Страдания и Звёздный свет (ЛП) - Пекхам Каролайн. Страница 4

Мерисса моргнула и шагнула немного ближе ко мне, ее глаза наполнились слезами, которым она не дала пролиться.

— Ты сможешь найти путь через это, — сказала она. — Есть много темных путей, но я вижу проблески надежды.

— Но нет никаких гарантий? — взмолилась я, и она покачала головой, заставив моего отца в отчаянии повернуться к ней.

— Должно быть что-то, о чем ты можешь ей рассказать, что-то большее, — надавил он, взяв ее за руку, его глаза умоляли.

— Я не могу сказать больше об этом, — сказала она, склонив голову в знак извинения.

— Стану ли я смертной? — прошептала я, и Мерисса снова посмотрела на меня, ее нижняя губа дрожала, когда она пыталась сохранить самообладание.

— Отсюда трудно увидеть твое будущее. Мне жаль, любовь моя, но я не могу исключить, что ты станешь смертной, — сказала она со страдальческим видом, и эта правда словно нож полоснула меня по горлу.

— Нет, — буркнул мой отец. — Должен быть способ избежать столь тяжкой участи.

Глаза моей матери снова расфокусировались в поисках ответов, и отец оставил ее, переместившись к зеркалу так, чтобы я могла видеть только его.

Хэил тяжело сглотнул, затем поднял подбородок, и на его лице отразилась свирепость короля. — Гвендалина, я хотел бы пройти сквозь это стекло и быть рядом с тобой в этот момент. Но знай: ты — Вега. Твоя кровь — королевская и более могущественная, чем все, что ты можешь себе представить. Ты можешь двигать небо, если захочешь, но ты должна изгнать все сомнения из своего сердца, потому что они украдут у тебя эту силу. Ты понимаешь меня?

Я проглотила острый, как бритва, комок в горле и кивнула, мои глаза изучали каждую черточку его лица, и я старалась запомнить его таким, как сейчас, как человека, который действительно видит меня, который смотрит мне в глаза и разделяет со мной настоящий момент.

— Мне страшно, — призналась я. — Я так боюсь того, во что я превращаюсь.

Его челюсть напряглась, а правая рука сжалась в кулак. — Я знаю, каково это — бояться такого, — сказал он тихо, как будто признание оставило в нем боль. — Но ты сильнее меня, сильнее своей матери. Ты, твоя сестра и твой брат удивительны, ты даже не представляешь. Я клянусь, ты сможешь победить все, что тебя мучает.

— Папа, — прошептала я, открывая рот, чтобы рассказать ему все, что я знала о том, как Лайонел настраивал разум моего отца против него самого, что каждый плохой поступок, который он когда-либо совершал, не был его виной. Но моя мать вынырнула из своих видений и срочно бросилась вперед.

— Пора уходить, дорогая. Судьба меняется. Мы любим тебя. Надежда есть, знай это. Не забывай об этом, — она поцеловала свою руку, протягивая ее ко мне, когда их видение начало исчезать.

Меня охватила паника, когда я почувствовала что их присутствие оставляет меня позади в холоде и темноте.

— Подождите, — задыхалась я.

— Еще немного, — умолял отец, но мама печально покачала головой, и он повернулся, чтобы взглянуть на меня в те последние мгновения между нами, которые так быстро промчались.

— Мы любим тебя, Роксанию и Габриэля, до глубины наших сердец, — сказал он яростно, и эти слова прозвучали в глубине моего существа, сшивая воедино давно сломанные вещи.

— Всегда и навечно, — подтвердила мама, и у меня на глаза навернулись слезы.

— Я тоже вас люблю. Пожалуйста, останьтесь, — умоляла я, но видение уже исчезало.

— Не забывай отвечать за свои поступки. Если ты владеешь оружием большим, чем то, которое каждый может назвать своим, только сила твоего сердца может направлять его, только сила твоей воли может сдерживать его. Познай себя и овладей каждой частичкой себя. Я уверен, что ты никогда не потерпишь неудачу так, как потерпел ее я, — обратился ко мне отец.

Они вдвоем впились в меня взглядом на последнюю секунду, затем серебристый свет исчез, и я осталась с яркими пятнами, пляшущими в моем зрении. Вода подо мной снова стала угрожающе темным бассейном, и я уставилась в бездну, желая вернуть их к существованию. Но их не было.

Я вытащила свои замерзшие руки из воды и откинула голову назад к небу, обнаружив, что луна поднялась достаточно высоко, чтобы взойти на горный пик справа от меня.

Тишина давила, и я села на пятки, держась за слова родителей, утешаясь тем, что Тори и Лэнс все еще живы. Но одиночества и тягостной тишины было достаточно, чтобы я почувствовала себя самым маленьким существом на земле.

Отец сказал мне полагаться на силу своего сердца, но комок бьющихся мышц, запертый в моей груди, был опустошенным, разбитым, запятнанным столькими грехами, что я знала, что оно уже никогда не будет чистым. Теневой Зверь позаботился об этом: проклятие на мне исказило все добро, которое я когда-то считала своим, и сделало его неважным, как песок, прилипший к берегу. Прилив теней вскоре снова настигнет его, сметая эти рассыпанные зерна в водоворот хаоса, который я не надеялась победить. Кусочек за кусочком, эти частички похищались, и я боялась того, что останется от меня, когда они исчезнут. Возможно, вообще ничего.

Ночь нависла надо мной, звезды, казалось, шептались между собой на черном небе, и пока они строили свои планы и планировали наши судьбы, меня охватил глубокий и ужасный страх, что худшее еще впереди.

Горе парализовало меня так надолго, что время потеряло смысл. Мое тело онемело, я так и осталась стоять на коленях в крови и грязи поля боя, прижавшись лбом к безмолвной груди человека, которого любила.

Дариус все еще лежал подо мной, и клинок из солнечной стали, пронзивший его сердце, лежал в грязи рядом с нами, испачканный нашей кровью, а моя рука постоянно капала красным на его ледяную кожу.

Рыдания перешли в слезы, а слезы перешли в тишину, пока не остались только он и я, оба холодные и пустые, лежащие в опустошении, оставленном битвой.

Прошло несколько часов, бесчисленное количество времени ускользало, пока мое сердце раскалывалось и разбивалось на тысячу несоединимых кусочков. Каждая мягкая часть меня затвердела, превратившись в жестокую оболочку той девушки, которой я была с Дариусом.

Мои крылья лежали над нами, заключая нас двоих в гроб из золотых перьев, и у меня не было желания выбираться из этого без него. Но даже когда я лежала здесь, дрожа и чувствуя себя более безнадежной, чем когда-либо прежде, была одна-единственная вещь, которая удерживала меня здесь, на этой проклятой земле. Одно, что удерживало мою руку, когда я подумывала взять этот клинок и вонзить его в собственное сердце, чтобы заставить боль внутри него прекратиться и последовать за моей единственной великой любовью в мир иной.

Дарси была где-то там.

Моя вторая половина. Моя душа. Мой близнец.

Поэтому в течение нескольких часов, прошедших с тех пор, как слезы высохли на моих щеках, я заставляла себя думать о ней. За то время, что мне потребовалось, чтобы рассыпаться, разорваться и смириться с потерей единственного величайшего желания моего сердца, я не забывала о ней.

Она нуждалась во мне. Неважно, насколько поврежденными и сломанными были мои останки.

Я обхватила челюсть Дариуса рукой и нашла холодные губы в последний раз, нежно целуя его и выдыхая свою любовь к нему в воздух, который окружал нас, пока я заставляла себя отпустить его.