Холодные песни - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич. Страница 36
– Это все из-за тебя… – невыразительно, едва различимо прошептал Радик, повернув голову к перегородке, за которой перед зеркалом сидела Лиля. Его клокочущий голос пронзил тело Светы неподдельным страхом. – Я убил их из-за тебя. Я больше не боюсь тебя потерять. Я… – Он сделал еще шаг и судорожно схватил ртом воздух, будто вспомнил, что надо дышать. – …больше не люблю. Не помню как.
Под ногой чавкнул абрикос, Света уперлась поясницей в стол. В другом конце вагончика закричала Лиля – Радик появился перед ней, нашел ее затуманенными глазами. К крику подруги добавился визг Светы.
За Радиком в вагончик вполз отвратительный монстр. Громадное насекомое с массивными передними лапами. Над головой вибрировали коричневые с шишками на концах усики. Длинные щупальца впились присосками в шею парня, они извивались, вздувались и опадали.
Насекомое… оно… вело Радика на поводке.
Света увидела, как на спине монстра поднимаются загнутые книзу жгуты, расправляются в чешуйчатые крылья, которые упираются в потолок и стены. Девушка хлопнула ртом, желая произнести имя подруги, но из легких вырвался жалкий хрип.
Пучок бегущих под потолком проводов неожиданно заискрил, одновременно с этим за спиной девушки разбилось окно. Гигантский крылатый рак, или крот, или сам дьявол добрался до Лили и вскинул вверх клешни. Радик забрался монстру на спину.
– Мамочка! – вскрикнула и тут же затихла Лиля.
Света не видела, что стало с подругой, потому что зажмурила глаза, потому что за спиной продолжали сыпаться на пол осколки, а чьи-то руки подхватили ее под мышки и потянули из пахнущей железом и персиками клетки.
– Осторожно… Сейчас, маленькая… Сейчас…
Она узнала голос Элера, и из глаз, которые Света решилась открыть, брызнули слезы.
– Лиля…
Элер покачал головой:
– Поздно. Прости, что не пришел раньше, я следил за… ним… Осторожно!
Он повел ее в сторону, в обход развороченного изнутри холмика рядом с углом вагончика. Подошвы туфель вязли в комках земли. Элер с ног до головы был грязным. «Он что… полз по подземному ходу за чудовищем?»
Опираясь о руку парня (в другой Элер сжимал металлический прут), она завертела головой: где же патрули? В этот момент кто-то закричал из той части стройгородка, где жили семейные пары.
– Сюда! – Элер потянул ее к забору.
– Ай!
– Извини…
– Да нет. Там! – Она показала.
У высокого тополя шевелилась трава. Земля вдруг поднялась вулканом. Из жерла показались широкие когтистые лапы, а затем четырехглазая, охваченная панцирем голова.
Другое рыхлое пятно проступило перед Светой, стало вспучиваться. Элер подскочил и вонзил в центр прут. Из недр земляного вулкана раздался пронзительный свист.
– На забор! – закричал Элер. – Лезь на забор!
Света вцепилась в горизонтальную перекладину и стала карабкаться. Пальцы горели от заноз. На полпути она обернулась и тут же пожалела об этом.
Огромное насекомое неуклюже мчалось на них, отталкиваясь от травы шестью короткими лапами. Усики-антенны гипнотически покачивались, щупальца целились в людей кожистыми копьями.
На мгновение Света услышала голос… или, скорее, ощущение голоса, его осторожное касание – он уверял, что она так многое упускает, что убегать незачем, что это и есть настоящее, искреннее, теплое… Она увидела исходящее от травы свечение, земля и «кротовьи» горки сделались прозрачными, под ними вспыхнули тоннели, они горели оранжевым, голубым и желтым, пересекали подземные гнезда, соединялись и разбегались, углубляясь в окаменелую плоть, сплетаясь в космический лабиринт, по которому в хитиновых ракетах мчались счастливые люди…
– Маленькая, пожалуйста, быстрее! – Элер взбирался следом, звук его голоса разрушил неумелые чары, отмычка выпала из замочной скважины. – Не слушай их, не верь… Хватайся!
Она отвернулась и вцепилась в протянутую руку.
Элер спрыгнул с другой стороны и помог ей слезть.
Фонарь за забором с громким хлопком взорвался, осыпался тающими искрами.
– Бежим! – сказал Элер.
И они побежали.
Его примеру последовали другие: отделялись от целого. Они мечтали стать кем-то так долго, что, когда это удалось Радику (он взял имя познаваемого), коллективная общность разрушилась, словно изгрызенный ходами земляной вал.
Ему нравилось быть самостоятельной единицей, пользоваться чувствами и мыслями познаваемого (не нравился лишь способ общения), строить нового себя. Эмоции познаваемого стали настоящим лакомством. Он развивал их, доводил до предела, затем разрушал, превращая в новые, более сильные и сахаристые. Он не просто самоотождествлял себя с Радиком, он стал им. Даже решил, что оставит имя, когда познаваемый прервет биологическую отзывчивость и ему придется искать новый образец.
Радик попрощался с той, которая теперь называла себя Лилей, и последовал своей дорогой. Иногда под землей, иногда – и это случалось все чаще – на поверхности. Он встречал новые личности, обретших собственное «Я» сородичей, радовался за них, но и злился: их желания и цели не всегда совпадали. Он думал об эмоциях, которые испытает, совершив некогда запретный акт убийства себе подобного, и от этих мыслей его тело наполняла приятная дрожь…
Закончив, она почувствовала себя счастливой. Познаваемые годились не только для обретения личностного сознания – они оказались идеальной пищей. Трапеза принесла ей гораздо больше, чем насыщение. Еда насытила разум, утолила чувство обиды и неполноценности.
Она посмотрела на исторгнутый желудком мокрый ком, который некогда был светлым костюмом, ярко-красной рубашкой и черными блестящими туфлями, и зажмурилась от наслаждения. Ей захотелось спариться, вырыть и уплотнить гнездо и отложить яйца. Как же прекрасно…
Она сообщила об этом Радику, но не услышала ответ. Сигнал не дошел. Они теряли связь друг с другом. Лиля не расстроилась.
Ее желудок грела любовь.
Они бежали.
Нет, сначала был гул…
Гул. Толчок. Элер пробудился оттого, что его сильно тряхнуло. Стена наклонилась на него, а потом встала на место. Еще не до конца понимая, что происходит, он стащил с соседней кровати сестру и накрыл собой. Трещали стены. Сыпалась штукатурка. В комнату вбежал отец: «На улицу, живо на улицу! Это землетрясение!» Элер вскочил на ноги и с ужасом уставился в пол. Сестра исчезла. Там, где она лежала, зияла темная дыра, тоннель в преисподнюю, по которому поднимался холодящий кровь стрекот. Кто-то дернул за рукав: «Элер!» Он обернулся, собираясь сказать отцу, что Анору забрала похожая на жука тварь, уволокла под землю, но вместо этого открыл глаза…
– Элер! – позвала, будто издалека, Света. – Вставай, уже утро.
Кошмар отступил. Его место занял другой. Сразу несколько: слоистый пирог отчаяния и страха. Съехавшие набок крыши домов, упавшие наружу стены, перевернутые трамваи, разорванные армейские палатки, контролирующие людей огромные насекомые… Его сестра, Анора, на спине стрекочущего монстра…
Семья Элера погибла. Превратилась в мертвый придаток новых хозяев города, которых освободило землетрясение.
– Эл… – Теплая ладонь Светы легла на его закрытые глаза.
Он хотел быть с ней сильным, но сейчас Света не нуждалась в этом панцире, и Элер заплакал, и плакал долго, содрогаясь всем беспомощным телом, как насекомое с оторванными лапками… Лапка-мама, лапка-папа, лапка-сестра, лапка-друг…
– Не надо, не думай об этом, – попросила Света. – Расскажи мне что-нибудь. Что угодно.
– Не сейчас…
Он встал и подошел к краю крыши. Единым фасадом тянулись одноэтажные дома махалля. Переулки-подъезды, тупички, тенистые задворки с топчанами, поверх которых были постелены курпачи. «Как скоро сюда доберутся жуки?»
– Вода может подсказать, что приближается землетрясение, – произнес Элер, глядя на поднимающееся над низиной красное солнце. – Надо делать анализы. Если в воде увеличивается содержание радона, жди беды.