Страдания и Звёздный свет (ЛП) - Пекхам Каролайн. Страница 33

Джеральдина громко заговорила, прежде чем кто-то из них успел запротестовать: мои дары уловили ее слова сквозь тяжелую дверь, когда она начала рассказывать им об Атласе, который Тайлер только что закончил превращать в неотслеживаемый, и о том, что повстанцам нужно как можно скорее снова выпускать новости в мир, чтобы противостоять желчи, которую льет эта газетенка, «Небесный Таймс», в пользу лжекороля.

Похоже, что планы по этому поводу уже начали осуществляться, и я не стал задерживаться, чтобы услышать об этом еще что-нибудь.

Тори уже дошла до конца старинного каменного коридора, когда я подошел к ней, и она даже не вздрогнула, когда я появился на ее пути и поймал ее за руку, чтобы остановить.

— О чем это ты там говорила? — спросил я, и мы оба знали, что я говорю не о разговоре, который она вела, а о следах, которые она выжгла на столе.

Тори медленно вздохнула и посмотрела на меня, взяла мою руку в свою и приложила кончики пальцев к зазубренной линии шрама, который теперь отмечал ее ладонь. Я посмотрел вниз: клеймо молнии, впечатанное в ее кожу, гудело незнакомой силой, когда я прикасался к нему.

— Я не принимаю эту судьбу, — просто сказала она. — Я отказываюсь от нее, и я отказываюсь от руководства звезд над моей жизнью.

— Что это значит? — спросил я, сведя брови, глядя на ее руку между нами, и жар печи, пылающей в ее коже, согрел меня.

— Я прокляла их, — ответила она просто, как будто в этой идее было что-то простое. — Всех и каждого из них. Я прокляла их и поклялась вырвать свою судьбу из их лап, чего бы мне это ни стоило. Я увижу, как они сгорят, Калеб. И я найду его снова в этой или следующей жизни, прежде чем закончу.

Мои губы разошлись в знак отрицания этого безумного заявления, но было что-то в силе этой клятвы, что остановило любой мой протест и заставило меня сделать что-то немыслимое.

Я взял ее руку со шрамом и положил на свое сердце, на свою голую кожу, опустив свой лоб, чтобы прижаться к ее лбу, позволяя ей почувствовать это бесконечное горе во мне, позволяя ей почувствовать, как глубоко я разделяю ее боль.

— Тогда я предлагаю себя тебе, — поклялся я низким и ровным голосом, прошептав следующие слова, потому что они казались такими важными. — Любым способом, которым я могу быть полезен тебе в исполнении этой клятвы, я предлагаю это. Кровью, долгом, честью или самопожертвованием, я в твоем распоряжении в достижении этой цели.

Тори издала взволнованный вздох, и одна слезинка скатилась с ее глаза и покатилась по щеке, а затем брызнула на тыльную сторону ее горячей руки, где она лежала над моим сердцем.

— Не существует такой глубины, на которую я не погружусь ради этого, — предупредила она меня, и я кивнул.

— Тогда я готов погрузиться вместе с тобой.

Я не был уверен, было ли это намеренно или нет, но магия вспыхнула между нами там, где наши сплетенные руки прижались к моему сердцу, это обещание стало обязательным, когда звезды приняли его к сведению; и искали ли мы их одобрения или презирали его, теперь это не имело значения.

Дело было сделано.

Я путешествовал по звездной пыли в сторону своего поместья, темная форма Лавинии извивалась в размытой тени на моей периферии. Я материализовался на лужайке, желая проверить Варда и разлом, за которым он присматривал, но как только мои сапоги коснулись травы, передо мной возник бушующий огонь. Моя усадьба пылала со всем хаосом огня Феникса, красное и синее пламя пожирало то, что осталось от моей драгоценной обители. Жидкое золото извергалось из руин, как лава, каждое золотое украшение в моем доме было уничтожено шлюхой Вега.

Из моих легких вырвался сокрушительный рев, и я полностью потерял контроль над собой, мой Дракон вырвался из моей плоти и разорвал мою одежду. Я взлетел в небо, когда Лавиния вскрикнула, превратившись в дым, и понеслась рядом со мной. Я срочно пронесся над домом, жар пламени омывал меня, а ярость поглощала меня. Я охотился за девушкой Вега и ее сообщниками, отчаянно желая схватить их и убить за это. И я не успокоюсь, пока не увижу, как их разорвут на части за это.

— Нет! — крикнула Лавиния, когда мы пролетели над алтарем из черного камня во дворе на заднем дворе моей обители, все мои пленники исчезли, а разлома нигде не было. Теперь бывшие Советники были свободны и могли попытаться оспорить мое правление, как и в ту ночь, когда я захватил их в плен. Но я предвидел их предательство, был готов к нему, ждал его.

Они появились в моем поместье как раз в тот момент, когда Стелла открыла новый разлом, и, как и предсказывал Вард, начали протестовать против моих последних решений, спорить о Центрах Туманной Инквизиции и моих великих планах для этого королевства. С меня было довольно. Мне не нужно было, чтобы они кусали меня за лодыжки, угрожали мне своей силой и объединялись в группы, пытаясь утихомирить меня. Лавиния все равно хотела их для своего разлома, и хотя я не хотел отдавать моей жене больше власти, чем нужно, это было очевидным решением проблемы Советников и их потомства.

Достаточно было пригрозить их маленьким детям, чтобы заставить их подчиниться моей власти. Младшие щенки Антонии так легко закричали, когда я приставил нож к их горлу, и тогда все трое Советников подчинились. Слабость. Такая отвратительная слабость — пожертвовать собой ради каких-то хлюпиков, которые, скорее всего, никогда не обретут полную силу.

Лавиния и я подчинили их вместе с Запасными, привязав их к разлому без единого дуновения магии. А остальные члены их бесполезных семей послужили хорошим стимулом для того, чтобы они продолжали подпитывать разлом своими силами, продолжали бороться, несмотря на усталость и потерю надежды. Да, на этот раз Вард не ошибся в своих прогнозах. Он даже сумел проникнуть в сознание предательских мерзавцев, которые когда-то клялись мне в верности, и нашел хитрый способ Мелинды связаться со своим старшим сыном. Это стало глазурью на торте — заманить Наследников сюда с помощью ее кристалла и услышать, что они тоже стали жертвой моих планов и были обездвижены на ониксовом алтаре.

Но теперь все это, каждый кусочек был разбит вдребезги — эта сука Вега ворвалась сюда в темноте ночи и испепелила мой прекрасный особняк. Я не знал, как ей это удалось, пока она страдала от тяжести своего поражения на поле боя, но отрицать этого было нельзя, когда я кружил вокруг своего прекрасного дома, рыча от ярости и ужаса, эхом разносившегося по выжженной земле. А где были мои нимфы? Где был Вард? Хоть кто-нибудь, кто мог бы сообщить об этом нападении?

Я сделал круг над домом и приземлился на выжженную лужайку перед тем, что когда-то было моей прихожей, и земля вздрогнула под моим весом, прежде чем я снова превратился в человека. Лавиния материализовалась передо мной, подбирая с земли мою нефритово-зеленую мантию, застежка которой была разрушена во время моего смещения, но длина ее осталась целой. Я выхватил мантию из ее рук и накинул на плечи, прежде чем подойти к инферно, которое вилось к небу, поглощая все вокруг.

Я потянулся к нему, пытаясь схватить пламя, чтобы потушить его, но оно разгорелось еще жарче, заставив меня отдернуть руку с проклятием ярости.

Я повернулся к своему поместью, огромные деревянные двери застонали, поддавшись пламени, и сорвались с петель с оглушительным грохотом, который пронзил меня до глубины души.

— Нет! — прокричал я в ярости, бросая вызов, и побежал вперед, перелезая через них и пробивая проход внутрь.

— Мой король — это небезопасно! — кричала мне вслед Лавиния, но мои мысли были прикованы к моим самым ценным сокровищам в хранилище. Я должен был добраться до них и вытащить их из глубин этого проклятого огня, который стремился поглотить все, что я присвоил себе.

Жар этого пламени обрушился на меня с лестницы, и мой портрет в форме Дракона на вершине лестницы растаял под интенсивностью огня. Все горело, огонь жадно уничтожал лестницу, а золотые перила были лишь оплавленными лужами металла, растекающимися по плитке, испорченными и опустошенными, потерявшими свою ценность.