные драхмы, Ира так и не узнала. Монеты она спрятала в тряпочку, а тряпочку сунула под лифчик.

— Нет, — сказал рави, — это нужно оставить здесь. В те времена… э-э… курашитские женщины обходились без лифчиков. И без… э-э… трусиков тоже. И без туфель фирмы «Мега».

— Да? — сказала Ирина и потребовала еще две драхмы — за вредность.

Когда настала пора отправляться, был яркий солнечный полдень. Рави дал последние инструкции и пошел к выходу.

— Ты меня даже не поцелуешь? — обиделась Ира. — Я спасаю твой Израиль, а ты…

Рави поспешно ретировался за дверь, а Ира, надув губы, присела к окну. Босым ногам было холодно на плиточном полу, и она решила плюнуть на предостережения, надеть хотя бы тапочки, а там будь что будет…

Она не успела.

Мекка оказалась городом грязных кривых улочек, замурзанных детей и крикливых торговцев. Здесь было жарко, казалось, что в стоячем воздухе вот-вот возникнет мираж. Ира шла, не зная куда, ей было весело, это было приключение, а бояться она не умела, в России не научилась, а в Израиле было ни к чему. Мужчины на нее оглядывались, и она знала, что взглядами дело не ограничится. Так и получилось. Первую ночь в Мекке она провела у торговца Хассана, сорокалетнего мужчины, уже имевшего трех жен. Хассан оказался хорош, но жить с ним Ира не собиралась. Не то, чтобы она так уж жаждала выполнять инструкции рави (Ира уже поняла, что останется здесь навсегда, рави не потребует с нее отчета, и она может делать все, что сочтет нужным), но ей просто любопытно было посмотреть на этого Мухаммада, на пророка, о котором говорили курашиты, которого превозносили редкие еще в Мекке мусульмане и который что-то такое проповедовал время от времени неподалеку от знаменитой здесь Каабы.