«Крот» в генеральских лампасах - Чиков Владимир. Страница 29

— А как вам стали известны эти данные?

— Но я же был руководителем американского направления в ГРУ.

— О’кей! Недавно нами был арестован ваш разведчик-нелегал Вольф. Кто из ваших коллег являлся его оператором? И что он передавал вам?

— С Вольфом работали полковник Едемский, подполковник Шумаев и капитан третьего ранга Петров. А передавал он нам планы строительства вооруженных сил США, различные доклады американской военной разведки, секретные уставы и наставления.

— Кого еще вы можете назвать нам?

— Агент Росман. Он выходец из России. Гражданин США. Классный инженер-электронщик. Добыл для нас около ста пятидесяти ценных образцов военной техники и документальных материалов по ВВС, ПВО, ракетной технике, радиолокационным системам и другим, не менее важным, техническим вопросам. За все это ему было выплачено более полумиллиона долларов. А работали с ним офицеры нью-йоркской резидентуры Галаган и Ефимов.

— Кто еще из агентов стал вам известен по работе в Москве?

— Агент Мики. Американец. Главный сержант. Служил начальником канцелярии в управлении кадров Командования войск готовности. Завербован на материальной основе капитаном первого ранга Борисом Поликарповым в Вашингтоне. Для связи с ним был задействован в Нью-Йорке конспиративный адрес агента Дитрина, с которым работали наши офицеры Аленочкин, Калачев и Меженин. К личному делу агента Дитрина доступа я не имел, поэтому сказать о нем ничего не могу. Выходите на него через Мики [42].

— Какими материалами снабжу он вашу разведку?

— Особо важными по химическими биологическому оружию. Какие конкретно, я сейчас уже не помню, потому что знакомился с его делом три года назад и больше доступа к нему не имел.

— Что-то с памятью у вас, мистер Поляков, стало вдруг плохо. А ведь раньше, в Нью-Йорке, — Джон Мори лукаво улыбнулся, — она была у вас отменная…

— Она у меня по-прежнему отменная и нестареющая. А если и подзабыл что-то, то это от переизбытка запоминания большого объема оперативно значимой информации, которую я не записывал, а держал в голове на протяжении трех лет работы в Москве. Так что из-ви-ни-те, — растягивая это слово, пояснил Топхэт.

— Я охотно верю вам, мистер Поляков.

— О’кей. Назову вам еще одного ценного агента. Это сержант ВВС Карел. Он был завербован нами в Марокко, откуда его перевели потом в Вашингтон.

— Подлинную его фамилию помните?

— Да. Герберт Беккенхопт.

— А агента Мики?

— Джозеф Кассиди.

— Прекрасно. А что вы можете сказать о названной мне три года назад Мэйси?

Мори вел беседу в спокойной манере, чувствовалось, что он обдумывал каждое предложение и каждый свой вопрос.

Поляков сразу насторожился и, не отрывая встревоженного взгляда от американца, задал встречный вопрос:

— Вы установили ее?

— Да. Она была мисс Глен Морреро Подцесски.

— Она была советской разведчицей Марией Антоновной Добровой, — поправил его Поляков.

— Но арестовать ее мы не сумели, вернее, не успели.

— Как понимать «не успели»? — еще больше насторожился Топхэт.

— Чтобы выявить ее связи, мы постоянно вели за ней круглосуточное наблюдение. Она обнаружила это и через некоторое время попыталась незаметно исчезнуть из Нью-Йорка. Мы сопровождали ее до Чикаго. В отеле, где она остановилась, предложили сотрудничество с нами, обещая ей хорошую жизнь и полную свободу. Мэйси попросила дать ей немного времени, чтобы обдумать заманчивое предложение. Когда наши люда вернулись в ее номер, то увидели, как она мгновенно выбежала на балкон, вскочила на перила с заранее подставленного стула и выбросилась с девятого этажа…

Сказав это, Джон стал внимательно наблюдать за реакцией глубоко задумавшегося мрачного Топхэта. После почти минутного молчания с комом в горле Поляков произнес:

— Мне очень жаль эту талантливую и красивую женщину. Я хорошо знал ее. Жаль, что она так распорядилась собой. Зачем она вместо предоставляемой ей жизни и свободы предпочла такую страшную смерть? Я этого не могу понять!

— Нам тоже это было непонятно. Но, видимо, не зря говорят, что русская душа — потемки, — пробормотал в ответ американец.

Чтобы как-то разрядить возникшее напряжение и вернуться к разговору, «бизнесмен» Мори с воодушевлением произнес:

— Зато такая смерть была эффектной! Мэйси стала самоубийцей по собственной воле, и Бог ей судья. Если у вас больше нет информации об агентах, работавших в США, то на сегодня мы закончим на этой траурной волне.

Все еще в печальной задумчивости Топхэт, скользя глазами по стенам гостиничного номера, вдруг с негодованием возразил:

— Нет уж! Лучше на оптимистической! Воевать так воевать, коль все еще продолжается холодная война. Я назову вам сейчас подлинные имена нескольких агентов, и тогда мы на этом закончим.

— О’кей! — воскликнул Мори.

Вскинув голову, Поляков стал не спеша, чтобы американец успевал записывать, перечислять настоящие фамилии агентов и разведчиков-нелегалов Агнессы, Сана, Бартона, Челса, Дины, Вилды, Джина, Сина и Гарри.

Закончив делать пометки, Мори произнес:

— Поскольку вы назвали сейчас агента Сана, он же Каарло Туоми и Рудольф Робертович Састомойнен, то я должен сообщить вам, что он был арестован нами. Тогда же журнал «Ридерз дайджест» проинформировал своих читателей о готовящейся к выходу в свет книге Джона Баррона под названием «КГБ» и напечатал одну из глав этой книги. Она посвящена разоблачению Туоми, и в ней же, как бы это ни было прискорбно, несколько раз упоминается имя советского полковника Полякова. Причем рассказывается, как вы готовили в Москве нелегала Туоми к работе за границей и как вы внимательно обследовали все его вещи, дабы он, упаси Бог, не прихватил с собой в чужую страну что-нибудь советское, что могло потом скомпрометировать его…

Поляков, едва удерживаясь от резких выражений, схватился руками за голову и, испытывая невероятное потрясение, возопил:

— Да вы что там. в своей Америке совсем охренели! Почему вы позволили эту публикацию?! Меня же после нее поставят к стенке! Эх, мать вашу за ногу! Что же вы, сволочи, натворили!

Свирепея, Поляков кричал площадным матом, потом, сбросив с лица руки, совсем сник.

Взглянув на американца испепеляющим взглядом, Поляков пробормотал:

— Не представляю, что теперь будет со мной?

— Ничего не будет теперь, в этом я уверен, — начал оправдываться Мори. — Статья в журнале написана так, чтобы не провалить вас. В ней ничего не говорится о вашей разведдеятельности и о поддержании вами связи с нелегалом Туоми. Кроме того, мы добились проведения суда над Туоми в закрытом заседании, чтобы все известное ему и все сказанное им не стало бы достоянием гласности и тем самым не навредило бы лично вам. Недавно книга Барона вышла в полном объеме. И мои коллеги так отредактировали ее, что читатель не найдет в ней упоминания о полковнике Полякове. Так что не надо сердиться, мистер Поляков.

Топхэту после всего этого не хотелось вести с американцем пустые разговоры. И Джон Мори, словно угадав его желание, предоставил ему такую возможность: он проводил его до выхода из своего отеля…

В последующие три встречи, которые проходили в том же отеле «Инья-Лейк» с интервалом в один месяц, Мори интересовали в основном вопросы, соответствовавшие профилю его работы в ФБР:

Мори: Скажите, как отразился провал Мэйси и ее оператора Масленникова на других сотрудниках ГРУ?

Поляков: Масленников два года назад был уволен. На других сотрудниках центра этот провал никак не отразился, за исключением генерала Внуковского. На него возложили всю вину за тот случай в Нью-Йорке и перевели на второстепенную работу в Институт иностранных языков.

М.: Аналогичный вопрос в отношении Толоконникова, когда он был резидентом ГРУ в Англии, и его заместителя в то время Павлова после расстрела Пеньковского?