Холодные песни - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич. Страница 70
А Адам, ее Адам… эти истерики, сцены… Над ним издеваются, запугивают? Вот и выдумал себе монстра – страшного мальчика, который делает ему плохо. В задницу этот садик! Все равно ничему полезному не научат. Она сама, они сами… Вот к логопеду отходят и в группу дошкольной подготовки пойдут, писать, считать научатся, тетя-педагог Адаму нравится, потом на курсы английского, а там, глядишь, и аденоиды перерастут… Наладится все, в школу пойдет… Взрослый такой…
Альбина зажмурилась: увидела Адама с ранцем и цветами, свою руку, сжимающую его ладонь, – идут на первый звонок.
Но сначала она сходит в садик, сегодня же, сразу после работы. И если к страхам его сына хоть как-то причастны воспитательницы или нянька (может, они в подсобке плаксивых детей закрывают!), она устроит им… грязную комнату.
Время тянулось медленно. До обеда, после обеда. Она вручную вносила изменения в пожелтевшие планы древнего объекта, а внутри ветвились злоба и жалость. Злилась Альбина на садик: на всю чертову территорию за железным забором, между прутьями которого мог запросто пролезть смекалистый ребенок; на деревянные фигуры сказочных героев и дыры-спуски в старые погреба, похожие на остатки сгнивших зубов; на двери без доводчиков и доски с расписанием; на глуховатую нянечку, заботливо-раздражительную воспитательницу и самых безжалостных созданий на свете – чужих детей. Жалела Альбина себя. Причины жалости слиплись в осклизлый комок, который перекатывался под одеждой, отвлекая от мыслей о сыне. Два или три раза она звонила маме, но запомнила лишь: «Все хорошо, работай». Начальник группы попросил задержаться на полчаса, распечатать пять экземпляров исправленного проекта – утром повезут копии заказчику.
К садику она подъехала в пять минут шестого. Надеясь застать воспитательницу и поговорить по душам, заспешила к калитке главного входа.
В кармане пиликнул телефон.
Мария Мама Оли: «Неходивгруппунемешай».
Альбина смотрела на экран. Что это?
Катя Сад Сема: «Неходинеходиплохаямамаоченьплохогоадама».
Озябшими пальцами она набрала: «Что?»
Катя Сад Сема: «Немешайдетямспатьнеходиукаждогосвоякомната».
Мария Мама Оли: «Спускайсявподвалмамочкиждутонождет».
Альбина подняла взгляд на двухэтажное здание, будто мамаши могли стоять за окном, ухмыляясь и набирая дурацкие пугающие сообщения. «Они там совсем с ума посходили? Их оглоеды Адаму жизни не дают, а они за меня принялись?!»
– Что у вас? Великан? Огромная крыса? – раздался за спиной голос, и от неожиданности Альбина едва не выронила телефон.
Полоумная женщина в старушечьем платке, от миловидности которой остались лишь скупые намеки, стояла в двух метрах за мусорной урной, словно эта преграда должна была успокоить Альбину.
– Оно принимает разные формы, – сказала сумасшедшая тонким уставшим голосом. – Что бы ни рассказал ваш сын, вам лучше в это поверить. Иначе будет слишком поздно…
– Как вас зовут? – выдавила Альбина.
Женщина дернула плечами: глупый вопрос. Но ответила:
– Лида. Сына – Антон. А мужа звали Олег… Садик забрал его.
– Откуда вы знаете?
– Антону снятся сны. Мы сбежали от великана, но Антон продолжает кричать во сне…
– Что случилось?
– Антон заболел, принес из садика ротавирус и… что-то еще… великана. Я не поверила ему, а Олег… кажется, он поверил и пошел разобраться…
Альбина посмотрела на калитку.
– Ваш сын там? – спросила женщина.
– Нет, но….
– Не ходите туда. Не возвращайтесь. Если остались вещи – бросьте. Слышите меня? От этого можно сбежать. Переведитесь в другой садик, смените квартиру, если там происходит что-то странное, а лучше увезите сына из города…
– Это безумие… – прошептала Альбина.
– Это зло! – закричала женщина, и Альбина вновь увидела в ней сумасшедшую, вновь, потому что… еще минуту назад почти поверила ей. – Что-то проснулось под садиком! Вы слышите? Оно прячется в подземных ходах! И кто знает, как далеко они ведут!
Зазвонил телефон. Альбина чиркнула пальцем по изображению зеленой трубки и, выставив свободную руку перед собой – не приближайся! – поднесла сотовый к уху.
– Ты скоро?
– Да, мам. Только хотела зайти в садик… Что-то случилось?
– Адаму приснился кошмар. Плачет уже час, не унимается. Тебя зовет. Я бы не звонила, но…
– Сейчас приеду.
Она сбросила звонок и побежала через дорогу к автомобилю, припаркованному у знака «Строительные работы».
– Не удаляйте ему аденоиды! – крикнула вслед сумасшедшая. – Слышите, не удаляйте!
Альбина замерла у «ситроена». Не оборачивалась. Старалась убедить себя, что ослышалась.
– Это не проклятие, а защита! Они сбивают монстров со следа!
Она открыла дверцу, забралась в салон, воткнула ключ в замок зажигания и через несколько секунд, не пристегиваясь, сдала назад, не заметив, что оцарапала крыло о выкорчеванную из земли бетонную бровку.
О слезах говорили красные глаза, но, когда она вбежала в родительскую прихожую, Адам уже не плакал. Бросился к ней на шею, стал целовать в глаза, щеки, губы, лоб.
– Мам, я соскучился.
– А я как, солнышко! Бабушка сказала, что тебе приснился плохой сон.
– Да, про садик. Что ты зашла туда и вернулась… Но давай не будем об этом, – так по-взрослому произнес он, что она едва не расплакалась.
– Конечно, не будем.
– Мы ведь завтра не пойдем в садик?
– Не пойдем. И послезавтра не пойдем, и после выходных.
– Через пять минут ужин, – сказала из кухни мама.
Адам вырвался из объятий и исчез в гостиной. Альбина увидела стоящего в конце коридора отца, тот призрачно, будто украдкой, улыбнулся дочери и закрыл за собой дверь в кабинет. Альбина зажмурилась, повторила, как мантру: «Хорошо, хорошо…» И измаявшиеся нервные узлы почти согласились с этим.
– Смотри, что мне дедушка подарил! – Адам появился с большим плюшевым псом. – Я назову его Руни-два, хорошо?
– Хорошо, – кивнула Альбина.
Руни-один погиб под колесами красной «ауди», когда пса выгуливал бывший муж. Ответом «Руни попал на небо» Адам не удовлетворился. Прорыдал целый день, начал расспрашивать – о небе, о Руни. Хотел послать своему четвероногому другу письмо. Альбина села и честно записала все, что продиктовал сын, адресатом указала «Облако Руни» и опустила конверт в почтовый ящик. На следующий день она написала ответ: «Привет, Адам. Я на небесах для собак. Играю, бегаю за косточками, веселюсь. Я очень рад, что у меня был такой друг, как ты. Люблю тебя, Адам». Альбина проплакала над письмом десять минут, порвала и спустила в унитаз. Ложь была очень заманчивой и даже казалась правильной, но, как ни крути, она оставалась ложью.
Чем-то грязным.
– Ночуй у нас, – сказал отец, и Альбина сразу согласилась.
Перед сном она провела шутейный («уверена?») обряд экзорцизма в ванной. Святая пенная вода, заботливая мочалка, слова любви – изыди, зло…
– Мам… мам…
– Еще ночь, солнышко. Спи.
– Я ничего не вижу… мам…
– Потому что темно.
– Глаза… Я не могу их открыть…
Альбина взвилась над разложенным диваном, щелкнула выключателем.
Веки Адама – красные, набрякшие, неспокойные – склеились желтой корочкой. Он поднес руки к лицу, но словно боялся его касаться. Рот, предвестник плача, кривился.
– Мам…
– Не волнуйся, полежи. Наши глазки заболели. Сейчас промою.
– Это не больно?
– Нет, солнышко… полежи немного.
На кухне уже шаркала мама: почувствовала, услышала, начала действовать. Поставила чайник на плиту, искала травы.
– Конъюнктивит?
– Похоже, – сказала Альбина.
– Ничего, ничего… Иди к нему, я принесу.
Через десять минут две женщины сидели рядом с красноглазым мальчиком, утешали, вымывали гной, гладили по волосам. Адам дышал ртом и отказывался снова спать. Альбина включила телевизор и нашла круглосуточный детский канал. Шла серия «Утиных историй». В руки Скруджа Макдака попала магическая жемчужина, которая могла сделать хозяина самым умным человеком, то есть животным, на планете.