Ищейки в Риге - Манкелль Хеннинг. Страница 9
– У меня всегда есть время, – ответил Валландер. – Приходи ко мне. Проследи, чтобы Сведберг тоже пришел.
Через несколько минут все были в сборе.
– На самом деле такие люди, как капитан Эстердаль, должны быть внесены в нашу картотеку, – начал Мартинссон. – Полиции следует иметь подразделение, в задачу которого входила бы работа с теми, кто сидит дома и обладает необходимыми знаниями.
Валландер кивнул. Он тоже часто думал об этом. По всей стране есть люди, владеющие обширными познаниями в самых необычных областях. Известен случай, когда несколько лет назад старый лесоруб из области Херьедален сумел распознать крышку пивной бутылки азиатского производства, в то время как эксперты компании «Вин&Спритс» так и не смогли ее идентифицировать. Сведения лесоруба оказались главной уликой против убийцы, который, возможно, иначе так и остался бы на свободе.
– Такие люди, как капитан Эстердаль, порой ценнее всех этих консультантов, которые суетятся вокруг и изрекают очевидные истины за головокружительное вознаграждение, – добавил Мартинссон. – А капитан был просто рад, что оказался полезен.
– А он оказался полезен?
Мартинссон вытащил из кармана блокнот и хлопнул им по столу с таким видом, будто вытащил кролика из невидимой шляпы. Валландеру это не понравилось. Театральная манера Мартинссона иногда раздражала его. Но, наверное, будущему депутату от Народной партии так и следует себя вести.
– Мы внимательно слушаем, – произнес Валландер после минутного молчания.
– Когда вчера вечером вы все отправились по домам, мы с капитаном Эстердалем провели несколько часов в подвале у спасательного плота, – сказал Мартинссон. – Мы не смогли встретиться раньше, потому что капитан каждый день после обеда играет в бридж. Он категорически отказался изменить своей привычке. Капитан Эстердаль из тех стариков, которые умеют настоять на своем. Я бы хотел быть таким в его годы.
– Дальше, – прервал его Валландер. О настойчивых стариках он знал достаточно. Перед глазами у него всегда стоял пример отца.
– Он облазил плот, будто охотничья собака, – продолжил Мартинссон. – Он даже его обнюхал. Затем заключил, что тому по меньшей мере двадцать лет и что изготовлен он в Югославии.
– Как он это узнал?
– По способу изготовления. По материалу. Когда он приходит к какому-то выводу, он больше не сомневается. Все его аргументы здесь, в блокноте. Я преклоняюсь перед людьми, которые знают, о чем говорят.
– А почему же на этой лодке нигде не обозначено, что она югославская?
– Это не лодка, – поправил Мартинссон. – Это первое, чему меня научил капитан Эстердаль. Он называется «спасательный плот» и никак иначе. А насчет того, почему на нем нет никаких обозначений, говорящих о том, что он был произведен в Югославии, капитан дал мне отличное разъяснение. Югославы часто отправляют свои плоты в Грецию и Италию. Там есть предприятия, которые ставят на них названия других стран-изготовителей. Ну, как часы, что производятся в Азии под европейскими марками.
– А что еще он сказал?
– Много чего. Я полагаю, он изложил мне всю историю спасательных плотов. Когда-то давно существовало несколько типов плотов. Первые делались из тростника. А плоты вроде нашего наиболее часто встречаются на восточноевропейских или русских грузовых судах. На скандинавских кораблях их быть не может. Они не признаются нашей Государственной инспекцией морского судоходства.
– Почему?
Мартинссон пожал плечами:
– Из-за плохого качества. Могут лопнуть. Резина зачастую низкосортная.
Валландер задумался.
– Если капитан Эстердаль прав, то плот попал к нам прямо из Югославии и не прошел маркировку, скажем, в Италии. Иными словами мы имеем дело с югославским судном?
– Не обязательно, – ответил Мартинссон. – Некоторая часть спасательных плотов направляется прямиком из Югославии в Россию. Это идет в счет принудительного товарообмена между Москвой и подчиненными ей государствами. Кстати, капитан Эстердаль утверждает, что как-то раз видел такой плот на русском рыболовном судне, арестованном возле Херадских шхер.
– То есть мы можем остановиться на версии, что судно – восточноевропейское?
– Именно это имел в виду капитан Эстердаль.
– Хорошо, – сказал Валландер. – С этим, во всяком случае, разобрались.
– Но по большому счету это все, что мы знаем, – заметил Сведберг.
– Если только тот, кто позвонил нам, не даст понять, что мы совсем ничего не знаем, – сказал Валландер. – Но мы все же можем исходить из того, что люди с плота прибыли сюда с другой стороны Балтийского моря. И что они не шведы.
Стук в дверь прервал его. Секретарь подал ему конверт, в котором оказались дополнительные материалы по вскрытию. Валландер попросил Сведберга и Мартинссона пока не уходить – он только проглядит документы. И тут же вздрогнул.
– Так-так, – сказал он. – Мёрт обнаружил в их крови кое-что интересное.
– СПИД? – удивился Сведберг.
– Нет. Наркотики. Приличную дозу амфетамина.
– Русские наркоманы, – произнес Мартинссон. – Замученные и убитые русские наркоманы. В костюмах и галстуках. На югославском спасательном плоту. Это вам не драки в общественных местах и не самогонщики. Это что-то новенькое.
– Мы не знаем, русские ли они, – возразил Валландер. – На самом деле мы ничего не знаем.
Он набрал внутренний номер Бьёрка.
– Бьёрк слушает.
– Это Валландер. У меня здесь Сведберг и Мартинссон. Мы хотели бы знать, получил ли ты инструкции из МИДа?
– Еще нет. Но они должны скоро быть.
– Я уеду в Мальмё на несколько часов.
– Хорошо. Я дам знать, когда мне позвонят из МИДа. Кстати, тебя журналисты не допекают?
– Нет, а что?
– Меня разбудили в пять утра, позвонили из «Экспрессен». И с тех пор звонки не прекращаются. Что меня, надо сказать, несколько огорчает.
– Не стоит обращать на них внимания. Они все равно пишут что хотят.
– Это-то меня и беспокоит. Газетные спекуляции мешают следствию.
– Зато, может объявиться кто-нибудь, кто что-то знает или видел.
– Сильно сомневаюсь. И мне совсем не нравится, когда меня будят в пять утра. Спросонья черт-те что наговорить можно.
Валландер положил трубку.
– Нам всем нужно перевести дух, – сказал он. – А пока что пусть каждый как следует поработает головой. А мне надо съездить в Мальмё по одному делу. Давайте встретимся здесь, у меня, после обеда.
Сведберг и Мартинссон ушли. Валландеру было неловко, что он представил свой отъезд в Мальмё как поездку по служебным делам. Он знал, что каждый полицейский, подобно всем остальным людям, при случае использует часть своего рабочего времени в личных целях. Но сам этого не одобрял.
«Я стал старомоден, – думалось ему. – Хотя мне всего лишь немного за сорок».
Дежурному на проходной он сказал, что вернется после обеда.
Затем поехал вниз по Эстерледен, через Сандскуген и свернул в сторону Косеберги. Мелкий дождик прекратился. Зато поднялся ветер.
В Косеберге Валландер въехал на бензоколонку и заправился. Поскольку он приехал раньше, то спустился к гавани. Остановил машину и вышел навстречу ветру. В гавани не было ни одного человека. Киоски и рыбные коптильни стояли запертые.
«В удивительное время мы живем, – усмехнулся он про себя. – Некоторые области этой страны работают только летом. А потом весь город вывешивает таблички с надписью «закрыто».
Он вышел на каменный пирс, хотя успел уже замерзнуть. Море было пустынным. Нигде ни одного корабля. Валландеру вспомнились мертвые люди на плоту. Кем они были? Что произошло? Почему их пытали и убили? Кто надел на них пиджаки?
Он взглянул на часы, вернулся в машину и поехал прямиком к дому отца, который находился к югу от Лёдерупа, в стороне от дороги.
Отец, как обычно, был не в доме, а в бывшей конюшне, где писал свои картины. Курт Валландер, едва войдя, почувствовал сильный запах скипидара и масляных красок. Казалось, он вернулся в детство. Воспоминания из прошлой жизни, когда его отец стоял у мольберта, окутанный этим особенным запахом, вновь пробудились в нем. Сюжеты на холсте с тех пор не изменились. Отец все время писал одно и то же – закатный пейзаж. Иногда, по желанию заказчика, на переднем плане слева изображал глухаря.